Сапфир вскинул голову, выражение светящихся голубым нечеловеческих глаз было пугающе человеческим. Потрясение. Боль. Страх.

— Что? Что со мной?.. — прошептал аним. — Почему так… больно?

Он согнулся, со стоном хватаясь когтистыми руками за голову, едва не скальпировав себя. Осел на пол, всхлипывая и тихо поскуливая. Вейтлинь бестолково заметалась вокруг него, в разуме её вспыхивали разнообразные заклинания проверки состояния кукол. К сожалению, в живых созданиях она разбиралась слабо.

— Ох, Сапфир, не умирай!.. Сейчас я позову кого-нибудь!.. — метнулась было прочь…

Удар.

Под ноги попалось что-то длинное, мохнатое, рыжее… Вейтлинь покатилась, больно ушибившись, села, мотая головой. Что это было?

Сапфир только что дал ей подножку. Крылом.

Она вскочила…

— Не надо, — аним протянул руку и сцапал девушку за ногу, та снова упала, с ужасом ожидая скрипа взрезаемой кожи и плоти, хруста костей. Но Сапфир не спешил пускать в ход свою чудовищную силу.

— Отпусти!.. — взвизгнула Вейтлинь. — Я позову магнуса…

— Не надо!.. Я… я уже в порядке.

Сапфир всё же отпустил её, тяжело дыша, сел, поднялся, опираясь на стену, словно раненый. Морда его гротескно исказилась, Вейтлинь едва не заорала от ужаса… а потом поняла, что аним пытается улыбнуться.

Кукла наклонилась, подхватила её подмышки и легко поставила на ноги.

— Нет нужды кому-нибудь сообщать. Я уже в порядке. Справлюсь сама — всегда справлялась.

— Сама? — тихо переспросила Вейтлинь. — Справлялась?

Свет погас.

И снова разгорелся.

Хегор смотрел, как медленно путешествует по стене красный закатный луч. Своего тела он не ощущал. Мысли были лёгкими и полными безразличия.

Что, это и есть смерть?

Он попробовал шевельнуться, и мгновенно перестал ощущать себя бесплотным облачком духа, вернулось ощущение тела.

И мало того.

Сознание Хегора погребло под множеством впечатлений. Он вдруг стал чувствовать и понимать всё — и изменения в своём теле, давшие возможность переварить смертельную для любой нежити дозу серебра, и недавние хрящевые и мускульные вставки, укрепившие скелет, и запасы чёрной жидкости под кожей, которую можно модифицировать усилием воли, и способ мышления своего метаморфа…

И вовне — Хегор видел сотни оттёнков сотен цветов, и невидимую часть спектра, электромагнитные лучи и радиоволны…

Слышал, как падают пылинки, как внизу, во дворе, ползёт гусеница по травинке, как потрескивают, остывая, стены старого замка, слышал, как работает его собственное тело…

Обонял камень, впитавший в себя запахи людей, и почти видел, как многие лета назад эта комната и весь замок были полны жизни.

Чувствовал едва заметное движение воздуха, чувствовал чеканку монет, на которых лежал, — некоторые уже вплавились в его плоть.

Мгновение — и пугающее ощущение всезнания пропало. Хегор подхватился с пола, сел, ошарашенно мотая головой. Несколько раз судорожно зевнул. В желудке ощущался комочек золотой монеты, — ненароком проглотил с остальными серебряными. Монета постепенно переваривалась.

Хотелось есть.

Хегор с отвращением покидал старинные монеты обратно в остатки сундука. Серебро теперь лишь чуть покалывало. Хегор воткнул камни обратно, растёр в ладонях грязи, замесил на слюне, пытаясь замаскировать следы вторжения, набросал древесной трухи. Подобрал какую-то истлевшую тряпку и долго ею махал, подняв тучу пыли. Осядет, и следы будут незаметны…

— Ну и зачем я это делаю? — спросил себя. — Расчитываю, что ли, вернуться?..

Он попятился к выходу из башни, но замешкался у двери.

Можно? — спросил.

Можно, ответил тот-кто-внутри, и Хегор подошёл к окну. Высоко…

Не давая себе возможности передумать, встал на подоконник, протиснулся, — даже здесь, на самом верху башни, окна были словно бойницы, — и шагнул вниз.

Свистнул воздух, камни двора больно ударили по ногам. Хегор сложился вдвое, спружинил, при этом угодил коленями себе в подбородок и… сильно прикусил язык, едва вовсе не отхватив острыми зубами.

Неловко завалился на бок, прислушался к телу, — оно быстро залечивало повреждения от удара. Их было немного, больше всего пострадал язык.

Впрочем, он уже зарос.

Хегор потянулся, с удовольствием ощущая лёгкость и необыкновенную свободу. Не в первый раз подумалось, что быть мёртвым не так уж плохо — и на этот раз Хегор не спешил гнать крамольную мысль.

Перекусив тем, что нашлось под ногами, Хегор зашагал прочь из замка.

Несколько дней он бесцельно скитался по горам и долинам. Осина бессильна. Высота скал оказалась недостаточной, — а теперь и хватит ли величайших вершин? — слишком прочным сделал его тот-кто-внутри. Серебро не оказало действия.

Что же может прервать эту странную не-жизнь?..

Возможно, его могут убить люди. Но Хегор не собирался это проверять, зная, что тот-кто-внутри в опасной ситуации может погасить его рассудок и действовать сам. С его-то скоростью, защитой и мощью сколько воинов и даже магов он порвёт в клочья перед тем, как его сделают окончательно мёртвым?

Голодом уморить себя тоже нельзя было. Стоило хотя бы несколько часов ничего не есть, настроение портилось, потом мутилось сознание, всё вокруг представлялось лишь пищей… Хегор знал, если он и дальше будет игнорировать настойчивый голод, мир погаснет. Останется только стремительное движение, предсмертный писк жертвы, а потом он очнётся, перепачканный кровью, рядом со зверем с выеденными внутренностями.

Стараясь не доводить себя до такого состояния, Хегор практиковался в охоте, в рыбной ловле. Ел все найденные грибы и ягоды, и ядовитые тоже, — давным-давно убедился, что и они не могут нанести ему вред.

Ещё он учился лепить, — управлять своим телом. Отращивал чешую, шерсть, когти, чуть ли не копыта, по своему разумению распределял ресурсы внутри себя, чтобы всё происходило быстрее. Иногда тот-кто-внутри не слушался или просто не понимал его, но часто всё получалось, и Хегор чувствовал, что ему начинают нравится такие превращения. Раскаивался, обещал, что больше никогда… А потом снова ловил себя на "лепке".

Косуля, пугливо прядая ушами, наклонилась к воде. Хегор примерился, готовясь сигануть с дерева, но тут вниз порхнула чешуйка коры и вспугнутая добыча, не тратя времени на оглядки, тут же сорвалась с места.

Хегор проводил её разочарованным взглядом, тихо ругнулся. Ничего не поделаешь, придётся…

Но тут из-за поворота тропы раздался предсмертный вскрик. Хегор спрыгнул с дерева и поспешил в ту сторону. Охотник он был не слишком удачливый, и время от времени приходилось отбивать честную добычу у небольших хищников. Было достаточно угрожающего рычания и неспешного наступления. Как правило, хищники сторонились его, и очень редко нападали. Ну а кто совершал такую глупость, очень быстро присоединялся к добыче.

Нет, это, пожалуй, не отступится, оценил Хегор, вылетая из-за поворота. И, понятно, будет возражать, если его попытаются ограбить. И даже если Хегор одолеет, есть это он всё равно не будет…

Все эти мысли промелькнули во мгновение ока, ужас ударил, словно боевое заклинание, но на смену ему тут же пришла ослепляющая ярость.

Хегор одолел последние метры и в прыжке сшиб с ног громадного стенолома.

Сцепившись, они покатились и врезались в кусты по бокам тропы. Лёгкий Хегор оказался снизу, стенолом вдавил в землю, с рёвом попытался расплющить… и отпрянул, рявкнул озадаченно, когда хлипкий с виду противник стал выжимать все без малого два центнера его веса.

Тот-кто-внутри торопливо штопал повреждения. Хегор ощутил, как хрустят рёбра, мускулы рук и ног наливаются едким огнём. Накатило уже привычное ощущение неторопливости мира. Воздух взвыл в ушах, Хегор отшвырнул стенолома, прыгнул и навалился сам. Длины рук не хватило, чтобы полностью обхватить грудную клетку огра.