— Для этого надо угадать, как вообще этот маршрут пролегает. Бронируют, знаете ли, много кто и много где…

— Можно по логике маршрута это узнать, — Заболотин-Забольский быстро взглянул на закрытую за Сифом дверь. — Потому что логика — есть. И о ней действительно можно догадаться.

— Что Великий князь задумал всю эту поездку во многом просто ради того, чтобы его крестник что-то вспомнил? — усмехнулся Иосиф Кириллович. — Для этого меня надо знать, мне кажется, гораздо лучше, чем может узнать КМП.

— То есть вы настаиваете на продолжении поездки.

— Да, настаиваю. Одна точка — это совсем немного. Отсюда — сто двадцать километров по прямой. Потом в Жильцу, где заночуем, видимо, а оттуда уже хоть с эскортом бронетранспортёров — в Горье. Я бы, конечно, ещё в одно место заглянул, но, боюсь, вы уже этого не выдержите и взбунтуетесь. Так что — всего сто двадцать километров. И… Георгий Никитович, скажите честно — а вы разве не хотели бы побывать в этой самой «точке»?

Заболотин сглотнул и уставился невидящим взором в прошлое, в иное место не столько в пространстве, сколько во времени. Хочет ли?..

Краюхи, как назло, в разговор не лезли, а ответ никак не рождался. Вернее, некогда капитан Георгий Заболотин — а теперь полковник Георгий Заболотин-Забольский — не хотел называть то чувство, которое им двигало, желанием. Желанием оказаться в месте, где всё началось, в месте рождения Иосифа Бородина, хотя тогда, конечно, об этом никто на свете не знал — тем паче сам Сиф.

Просто попасть туда было бы… правильно.

— Ну, допустим, меня вы уговорили, — наконец кивнул полковник. — Теперь найдите аргументы для Краюх… Краюхиных.

Великий князь улыбнулся самым краем губ: победно. Заболотин вздохнул и отвернулся: кто бы сомневался…

— С этим будет проще. Филь, Лёш… Я буду вам крайне благодарен, если вы будете не со столь кислыми физиономиями меня впредь охранять. Улыбнитесь, господа, два-три дня никакой роли не играют. А что касается Шанхая…

— Больше никакого Шанхая! — возмутился Алексей, упрямо скрестив руки на груди.

— Хорошо, — подозрительно легко согласился князь и, подавшись вперёд, добавил необычайно доверительным тоном: — Ну что, договорились?

Алексей покосился на Филиппа. Филипп покосился на Алексея. Потом с синхронным тяжёлым вздохом братья кивнули, прекрасно понимая, что выбора у них нет. Охранять в любом случае придётся, а условия, как известно, не выбирают.

— Ну вот и отлично, — с наигранной радостью заключил Иосиф Кириллович, не скрывая, по сути, что произошедший разговор ему оказался совсем не по душе. — Может — сменим тему?

— А о чём ещё говорить? — усмехнулся Заболотин. — Мы люди военные, простые, чай, не Аркадий Ахматович… Который, кстати, вам по поводу этого разговора наверняка выскажет своё мнение — и я не удивлюсь, если оно будет ближе к… нашему.

Конечно, Великому князю в лицо такое высказывать было нельзя, дело было даже не в этикете, а в банальном уважении, но… В конце концов, князь сам же всегда требовал говорить правдиво и без оглядки на какие-то предрассудки, этикеты… Да и хотелось сказать ему вот так, что-то резкое, убедить, что всё-таки Краюхи не параноики. Ну, то есть, параноики, конечно, но в меру, какими и должны быть телохранители.

Лицо Иосифа Кирилловича приобрело лимонно-кислое выражение, но ожидаемого облегчения полковнику это не принесло. Повисло неловкое молчание, которое так никто и не захотел преодолеть — разошлись, сделав вид, что все обо всём забыли.

А рано утром наконец-то покинули осточертевшую Пролынь. Низкое, насупленное небо никак не могло решиться облить мир очередной порцией дождя — и всё ходили тучи кругом, ходили, хмурые, недовольные происходящим… Примерно в таком же настроении пребывали и русские «высокие гости Забола».

Алёна и Сиф тщательно делали вид, что друг друга не существует, Заболотин мрачно следил за развитием событий, оставив попытки приструнить воспитанника ещё в Пролыни.

Сиф был мрачен и молчалив, как череп бедного Йорика, которого понимают все, кому не лень. И не столько из-за Алёны, как казалось полковнику. Что-то случилось в родном городке с Сифом. Он вспомнил, увидел или узнал что-то такое, что не давало ему теперь расслабиться и отвлечься от тяжелых мыслей, а потому проще, на его взгляд, было сидеть с кислой миной и дуться на весь белый свет неведомо за что.

Наученные горьким опытом, никто теперь не торопился и не ругал объездные дороги, поэтому застряв у железнодорожного переезда, только почти хором с тоской вздохнули, и Сиф, киснувший от жары, вдруг оживился и спросил:

— Можно я за мороженым сгоняю?

Все удивлённо на него воззрились, и мальчик заёрзал на месте:

— Ну… я быстро! Мы же всё равно здесь стоять будем долго. Можно? — он поглядел сначала на командира, строгого и непреклонного, словно сам себе прижизненный памятник, потом, сделав взгляд ещё жалобнее, — на князя. Глаза, взирающие на мир снизу вверх из-под мокрой, слипшейся в ежиные иголки русой чёлки, принадлежали, казалось, брошенному всеми на свете щенку: «Ну сжа-альтесь!..»

Иосиф Кириллович внимательно поглядел на киоск, потом на крестника, потом снова на киоск — и, сдавшись, кивнул:

— Ну, давай, только бегом.

Он не успел договорить, а дверца уже хлопнула. Впрочем, Сиф и правда постарался обернуться побыстрее: поезд только приближался к переезду, как мальчик снова был тут как тут. Правда — не один. Рядом с ним шагал… Шанхай собственной персоной. Жёлтую ветровку сменила жёлтая же майка, но всё остальное — рюкзак, улыбка до ушей, обрезанные чуть ниже колен джинсы, кеды и та особая, Шанхаевская атмосфера открытости, не наивной, а какой-то скрыто-мудрой — были прежними.

Сиф махнул ему рукой, забрался в машину и протянул второй стаканчик мороженого Алёне с коротким: «Хочу, чтоб ты простудилась».

— Чего? — с подозрением спросила Алёна. — Прямо хочешь?

— Не, не хочу, — тут же легко передумал Сиф. — Просто надо было как-то разговор начать!

Алёна лизнула мороженное — иначе оно скоро растаяло бы и начало бы капать на брюки — и поинтересовалась:

— Это ты сам придумал или подсказал кто?

— Подсказал. Шанхай, вон он стоит! — Сиф показал рукой на стопщика, который действительно стоял неподалёку, по очереди облизывая два стаканчика с мороженным — шоколадным и крем-брюле.

Больше всего появлением Шанхая заинтересовался Филипп. Взглянув в указанную сторону, бывший снайпер мрачно поинтересовался:

— И чего он тут забыл?

Сиф озадаченно вгрызся в вафельный стаканчик и некоторое время молчал. Потом предположил не очень уверенно:

— Дорогу, наверное… В смысле — кто ж его знает, он же стопщик!

— Так… Ваше высочество, разрешите, я пойду поговорю с ним, а? — Краюха неуловимым, автоматическим движением поправил кобуру, скрытую повязанной «по-спортивному» на пояс ветровкой.

Князь обречённо кивнул. Спорить с близнецами «при исполнении» было бесполезно, это тебе не посиделки в гостиничном номере, а дорога. Здесь они в своём праве.

Филипп выбрался из машины и устремился прямиком к Шанхаю, а тот улыбнулся и помахал ему рукой, ничуть не удивившись. Разговора сидящим в машине слышно не было, но говорили стопщик и телохранитель довольно долго. Постепенно поза Филиппа стала не такой напряжённой, потом он и вовсе засунул руки в карманы и, посмеиваясь, вместе с Шанхаем вернулся к князю. Лицо у него было самое что ни на есть мирное.

Иосиф Кириллович внимательно оглядел телохранителя, потом перевёл взгляд на Шанхая и поинтересовался:

— Вы… куда?

— Вперёд! — беспечно отозвался стопщик, останавливаясь у открытой дверцы. — А дальше… дальше видно будет. Как Дорога повернёт, так и отправлюсь куда-нибудь в Тьфутаракань.

— Тмутаракань, — поправил Сиф весело, слизывая с пальцев шоколад — всё, что осталось от мороженного.

— Это у вас в России Тмутаракань. А у меня по-другому, — не смутился Шанхай. — Ну так что… а вы куда, люди добрые?

— А мы… — князь переглянулся с Заболотиным. Тот пожал плечами: Филипп, похоже, окончательно развеял все свои сомнения относительно стопщика, так что чего уж тут… И Иосиф Кириллович решился: — Ну и мы тоже пока прямо. Залезайте, Захар Станиславович.