— Она поистине странный ребенок, если предпочитает мое общество играм и книгам.
Я улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ. Улыбка его была весьма и весьма странной.
Иногда он наблюдал, как мы играем в шахматы, или начинал вместе с Элвин играть против меня. Тогда я горячо протестовала и требовала вернуть мне ферзя.
Элвин широко улыбалась, а он говорил с самым серьезным видом:
— Смотри, Элвин, сейчас мы сделаем ход слоном, и дорогая мисс Ли окажется в очень и очень непростой ситуации.
Элвин хихикала и торжествующе посматривала на меня, а я была так рада их обществу, что становилась беспечной и невнимательной, вследствие чего зачастую проигрывала партию. Я прекрасно понимала, что между мной и Коннаном разворачивается нешуточное сражение, и старалась быть начеку. В шахматах или в чем-то другом, но я не желала ему уступать.
Однажды он сказал:
— Когда Элвин сможет ходить, мы поедем в Фой на пикник.
— Зачем же ехать в Фой, если у нас тоже есть отличный пляж?
— Моя дорогая мисс Ли, — он приобрел привычку называть меня своей дорогой мисс Ли, — разве вы не знаете, что чужие пляжи всегда интереснее собственных?
— Да, папа, да! — закричала Элвин. — Давайте поедем на пикник!
Она так стремилась поскорее выздороветь, чтобы отправиться на этот пикник, что съедала всю пищу, которую ей приносили, и постоянно говорила о предстоящей поездке. Доктор Пенджелли нарадоваться на нее не мог, да и все мы тоже.
Как-то я заметила:
— Именно вы, мистер Тре-Меллин, являетесь самым главным ее лекарством. Элвин счастлива сознанием того, что нужна своему отцу…
И тут Коннан совершил удивительный поступок. Он взял меня за руку и бегло поцеловал в щеку. Этот поцелуй сильно отличался своей нежностью от поцелуя на балу.
— Нет, — возразил он. — Главное лекарство — это вы, моя дорогая мисс Ли.
Мне показалось, он хотел что-то добавить. Но вместо этого развернулся и быстро ушел.
Я не забыла о Джилли и намеревалась бороться за нее, как за Элвин. Вот почему возникло решение обсудить ее проблему с Коннаном. Мне показалось, что он способен правильно понять суть этой проблемы и пойти мне навстречу в моих устремлениях. Я бы ничуть не удивилась, если бы после выздоровления Элвин он вернулся к своим старым привычкам, забывая о дочери и насмехаясь надо мной. Вот почему следовало поторопиться.
Однажды утром я решительно спустилась в пуншевую комнату, где, как мне было известно, он в тот момент находился, и спросила, могу ли побеседовать с ним.
— Ну конечно же, мисс Ли. С большим удовольствием. Итак?
— Я хочу чем-то помочь Джилли.
— В самом деле?
— Мне не верится в то, что она полоумная. Думаю, что до сих пор просто никто не попытался ей помочь. Я слышала о том, что с ней произошло. Слышала также и о том, что до этого она была совершенно нормальной девочкой. А если так, то почему бы не помочь ей обрести себя? Вы согласны со мной?
В его глазах вспыхнул насмешливый огонек.
— Разумеется. Ведь все возможно, когда за дело берутся Господь Бог или мисс Ли.
Я проигнорировала столь кощунственное легкомыслие.
— Прошу вашего позволения давать ей уроки.
— Моя дорогая мисс Ли, разве у вас еще остается свободное время после занятий с ученицей, ради которой вы сюда прибыли?
— Да, остается немного свободного времени, мистер Тре-Меллин. Такую роскошь могут себе позволить даже гувернантки. Я согласна учить Джилли в свое личное свободное время, разумеется, при условии, что вы не запретите это.
— А если бы я запретил, вы все равно изыскали бы возможность это делать. Так что, полагаю, будет проще, если я просто скажу: «Воплощайте свои великие планы относительно Джилли. Искренне желаю вам успеха».
— Спасибо, — сказала я и повернулась, чтобы уйти.
— Мисс Ли, — окликнул он, и я остановилась.
— Давайте поскорее отправимся на наш пикник. Я мог бы отнести Элвин в экипаж и обратно, если потребуется.
— Это было бы превосходно, мистер Тре-Меллин. Я ей сейчас же об этом сообщу. Она будет в восторге.
— А вы, мисс Ли? Вы тоже будете в восторге?
На мгновение мне показалось, что он шагнул вперед, и я отшатнулась, внезапно испугавшись, что он может положить руки мне на плечи, а я при этом не смогу не выдать свои затаенные чувства.
— Меня приводит в восторг все, что идет на пользу Элвин, — как можно хладнокровнее ответила я.
И поспешила к своей подопечной, чтобы сообщить ей радостную весть.
И помчались неделя за неделей, наполненные радостью и душевным покоем.
Джилли начала посещать классную комнату, и мне даже удалось научить ее различать несколько букв. Но больше всего ей нравились книжные иллюстрации, и она с головой погружалась в процесс перелистывания книг. Ей, видимо, нравились наши уроки, о чем можно было судить хотя бы по тому, что она каждый день появлялась в классной комнате в строго назначенное время.
Мне говорили, что она начала время от времени произносить по нескольку слов. Я знала, что все обитатели дома с живым интересом наблюдают за моим экспериментом, как знала и то, что Элвин, когда сможет приходить в классную комнату, будет противиться присутствию Джилли, и я готовилась к этой ситуации. Антипатия, которую испытывала Элвин к Джилли, была совершенно очевидна. Однажды я привела Джилли проведать Элвин, и та сразу же погрузилась в угрюмое молчание. Мне еще придется предпринять немало усилий для того, чтобы примирить ее с присутствием Джилли. Но это была лишь одна из грядущих проблем. Я отлично понимала, что эти безмятежные дни закончатся, как только жизнь войдет в нормальное русло.
Элвин навещало множество людей. Селестина ежедневно привозила фрукты и забавные безделушки. Часто приезжал Питер, и девочка бурно радовалась его визитам.
Однажды он сказал:
— А ведь какой я примерный сосед, Элвин! И как часто я тебя навещаю!
На это она серьезно возразила:
— Вы приезжаете не только ко мне, дядя Питер! Больше всего вас интересует мисс.
— Я приезжаю к вам обеим, — невозмутимо заметил он. — Мне очень повезло, что по соседству со мной обитают две такие очаровательные леди и что у меня есть возможность их лицезреть!
Леди Треслин привозила Элвин дорогие книги и цветы, но девочка в ее присутствии погружалась в угрюмое молчание и старалась притвориться спящей.
— Она еще очень больна, леди Треслин, — бормотала я, отводя взгляд от ее ослепительно прекрасной улыбки.
— Конечно, я понимаю, — говорила леди Треслин. — Бедное дитя! Мистер Тре-Меллин рассказал мне о ее смелом поступке и о том, как самоотверженно вы о ней заботитесь. Я все время повторяю, что вы настоящее сокровище и что ему с вами необычайно повезло. Да, я так и говорю Коннану: «Хороших слуг в наше время очень трудно найти». И всегда вспоминаю о том, как моя последняя кухарка развернулась и ушла прямо во время званого обеда. А она была таким же сокровищем, как и вы, по крайней мере вначале…
Я кивала, тихо ненавидя ее, но не за сравнение с кухаркой, а за надменную, холодную, бездушную красоту. Кроме того, до меня постоянно доходили слухи о ней и Коннане, и мне казалось, они не так уж далеки от истины.
Когда эта женщина находилась в доме, Коннан будто преображался. Он попросту переставал меня замечать. Я слышала их беззаботный смех, видела, как они гуляли по саду… Уже само по себе то, как они шли рука об руку, говорило о их близости убедительнее всяких слов.
Как глупо было с моей стороны лелеять несбыточные надежды, в которых не смела признаться даже себе самой! Я отчаянно пыталась делать вид, что этих надежд не существует, но они от этого никуда не исчезали и, несмотря на мое сопротивление, беспардонно вторгались в мои мысли.
Меня страшили мысли о будущем.
Однажды Селестина предложила на целый день забрать Элвин в «Маунт Видден».
— Для смены обстановки, — пояснила она. — А ты, Коннан, приедешь к обеду, а затем заберешь ее домой.