Когда он подошел к первому стойлу, в его манерах невольно появилось напряжение, но лошадь, годовалая кобылка, была в целости и сохранности. Точно так же, как и ее сосед, крупная лошадь, которую демонстрировали на скачках при конном заводе с целью продажи.

Картрайт снова посмотрел на ворота, как будто хотел удостовериться, что он на самом деле обнаружил задвижки не запертыми. Нигде не было слышно ни звука, даже в большом доме, расположенном в пятидесяти ярдах от двора.

Картрайт взглянул на Шустринга, круп которого находился близко от двери, голова у лошади была опущена, она спала. Картрайт в который уже раз полюбовался великолепными, с его точки зрения, данными скакуна и удовлетворенно кивнул, припоминая все то, что он по этому поводу говорил Дженкинсу.

Рядом с Шустрингом помещался рослый гнедой, обещавший стать великолепной лошадью для охоты, а потом было стойло Сильвера.

Картрайт подходил к этому стойлу с каким-то замиранием сердца, вызванным почти благоговейным преклонением, испытываемым всеми без исключения перед этой лошадью. Он невольно пошел на цыпочках, боясь потревожить сон животного.

Тихонько отворив верхнюю половину дверцы, он заглянул внутрь, не сомневаясь, что увидит и здесь повернутый к нему серый круп красавца.

Но он увидел, что лошадь лежала на боку, и это зрелище его так потрясло, что он пару секунд стоял в оцепенении, судорожно хватая воздух раскрытым ртом.

Потом он услышал подозрительный шорох где-то сбоку у самого стойла, а когда повернулся, увидел фигуру человека, стоявшего с поднятой рукой, в которой был зажат какой-то предмет.

— Нет! — простонал старик. — Нет!..

Человек яростно ударил его по голове.

Старый Картрайт почувствовал и силу и жгучую боль от удара, но не смог закричать. Он упал снаружи за дверью, однако, как ни странно, сознания не потерял и попытался спастись. Очутившись на земле, он постарался как можно скорее подняться на ноги, но в голове и в груди у него была такая резкая боль, что он не смог этого сделать. Тогда он попробовал позвать на помощь, но из груди вырвались лишь какие-то хриплые звуки. Он почувствовал, что открылась дверь и к нему приближается мужчина. Он точно знал, что это мужчина, по крупным ногам человека во фланелевых брюках. Тогда он поднял голову, насколько мог, и увидел расплывчатую фигуру, склонившуюся над ним и загораживающую от него тот тусклый свет, который доходил до двора.

Картрайт снова выдохнул свое «Нет!» Он испытывал ни с чем не сравнимый ужас, потому что прекрасно сознавал, что намеревается сделать человек. Старик попытался закрыть свою обнаженную голову руками, но уже было поздно. Страшные удары обрушились на нее, удары точные и безжалостные.

После четвертого удара Картрайт потерял сознание.

Человек, наносивший удары, стоял над ним, нерешительно поглядывая в сторону сарайчика, из-под двери которого пробивался свет. Дверь оставалась плотно закрытой.

Тогда человек схватил невысокого Картрайта за ноги и потащил его в стойло Сильвера. Он бросил его в угол, потом завалил сверху сеном, так что труп был совершенно закрыт. На полу оставался узенький кровавый след, тогда преступник подхватил на вилы сена и засыпал полоску. И все это время лошадь лежала совершенно неподвижно на боку.

После этого убийца ушел.

Он снова посмотрел на сарай. Все тихо. Дверь закрыта. Тогда он осторожно прикрыл обе половинки ворот конюшни, прошел по кирпичам, проложенным вдоль стены, к мягкой дорожке, по которой выводили лошадей. Здесь вообще не было слышно его шагов. Подбежав к дверце, он обратил внимание на то, что обе задвижки теперь были закрыты. Еле слышно выругавшись, он оттянул их назад. Одна из них при этом издала противный визг. Убийца оглянулся и увидел, что дверь ночной сторожки отворяется и на освещенную землю падает длинная, неправдоподобно большая тень подростка.

Однако из сарайчика человека не было видно, но ему предстояло еще открыть дверцу в воротах и выскочить наружу. При этом он понимал, что парнишка непременно заметит его.

И, действительно, Сид уже смотрел в его сторону.

— Это ты, пап!

Убийца оттянул назад непослушную тугую задвижку, больше всего опасаясь, что она снова заскрипит. Сам он не двигался, шевелилась только его правая рука, и все время он глядел на паренька.

— Папа?

Задвижка скользнула назад, убийца отворил дверцу и выскользнул наружу. При этом он услышал истошный крик Сида:

— Сто-о-ой!

Убийца захлопнул дверцу и бросился на другую сторону дороги, где его ждала машина с невыключенным мотором. Водитель высунулся и распахнул дверцу.

— Стой! — снова раздался голос паренька, на этот раз гораздо ближе.

— Он вас видел? — обеспокоенно спросил водитель.

— Только издали… Поехали!

— Уверены?

— Поехали же!

Машина сорвалась с места. Убийца забился в уголок, выглядывая из заднего окошечка. И хотя освещение было плохое, он увидел, как растворилась дверь в воротах. На минуту появился парень, выделяясь на фоне призрачного света, исходящего со двора. Машина промчалась мимо дома, в котором жили Гейлы, проскочила деревню и направилась дальше, под уклон.

Сид Картрайт смотрел на удаляющиеся красные огни машины, которые постепенно поглощала ночь. Он ясно слышал песню шумного мотора, но не думал о важности этих примет. Он поежился от холода и неприятного чувства одиночества, повернулся и осмотрел пустынный двор. Потом громко крикнул:

— Папа?

Ответа не было. Тогда он побежал к ближайшему стойлу, отметив попутно свет в окне квартиры, где жил Дженкинс с женой. Было удивительно, что старший конюх его не слышал.

Можно было побежать прямо к Дженкинсам или же подать сигнал общей тревоги. Но Сид не был уверен, что для последнего имелись основания, поэтому он решил сначала удостовериться, что с Сильвером, понимая, что если что-то действительно случилось, то старый Картрайт будет там.

Открыв верхнюю половину дверцы, паренек сразу же увидел неподвижно лежащую на боку лошадь. Ее поза убедительно доказывала, что произошло какое-то несчастье. Но куда мог деваться отец?

— Па-ап! — во весь голос заорал Сид и помчался к колоколу, прикрепленному снаружи сторожки, чтобы подать сигнал тревоги.

— Папа! — завопил он еще раз, да так пронзительно, что дверь квартиры Дженкинса отворилась, и старший конюх спросил:

— Что случилось, Сид?

— Мистер Дженкинс, скорее спускайтесь. Что-то стряслось с Сильвером, и я не могу найти папу.

— Звони в колокол! — распорядился Дженкинс, закрывая окно.

— Мне кажется, я не в настроении играть в вист втроем, — капризным голосом заявила Кэтлин, — в нем нет той остроты, что в игре парами.

Она скорчила гримасу мужу своей сестры.

— Думаю, придется последовать варварским деревенским обычаям и идти завалиться спать! Сколько времени, а?

— Половина одиннадцатого, — ответила Дафния, подавляя зевок.

— Я прекрасно понимаю всю необходимость и разумность раннего вставания? — продолжала Кэтлин, — и даже чувствую себя усталой, когда в глазах Джона буквально написано, что время идти бай-бай.

Гейл собирал карты.

— Я сейчас поставлю чайник, и мы все… — начал было он, но тут раздался настойчивый и требовательный звук колокола общей тревоги из конюшен. Джон замер. Дафния зажала рот рукой, чтобы не закричать от ужаса.

— Что это? — спросила Кэтлин, — что случилось?

— Оставайся у телефона, — распорядился Гейл, а сам побежал к черному ходу. Он так волновался, что несколько раз споткнулся, а колокол между тем продолжал звонить о нежданной беде и созывать всех, кто жил поблизости.

— В чем дело? — требовательно спросила Кэтлин.

— Это Шустринг! — ответила Дафния. — Могу поспорить, что Шустринг. Ненавижу эту лошадь!

К этому времени Гейл уже выскочил из дома и бежал по дорожке, ведущей из заднего садика в большой двор перед конюшнями. Достигнув ворот, он услышал шум голосов и увидел свет, но сами ворота оказались на запоре. Гейл закричал, сразу же кто-то побежал в его направлении. Голос Дженкинса спросил: