Внезапно я услыхала за спиной судорожный вздох.

— Нет! — произнес голос, так искаженный ужасом, что я не узнала его.

Я резко обернулась. Передо мной стояла Селестина Нанселлок.

Она будто окаменела, глядя на меня. Казалось, она вот-вот упадет в обморок. Хотя, быть может, Селестина выглядела так лишь потому, что в часовне царил полумрак. В следующее мгновение я поняла причину ее испуга. Она увидела меня в амазонке Элис и приняла меня за нее.

— Мисс Нанселлок, — быстро произнесла я, — мы с Элвин занимались верховой ездой.

Она слегка покачнулась, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

— Простите, что я вас напугала.

— Я хотела узнать, кто здесь, — резко произнесла она. — Что привело вас в часовню?

— Элвин убежала, и я подумала, что она здесь.

— Элвин! О нет… сюда никто и никогда не заходит. Это мрачное место, вы не находите? Пойдемте отсюда. Пойдемте же!

— Вы так выглядите… вам нехорошо, мисс Нанселлок?

— О нет… Я в полном порядке.

— Вы смотрите на мою одежду, — без обиняков проговорила я. — Я ее… одолжила. Нужно было давать Элвин уроки верховой езды, а у меня не было подходящего платья. Это амазонка… ее матери.

— Понятно.

— Я объяснила это миссис Полгрей, и она заверила меня, что я могу воспользоваться этой амазонкой.

— Разумеется. Почему бы и нет?

— Боюсь, что я вас испугала.

— О нет, вы не должны так говорить. Все в порядке. Это освещение в часовне. Мы все тут похожи на привидения. Вы тоже несколько бледны, мисс Ли. Витражи… Они искажают цвет лица. — Она рассмеялась. — Пойдемте отсюда.

Мы поспешили покинуть это мрачное место.

Я заметила, что на свежем воздухе к ней вернулся обычный цвет лица.

— Элвин нравятся уроки верховой езды? — спросила она. — Скажите, вы уже лучше с ней ладите? Мне показалось, когда вы только приехали, что она была настроена против вас.

— Элвин — ребенок, который восстает против любого авторитета. Я думаю, мы с ней уже почти друзья. Уроки верховой езды немало этому способствуют. Кстати, мы держим их в секрете от ее отца.

На лице Селестины Нанселлок отразилось нечто похожее на потрясение, и я поспешила объяснить:

— Секретом являются лишь ее успехи. Об уроках ему известно. Разумеется, я получила его разрешение. Но он и не догадывается, как хорошо у Элвин идут дела. Это должно стать сюрпризом.

— Понятно. Мисс Ли, я надеюсь, что эти уроки ее не слишком утомляют.

— Утомляют? Но почему? Она — нормальный, здоровый ребенок.

— Элвин очень нервная и восприимчивая. Сомневаюсь, что она обладает необходимым для наездницы типом характера.

— Она еще такая юная, что мы имеем полную возможность формировать ее характер. Уроки доставляют ей радость, и девочка всей душой стремится порадовать отца.

— Так значит, вы становитесь друзьями, мисс Ли. Рада это слышать. А сейчас мне нужно идти. Я задержалась, когда увидела приотворенную дверь часовни… Но уже давно пора…

Попрощавшись с ней, я направилась в свою комнату. Там подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение.

Это могла бы быть Элис…

О да. Вполне понятно потрясение Селестины.

Я спросила себя, что сказал бы Коннан Тре-Меллин, если бы узнал, что я расхаживаю в одежде его жены, наводя ужас на здравомыслящих людей наподобие мисс Нанселлок. Особенно в полумраке…

Думается, он был бы против того, чтобы подобные инциденты повторялись.

Но амазонка Элис была необходима для уроков верховой езды с Элвин, и уроки эти должны продолжаться, поэтому я не хотела, чтобы Коннан узнал что-нибудь о нашей встрече в часовне с Селестиной Нанселлок. И была уверена в том, что она тоже не жаждет огласки этого эпизода.

Миновала неделя, и я почувствовала, что жизнь входит в определенную колею. Уроки, как в классной комнате, так и на пустоши, проходили довольно успешно. Питер Нанселлок дважды посещал «Маунт Меллин», но в обоих случаях мне удалось уклониться от встреч с ним. Я не забывала о предостережении Коннана Тре-Меллина и понимала, что оно имеет под собой вполне реальную почву. Следовало признать, что общение с Питером Нанселлоком доставляет радость и что я легко могу оказаться в ситуации, когда стану с нетерпением ожидать его визитов. Я не имела ни малейшего желания оказаться в подобном положении, поэтому твердо решила соблюдать довольно значительную дистанцию в процессе общения с этим человеком.

Время от времени я думала о его брате Джеффри. Питер, должно быть, очень на него похож. А в связи с Джеффри я вспоминала о дочери миссис Полгрей, о Дженнифер, девушке «с тонюсенькой талией», привыкшей держаться особняком, но однажды согласившейся прилечь в левкои с неотразимым красавцем, результатом чего и стало то, что она зашла с головой в море…

Я содрогалась, размышляя о западнях, подстерегающих доверчивых женщин. Среди них были непривлекательные, наподобие меня, судьба которых всецело находилась в руках других людей. Но были и другие, еще более несчастные создания, притягивающие к себе жадные взоры волокит и однажды осознающие жестокую необходимость положить конец своей яркой, но бесполезной жизни.

Увлеченность процессом воспитания Элвин и интерес к личности ее отца заставили меня на какое-то время забыть о маленькой тихоне Джиллифлауэр. Иногда я слышала ее тоненький, срывающийся голосок, доносящийся откуда-то из лесу или отдаленных помещений большого дома. Комнаты четы Полгреев располагались непосредственно под моей, поэтому, когда девочка находилась в своей спальне, я хорошо слышала ее пение и думала о том, что если она может выучить слова песен, то, значит, способна освоить и все остальное.

Должно быть, я начала грезить наяву, потому что живо представляла себе Коннана Тре-Меллина, вручающего дочери первый приз за победу в состязании на ноябрьском конном празднике и при этом улыбающегося мне, вернувшей это маленькое существо к полноценной жизни. Рядом с этой картинкой я видела еще одну — Джилли, сидящую рядом с Элвин в классной комнате, и чей-то восхищенный шепот: «Это стало возможным только благодаря мисс Марте Ли. Она просто изумительно умеет обращаться с детьми».

Но пока что Элвин все еще оставалась упрямым и замкнутым ребенком, а Джилли вообще невозможно было увидеть вблизи. Да еще эти девицы Тапперти, заявляющие, что «у нее не все шарики на месте»…

Затем произошли два события.

Первое из них было не очень значительным, но потом оно долго еще преследовало меня и его никак не удавалось выбросить из головы.

Я тогда склонилась над тетрадкой Элвин, проверяя решенные ею примеры, в то время как она сидела за столом и писала эссе. Неожиданно из ее тетради выпал листок бумаги.

Он был испещрен рисунками. Я уже знала, что у Элвин несомненный талант к рисованию, и собиралась в ближайшем будущем поговорить об этом с Коннаном Тре-Меллином, поскольку мне казалось, что этот талант следует всемерно развивать. Сама я могла научить ее лишь азам изобразительного искусства, а мне казалось, что Элвин достойна занятий с квалифицированным мастером.

Это были лица. В одном из набросков я узнала себя. Неплохо. Но неужели я и в самом деле выгляжу такой строгой? Думаю, не всегда. Но, возможно, она именно так меня и воспринимает. Тут был и ее отец… несколько ракурсов… Его также нетрудно узнать. Я перевернула листок. Обратная сторона изрисована детскими образами. Кого она хотела изобразить? Себя? Нет… вот это, вне всякого сомнения, Джилли. И тем не менее, здесь было что-то и от Элвин.

Разглядывая наброски, я так увлеклась, что не заметила, как Элвин перегнулась через стол и вырвала листок из моих рук.

— Это мое! — заявила она.

— А это, — парировала я, — необычайно дурные манеры.

— Вы не имеете права совать нос не в свои дела.

— Мое дорогое дитя, листок был в твоей тетрадке по арифметике.

— Значит, у него не было права там находиться.

— Вот ему и отомсти, — небрежно заметила я. И добавила уже более серьезным тоном: — И прошу тебя никогда и ничего не вырывать таким грубым образом из рук других людей.