Марфа росла быстро. И с каждым годом с ней становилось всё сложнее. Она долго переживала смерть матери. Шурик до конца не был уверен, что она с этим справилась. Ник тогда с ней много разговаривал на эту тему. Благодаря ему она вновь начала улыбаться. Он же и раскрыл её талант к компьютерам и сети. Марфа была гением в поиске нужной информации. Этим её заразил Ник. Преподал пару уроков, а она уже продолжила. Они могли часами с ним болтать на тему сети. А вот отца Марфа продолжала держать на расстоянии вытянутой руки. Они стали деловыми партнёрами, а не родными людьми. Шурик признавал, что сам в этом виноват. Его почти не было дома, когда жива была жена. Да и сейчас он опять отсутствовал. Всю жизнь изображал из себя приходящего отца. Только если раньше, возвращаясь из командировки, он дарил Марфе мягкую игрушку, то теперь какую-то технику. Ему было проще нанять сиделку, чем заниматься Марфой самостоятельно. Марфа это понимала. Она не требовала большего, чем он мог дать, но в ответ просила равного к ней отношения. Как со взрослой. Коллеги. О каких тогда семейных ценностях тут могла идти речь?

— Ты есть будешь? — голос девочки заставил вздрогнуть. Липа резко обернулась. Вцепилась в кусок хлеба, прижала его к груди, так, словно боялась, что его отберут. — Я не буду у тебя ничего отбирать. Успокойся. Даже суп предложу. Будешь?

 — Буду, — сказала Липа, поспешно сглатывая кусок хлеба.

 — Сейчас суп разогрею, — Марфа нажала на кнопку и кресло немного приподнялось так, что она стала дотягиваться до плиты. — Ты пока садись. Я тебе не враг, поэтому нож можно убрать в стол.

 — Я о нем забыла. Хлеб отрезала.

 — А теперь я о тебе напомнила. Не видела отца?

 — Шурика? Он спит, — Липа села подальше от Марфы. Спустя минут десять на столе стояли две тарелки супа.

 — Хотя такое блюдо не для завтрака, но мне нравится. Не люблю каши. Хоть добавь туда ягод, хоть шоколад, всё равно не могу их есть. Суп же готова целый день хлебать, — сказала Марфа.

 — Мне шоколад нравится.

 — Это понятно. У меня, кстати, есть заначка. Могу поделиться, — предложила Марфа. Липа закивала головой. — Ты тарелки помоешь? Сможешь?

 — Пока Шурик болел, то я мыла посуду. И разогревала еду. Я не всегда помню, что делать, но простые вещи могу. Один раз забыла, как родителей звали. Это было страшно. А ещё пыталась вспомнить как разогреть чайник. Вроде простое действие, а не могу вспомнить. Знаешь как я нашла выход из положения?

 — Как?

 — В микроволновке чашку разогрела с чаем. Только она была такой горячей, что я руку обожгла. Но и эту задачу решила. Нужно было взять полотенце. Тогда и кружка больше руки не обжигала, — Липа рассказывала это с такой гордостью, что аж лиц засветилось. Марфа промолчала. Вначале ей Липа не понравилась. То что отец с ней возиться — это раздражало. Но сейчас Марфе стало её просто жаль.

 — Пойдём шоколад есть, — наливая чай, сказала Марфа. — Только кружки возьми.

 — У тебя чай настоящий. Крепкий. Как в детстве, когда ещё солнце светило. А я всё больше заменитель пила или травяной. Совсем другой вкус, — вдыхая аромат чая, сказала Липа.

 — Мне травяной не нравится, — пожала плечами Марфа. Вскоре они уже пили чай с шоколадкой. Липа так его смаковала, что Марфа ей всю шоколадку отдала. Та была на седьмом небе от счастья. — Тебя легко счастливой сделать.

 — Нет. Просто это вкусно. Я думала, что больше не попробую его. Это странно. Мы не ценим, что имеем. А когда это теряешь, то понимаешь, что вот и было твоё счастье в руках. А теперь его нет.

 — Согласна с тобой, — Марфа перевела взгляд на фотографию женщины, которая обнимала Шурика и девочку. Липа проследила за её взглядом.

 — Мира и тебе уколы делала? — спросила Липа. — Она добрая. Когда она приходила, то страх проходил.

 — О чём ты? — спросила Марфа. — Это моя мама. Она погибла. Давно погибла.

 — Нет. Она уколы в лаборатории делает. Раны лечит. Швы накладывает. Меня с того света два раза вытаскивала, хотя я не хотела. А она упрямо говорила, что жить надо. Я её хорошо запомнила. Она добрая была и больно никогда не делала.

 — Ты ошиблась, — хмуро сказала Марфа.

 — Нет.

 — Липа, можешь оставить меня одну? Мне нужно поработать. А шоколадку с собой забери.

 — Спасибо. Ты добрая.

 — Угу. Добрая. И дверь закрой, — прикрикнула Марфа. Сама же перебралась на диван. Вошла в зазеркалье. Нашла номер Деста.

 — Я думал тебе набрать, — без придисловий, начал он.

 — Видишь, как у нас мысли совпали. Что ты знаешь о той девки, которую мой отец притащил? — выпалила Марфа.

 — Она рядом?

 — Вот ещё.

 — Сбежавшая лабораторная мышка. Исследования вёл Артемий. Ты на него уже информацию искала.

 — Искала. Помню. А теперь скажи, какого она утверждает, что с ней работала моя мама? Она увидела фотографию у меня на столе и стала утверждать, что с ней знакома? — прошипела Марфа, хотя готова была сорваться на крик.

 — Ты успокойся. Или я выведу тебя из дела, — сразу сказал Дест. Марфа так и представила, что он в этот момент поморщился.

 — Уже спокойна.

 — Вот и молодец. Я твои истерики слушать не намерен. Отцу их закатывай.

 — Извини. Так как такое возможно? — уже спокойно спросила Марфа.

 — Два пути. Или она придумала это. Увидела фотографию и ей показалась, что твоя мама похожа на её знакомую.

 — Она назвала её имя.

 — Марфа, Шурик с Липой уже месяц возится. Сама понимаешь, что он мог ей там и про жену рассказать.

 — Мог, — согласилась Марфа.

 — Нельзя отрицать и тот момент, что Липа действительно видела Миру. Труп твоей матери не был найден. Она ведь числится без вести пропавшей. Шурик позже её признавал умершей. Так что всё возможно.

 — Тогда почему она не вышла на связь за столько лет?

 — Если ноги увязли в дерьме, то сложно до связи добраться, — ответил Дест. — Ты попытаешься добыть информацию по проектам, в которых она работала. Все диссертации, научные труды, которые её интересовали. Различные форумы и симпозиумы. Будем разбираться что к чему. С Липой будь осторожнее. Её следовать опасаться.

 — Отцу говорить про маму?

 — Скажи. Но когда не будет Липы. Ещё мне нужна более подробная информация об Артемии. Посмотри, где мы с ним могли пересекаться. Он на меня зуб точит, а я не вижу по какому поводу.

 — Выйти на твой рынок решил. И весьма активно. Ты ему просто мешаешься. Сам знаешь кто готов заплатить любые деньги, чтоб тебя кто-то сместил.

 — Значит шкурного интереса нет? — уточнил Дест.

 — Нет. Чисто бизнес.

 — Только мне так не кажется. Капай глубже, — посоветовал ей Дест. — Будет какая информация, то сразу мне скидывай. Дублируй Нику. Как в себя придёт, так посмотрит.

 — Как он? — нейтрально спросила Марфа, но голос дрогнул. За это она себе сделала мысленный выговор, но Дест вроде ничего не заметил.

 — Жить будет. Выглядит как война в миниатюре, но оклемается, — ответил Дест. — Пока отбой. До связи.

 — До связи, — ответила Марфа и отключилась.

 Она сняла датчики и протёрла глаза. Начинала болеть голова. Это нормально. Резкий скачок адреналина, вызванный последними событиями, переезд, отец, свалившийся как снег на голову, Липа, мама, Ник... Главное, что с ним всё нормально. Остальное неважно. Было такое ощущение, что пружина, которая давно сжималась, наконец разжалась. А они даже не предупредили её, что он вновь в игре. Не успели. Не посчитали нужным. Не знали, что она почти спать перестала, пытаясь отследить его. Найти, хоть малейший след.

 Насчёт мамы Марфа переживала меньше. Она давно смирилась с её смертью и не тешила себя лишними иллюзиями. Ушёл тот возраст, в котором она верила в сказки. Так что зачем придумывать мир, в котором все было бы хорошо? Зачем прятаться в иллюзии? Мамы не стало, когда произошёл взрыв в лаборатории. Этот взрыв спровацировал землетрясение. Марфа два дня провела под завалами, прежде чем её откопали. Ей повезло. Спустя шесть часов после того, как её нашли, операцию свернули, так как оставаться было опасно. Потом были операции, больницы и отец, который сидел рядом с ней, пытаясь улыбаться. Только Марфа не понимала, как можно улыбаться с покрасневшими глазами. Потом поняла. Она сама научилась улыбаться, когда хотелось скрыть боль. Или дерзить, когда хотелось кинуться к любимому человеку на шею. Только он не поймёт. Перестанет приходить. Будет общаться только по делу. И жизнь превратится во что-то серое и неприятное.