Возможно, воспоминания молодости, когда Гоген побывал в Бразилии, питают его оптимистическую мечту о райской жизни на лоне природы. Так или иначе, он ищет край с теплым климатом и примитивными условиями, где можно дешево прожить. Ему удается собрать денег на поездку в Панаму. Почему именно в Панаму? Один из родичей занимается там коммерцией, и Гоген надеется на его помощь. Однако родич сразу же дает понять художнику, что не желает с ним знаться, да и Панама не оправдала его ожиданий. Спелые плоды не падают Гогену прямо в рот, и в конце концов он поступает на строительство канала. За шестьсот франков он по двенадцати часов в день орудует киркой под лучами палящего солнца, окруженный роем комаров. Через две недели его увольняют; наверно, только это и спасло Гогена: больше половины его товарищей по строительству погибли от тропических болезней.
Заработанных денег едва хватает для переезда на Мартинику, где Гоген тотчас заболевает желтой лихорадкой и дизентерией. Несмотря на жалкое состояние и скверные условия жизни в грязной лачуге, ему за полгода удается создать двадцать картин! Губернатор отказывается отправить художника на родину за государственный счет; Гоген нанимается на судно матросом и таким образом возвращается во Францию в конце 1887 года, неполных девять месяцев спустя после того, как отправился искать тропический рай…
Но путешествие не во всем оказалось неудачным. Гоген стал более зрелым художником, он начинает понимать, что сюжеты действительно нужно искать в тропиках, что жизнь среди примитивных людей может стать решающим толчком для его вдохновения. «Будущее принадлежит живописцам экзотики и тропиков, которые до сих пор не показаны ни одним художником», — заявляет он но прибытии на родину. Но он еще не достиг творческого рассвета, а публика далеко не созрела для восприятия его революционизирующих идеи. Он участвует в двух выставках, но пожинает только насмешки. Однако Гоген непоколебим. Он уверен в своем даровании, сомнения его не гложут. «Настанет день, когда наши дети смогут представиться где угодно и кому угодно и само имя отца обеспечит им уважение», — пишет он в Данию жене, которая корит его за отсутствие заботы о детях.
Для развития и совершенствования ему необходимо обрести нужную среду, другими словами, снова отправиться на юг. После бурного лета и осени в обществе Ван-Гога (который «одобряет мои готовые произведения, хотя вечно не согласен с тем, как я их пишу») и исполненной трудов зимы в Париже Гогену удается с помощью друзей собрать достаточно денег для нового путешествия. Он долго колеблется в выборе, куда ехать. Пытается получить место в Тонкине, некоторое время мечтает о Мадагаскаре. И останавливает свой выбор на Таити, вероятно, прежде всего потому, что более удаленный уголок трудно себе представить, следовательно, там должны быть наиболее примитивные условия.
Несмотря на панамскую неудачу, Гоген весь в плену романтики Южных морей, он надеется теперь обрести долгожданный рай, «где достаточно протянуть руку, чтобы найти себе питание». Столица Папеэте с ее барами, грязными лачугами из жести, женщинами в уродливых европейских платьях, суетливыми торгашами и надутыми чиновниками выводит его из себя. И Гоген бежит в сельскую местность на юге острова. Но и здесь таитяне не очень-то «дикие». Они пьют, курят, едят консервы, разъезжают в конных экипажах, по воскресеньям наряжаются и ходят в церковь. Правда, несмотря на внешнюю цивилизацию, в душе они сохранили пленительную первозданность. Это простые, цельные, спокойные люди. К тому же им присуща благословенная беспечность, природное дружелюбие и радушное гостеприимство. Гоген, душу которого раздирают противоречия, по-настоящему отдыхает в их обществе и легко забывает менее приятные черты островитян: грубость, корыстолюбие, эгоизм, суеверность.
Последующие два года — самые счастливые и гармоничные в жизни Гогена. Он живет в обществе молодой таитянки, вместе с островитянами ловит рыбу и собирает плоды в горах. Чистые краски здешней природы поражают его, и Гоген неутомимо ищет наиболее действенные средства для их передачи. Художник испытывает творческое удовлетворение. Цель достигнута: он обрел свой стиль, нашел свежие сюжеты. Но он всего-навсего человек и мечтает о признании. Гоген сам не сомневается в том, что стал большим художником, однако хочет, чтобы и другие это поняли и оценили его по заслугам. Ему сорок пять лет, он много трудился и перестрадал. Когда же придет слава? Уверенный в близкой победе, художник возвращается а Париж с шестьюдесятью шестью картинами и множеством скульптур.
Отобрав сорок четыре картины и три скульптуры и снабдив их таитянскими названиями (заметим, что они все искажены или неправильно истолкованы), Гоген выставляет их у одного из самых знаменитых в Париже торговцев предметами искусства. Но обстановка для выставки была совсем неподходящая. Как раз в середине девяностых годов художники и любители искусства разбились на два лагеря — традиционную академическую школу и новую, импрессионистскую. Произведения Гогена нельзя отнести ни к одному из этих двух направлений. Он оказывается в стороне от главных течений. Критики не приемлют тех, кто опережает время, широкая публика просто не понимает его картин. К тому же назначенные самоуверенным Гогеном высокие цены отпугивают покупателей. Выставка терпит провал.
Остается лишь одно: возвращаться на Таити и продолжать работу в ожидании, пока переменятся взгляды критиков и публики. Очень кстати Гоген получает наследство, дозволяющее покрыть расходы на дорогу. Огорчения, вызванные провалом, усугубляются венерической болезнью, переломом ноги и экземой, которые всегда будут напоминать ему об этой поездке во Францию..
На Таити Гоген покупает участок в западной части острова и строит себе мастерскую, но, не успев еще приступить к работе над картинами, заболевает так сильно, что вынужден заняться лечением. Его дела запутываются. На радостях он неосмотрительно израсходовался на пирушки и праздники; теперь снова приходится познать лишения и нужду. Но для художника хуже всего то, что он не может работать.
Постепенно Гоген стал поправляться; чтобы выйти из материальных затруднений, он вынужден поступить на работу чертежником в управление дорожного строительства. Вряд ли пыльные комнаты управления видели более квалифицированного чертежника…
По долго так продолжаться не может. На живопись не остается времени. Жизнь на Таити чересчур дорога. И он снова начинает мечтать о райском уголке, где не ведают денежных затруднений. Теперь Гоген выбирает Маркизы.
В августе 1901 года после пяти трудных лет на Таити Гоген прибыл на Хива-Оа. Мне кажется, он выбрал этот остров потому, что здесь находится самая большая плодородная долина. Возможно, известную роль сыграл вид острова, его природа. Мне пришлось побывать на всех любимых островах Гогена — Мартинике, Таити и Хива-Оа, — и я заметил, что они очень сходны между собой. Та же коническая форма, тот же гористый рельеф, густые папоротники, глубоко врезанные узкие долины. Из островов Маркизского архипелага ни один так не похож на Таити и Мартинику, как Хива-Оа.
Хотя Гоген перед отъездом с Таити продал свой участок и немало картин, на новом месте его ожидают непредвиденные трудности. Он сам писал: «По прибытии я первым делом узнал, что арендовать или купить участок можно только у миссионеров, да и то это не просто. Епископ находился в отъезде, и мне пришлось ждать месяц; мой багаж и строительные материалы лежали на берегу. Весь этот месяц я, разумеется, по воскресеньям ходил в церковь, вынужденный играть роль ревностного католика и врага протестантов. Это создало мне добрую славу, и епископ, ничего не подозревая, пошел мне навстречу — продал за шестьсот пятьдесят франков каменистый, заросший кустарником участок земли. С новыми силами я приступил к работе, и с помощью нескольких человек, которых нанял по рекомендации епископа, мне скоро удалось вселиться в дом».
Дом Гогена был построен из местного материала, но, вероятно, по его собственным чертежам — ничего подобного до тех пор не видели на Маркизских островах. По свидетельству современников, дом был двухэтажный. На верхнем этаже — спальня и большая мастерская с шестью окнами. Внизу — кухня, столовая, кладовки. Над входом Гоген повесил доску с надписью «Maison de jouir»[36]. Подле крыльца стояли полуметровой высоты скульптуры мужчины и женщины. На стенах спальни и мастерской висели картины и рисунки обнаженных фигур.
36
«Обитель веселья» (фр).