Весь следующий день Маша мучилась от вагонной духоты и соседской болтливости — впрочем, очень доброжелательной и приветливой. С нетерпением она смотрела в окно, радостно встречая знакомые названия на мелькающих платформах пригородных станций. Вот поезд замедлил ход и плавно въехал в пригород. Мимо окна потянулись сначала частные домишки, затем заводы, кольцевая автострада, снова частные дома. Поезд все так же плавно взлетел на эстакаду, и, наконец, рельсы расползлись множеством путей, показалось здание вокзала. Приехали! Ловить такси она не стала — с севшего в машину возле вокзала сдерут бешеные деньги, а платить их за пятнадцатиминутную поездку, да еще без багажа, было просто глупо. Правда, троллейбуса пришлось ждать минут пятнадцать, все время подъезжали не те маршруты, но торопиться ей было особенно некуда. Домой она всегда успеет.

При возвращении после длительной экспедиции Машу всегда охватывало странное чувство — как будто она приехала не в родной город, хоженый-перехоженый с самого детства, а в какой-то другой, хорошо знакомый, но все равно чужой. Кроме того, раздражал запах выхлопных газов, после чистого воздуха лесов и степей едкий и тяжелый, зато приятно было вдохнуть другой — запах свежеполитого асфальта, нагревшегося за день. Неприятной была необходимость толкаться в городском транспорте и вообще терпеть больше скопление людей, однако радовали удобства быта.

Правда, к Машиной досаде, одно из таких удобств оказалось ей недоступным: лифт в ее подъезде не работал, и пришлось тащиться пешком на восьмой этаж. Это был уже второй сюрприз: первый из них родной дом преподнес ей только что, когда она не смогла открыть кодовый замок подъезда. «Код я, что ли, перепутала? — удивилась Маша собственной забывчивости. — Надо же, никогда раньше такого со мной не было».

Она оглянулась вокруг. Народ во дворе, конечно, был: прекрасным летним вечером даже после наступления темноты люди не спешат домой, однако к ее подъезду не направлялся никто. Маша принялась внимательно осматривать стену и дверь в районе замка, надеясь на то, что какой-нибудь склеротик нацарапал там код. Действительно, она обнаружила несколько цифр, написанных фломастером, — они были теми же, которые она безуспешно набирала.

На ее счастье, в эту минуту к двери подошла пожилая соседка с седьмого этажа.

— Машенька! А я думала, ты опять на все лето уехала!

— Да я только на несколько дней, Евдокия Петровна.

— А-а-а, ну-ну. А дочка-то тоже на все лето уехала?

— Тоже, — лаконично подтвердила Маша, уже мечтавшая поскорее попасть домой.

— Ну-ну… А что, Мишенька в этом году не поехал никуда? — задала словоохотливая соседка очередной вопрос, ответ на который получила еще месяца два назад.

— Нет, этим летом он в городе работает.

— Да-да… А Мишенька-то дома, дома, вот только что перед тобой и пришел, минут десять назад.

— Вот и хорошо! — обрадовалась Маша, которая так и не выяснила, взяла ли она с собой ключи от квартиры. — Ну до свидания, я побежала. Ой, Евдокия Петровна, чуть не забыла: код на двери сменили, что ли?

Узнав новый код, Маша поспешно открыла проклятую дверь и юркнула в подъезд, опасаясь новых расспросов. «Странно, откуда это Мишка вернулся в одиннадцатом часу?» — мелькнула у нее мысль, которая тут же исчезла, вытесненная раздражением по поводу неработающего лифта.

Запыхавшись, Маша нажала кнопку звонка и довольно долго ждала, пока муж соизволит впустить ее домой. Наконец дверь распахнулась, и Маша невольно расхохоталась при виде того, как недовольство на лице Михаила сменяется изумлением, а потом — неподдельной радостью. Он подхватил ее на руки:

— Машка! Вот здорово! А предупредить ты не могла, чучело? Я бы тебя встретил.

— Вот еще! Я, может быть, хотела тебя врасплох застать. Кстати, ты почему так долго не открывал?

— Любовницу с балкона сбрасывал, — моментально ответил Миша. — А долго, потому что она за перила цеплялась.

— Вот я тебя на вранье и поймала! Мне Евдокия Петровна про тебя доложила, что ты недавно пришел. Если б ты не один был, она тебя сразу заложила бы.

Мишка озадаченно почесал затылок:

— Да, разведка у тебя хорошо поставлена.

— Ты долго собираешься меня в прихожей держать? — попыталась Маша сдвинуть мужа с места, но это было приблизительно то же самое, что стараться оттолкнуть с дороги бульдозер. — Так, я хочу поесть, принять душ, а потом еще раз поесть!

— Лопнешь, — озабоченно ответил Михаил, наконец освободив дорогу и отправляясь на кухню. Оттуда он крикнул: — Особых вкусностей не обещаю, но жареную картошку и салат из свежих помидоров гарантирую — только вчера на даче был.

— Что еще для счастья надо! — ответила Маша рекламным слоганом и отправилась в душ.

Наутро она довольно долго занималась собственной внешностью. Это тоже был, как они с Татьяной говорили, «синдром возвращения к цивилизации» — после нескольких месяцев одичания, когда можно было не вылезать из старых штанов, шорт, маек и разбитых кроссовок, приятно было сделать маникюр, слегка подкраситься (Маша всегда пользовалась косметикой очень умеренно), надеть что-то красивое.

Вот и сейчас, взглянув в зеркало, Маша с удовольствием увидела свое чуть-чуть подкрашенное, свежее загорелое лицо с блестящими глазами, подмигнула собственному отражению и открыла дверцу шкафа, чтобы выбрать что-нибудь подходящее. Собственно говоря, погода диктовала лишь самые облегченные варианты одежды, и Маша остановила свой выбор на длинном сарафане на тонких бретельках, из легкой ткани, с высокими разрезами по бокам, почти обнажающими бедра при ходьбе так, чтобы выглядеть нарядно и не получить при этом тепловой удар.

С сарафанчиком, конечно, невозможно было надеть на ноги что попало, и пришлось искать босоножки на тонком, не слишком высоком каблучке. Покрутившись еще раз перед зеркалом, Маша на всякий случай спросила у мужа, как она выглядит, и получила восторженный ответ:

— Так здорово, что просто жаль тебя отпускать!

— А у тебя какие планы?

— Маш, ну какие у меня могут быть планы? Сейчас тоже начну на работу собираться.

Этим летом Михаил не поехал в поле — было много работы в городе. Институт, в котором он трудился, года три назад перешел на хозрасчет и теперь делал различные разработки для нефтедобывающих компаний. Работа эта была менее интересной, чем научные исследования, зато зарплата у сотрудников стала намного выше той, которую получали в других геологических конторах, и Мишка трудился не покладая рук. Вот и сейчас он собирался в свой надоевший институт, мечтая о вольной экспедиционной жизни.

Маша шла по улице, весело постукивая каблучками и помахивая в такт сумочкой. Так же, почти пританцовывая, она вошла в лабораторию своего шефа, профессора Скворцова.

Иннокентий Ильич, Машин научный руководитель, очень хорошо относился к своей подопечной и болел всей душой за ее успехи. При виде Маши он обрадованно воскликнул:

— Машенька! Ну какая же ты умница, что так быстро приехала. Давай-давай, присаживайся к столу, я тебе сейчас все бумажки покажу.

Скворцов засуетился возле своего стола, отыскивая в груде бумаг нужные, поминутно роняя что-то и чертыхаясь при этом. Он вообще был очень колоритным человеком. Классическая «профессорская» наружность — тонкие черты лица, умные усталые глаза с прищуром, седая бородка клинышком и очки в тонкой металлической оправе — изумительным образом уживалась в нем с одеждой разболтанного студента — вытертыми добела джинсами, клетчатой рубашкой с закатанными рукавами и когда-то белыми кроссовками.

Наконец он нашел нужные бумаги и с торжеством вручил их Маше.

— Ну, Машенька, читай пока, а я своими делами займусь, чтобы тебе не мешать. Если что-то будет непонятно, позови.

Иннокентий Ильич бодро выбежал из своего закутка в помещение лаборатории (ходить медленно он за свои шестьдесят лет так и не научился), а Маша принялась изучать бумаги.

С трудом сосредоточившись на длинных фразах сухого текста, полного важной информации, она поняла, что такой шанс действительно выпадает нечасто, а может не выпасть и никогда. Она дочитала до конца несколько листов убористого текста, скрепленных за уголок, и вновь начала сначала, уже выискивая подробности.