После десерта на палубе подали кофе с коньяком и ликеры. Полулежа в кресле (рядом — роскошный стол), я совсем другими глазами смотрел на окружающие Таиохаэ суровые горы. Странное создание — человек. Только что я проклинал собственную глупость: придумал тоже, в этакой глуши играть в поселенца! А теперь мне уже было грустно при одной мысли, что я скоро покину Маркизские острова. Звонкие фанфары отвлекли меня от размышлений. Вся компания направилась к борту. Смеркалось, зажглись два мощных прожектора и залили палубу светом.

Вождь и администратор Таиохаэ прибыли с прощальным визитом. Следом за ними к крейсеру подошла целая флотилия лодок с балансирами. Как всегда в этих широтах, стемнело быстро, и на лодках вспыхнули факелы. Беспокойное пламя рассыпало блики на волнах, залив напоминал расшитый звездами бархат. Кто-то запел, и могучий хор подхватил песню под аккомпанемент ритмично взлетающих над водой весел. Лодки собрались у борта там, где стояли губернатор и прочие чины. Две юные красавицы поднялись по трапу, чтобы поцеловать нас и повесить нам на шею гирлянды из цветов. «Понятно, — подумал я, — добрые жители Таиохаэ хотят, как и обитатели Пуамау, получить водопровод и стараются произвести самое лучшее впечатление…»

Разумеется, вслух я ничего не сказал.

Зарокотала машина. Крейсер медленно развернулся носом к выходу из бухты. Администратор и вождь, попрощавшись, спустились вместе с девушками в лодку. С других лодок гребцы дружно махали факелами. Снова фанфары, и машина прибавила обороты. Со скоростью двадцати узлов мы выходили из залива Таиохаэ. Один за другим гасли факелы. Сквозь тяжелые тучи едва пробивался свет луны, но я различал на фоне темного неба чуть посеребренные могучие горные массивы Нукухивы.

— Какие чудесные острова! — воскликнул один из офицеров, когда мы вернулись к своим креслам, — И какие в этих краях радушные, приветливые люди. А женщины — красавицы! Жаль, что мы стоим лишь по нескольку часов в каждом заливе.

Он вздохнул. Остальные офицеры сочувственно кивали.

— И как же еще примитивна здешняя жизнь, — заговорил другой. — Люди носят одежду из луба, танцуют древние языческие танцы. Хотелось бы мне подольше побыть тут, как следует узнать Маркизские острова…

Он повернулся ко мне, ожидая волнующих подробностей о местной райской жизни. Остальные тоже приготовились слушать. Прежде чем я успел заговорить, мне протянули журнал, очень распространенный американский еженедельник.

— Расскажите нам об этом. Ведь вы, наверно, знаете Долину женщин?

Я взглянул: фото на всю страницу — прекрасная маркизанка в одной только лубяной юбочке. Большими буквами название статьи: «Долина детей природы». Текст рассказывал об уединенной долине на одном из Маркизских островов, где туземцы ведут идиллическую примитивную жизнь в бамбуковых лачугах и женщины по сей день ходят почти нагими. Многие нравы и обычаи, которые повсеместно исчезли, тут сохранились. Долина так труднодоступна, что в нее почти никогда не проникают белые. Жирные буквы сообщали фамилию фоторепортера. Ну конечно: Ларри…

Я решил рассказать, не отступая от истины, как сложилось наше с Марией-Терезой полугодовое пребывание на Маркизских островах. Слушатели не сомневались в моей искренности, но слишком свежи были их собственные воспоминания о празднествах, танцах и маскарадах, которые сопровождали молниеносную инспекционную поездку губернатора.

На следующее утро я сидел на палубе в той же компании. Официанты разносили кофе и свежие французские булочки с мармеладом; океан был на редкость покойным, небо — безоблачным, словом, благодать, но меня угнетала тревога за Марию-Терезу. Где она сейчас? Если капитан не сдержал слова, если шхуна не зашла в Эиаоне, ей придется не меньше месяца ждать в одиночестве…

Вдруг подошел телеграфист: меня вызывала Атуана. Мы успели довольно далеко уйти от Маркизского архипелага, острова давно скрылись за горизонтом, но слышимость была еще хорошая. Атуанский радист предупредил, что сейчас со мной будут говорить, и я услышал голос… Марии-Терезы!

Капитан «Теретаи» не подвел. Накануне поздно вечером он забрал ее. Из Атуаны шхуна пойдет прямо на Таити. Значит, Мария-Тереза прибудет почти сразу же следом за мной! О такой удаче можно было только мечтать.

Впрочем, рассказала мне Мария-Тереза, до прихода шхуны ей пришлось пережить еще немало приключений. Она думала, что судно появится тотчас после моего письма. Сложила вещи, ей помогли отнести все на берег. Чтобы коты не потерялись, она заперла их в ящик. После трехдневного ожидания у нее и у котов лопнуло терпение. Поняв, что шхуна изменила маршрут, Мария-Тереза вернулась в домик.

А через несколько дней она вдруг заметила точку на горизонте: шхуна! (Видимо, мы как раз вышли с Уа-Хуки на Нукухиву.) Снова Мария-Тереза заточила котов в ящик и поспешила с багажом на берег. Но шхуна тем временем исчезла. Но было ее и на следующее утро. Значит, опять домой…

И когда судно наконец пришло, одного кота, Нефеликса, недосчитались. Он удрал, сломав стенку ящика. Снова надо было перетаскивать все вещи, и Мария-Тереза еле-еле управилась — капитан, как всегда, страшно спешил. Нефеликса, как она ни огорчалась, пришлось оставить.

Вся палуба шхуны была занята грузом и пассажирами. Только вышли из Эиаоне — хлынул дождь, и тридцать человек кинулись в тесную каюту. Духота и запах копры скоро выгнали Марию-Терезу опять на палубу. Единственное защищенное место было на корме возле штурвала. По совету рулевого Мария-Тереза забралась в пустой ящик и сделала из плаща навес. Теперь ветер и дождь ей но докучали, но, как нарочно, ночью очень сильно качало, и ее одолела морская болезнь.

Правда, едва шхуна достигла Атуаны, болезнь прошла. К тому же по пути к телеграфу Марию-Терезу ожидал сюрприз: один из наших друзей в Эиаоне примчался верхом, держа под мышкой деревянный ящик, в котором сидел мокрый и злой Нефеликс. Хеиао не забыл, что мы вылечили его мальчугана, и решил хоть чем-то выразить свою благодарность.

— Ничего, если плавание до Папеэте окажется не совсем приятным, — заключила Мария-Тереза. — Теперь все тревоги позади, и, откровенно говоря, я только рада расстаться с Маркизскими островами. Кстати, передаю микрофон человеку, который со мной полностью согласен…

Я услышал ее смех и тотчас понял, чему она смеялась. Меня приветствовал знакомый голос: «Алло, cher ami!» Художник, кто же еще… Воспользовался случаем сесть на шхуну, когда она зашла на Уа-Хуку, чтобы забрать отставшего матроса. Художник заверил меня, что и не помышлял надолго остаться на Уа-Хуке. Просто хотелось сделать несколько интересных набросков, после чего он все равно попросился бы на первое же попутное судно. А тут, как но заказу, шхуна… Теперь прямиком домой, в Париж! На Таити задержится ровно столько, сколько нужно, чтобы оформить билет. Разумеется, я не удержался, спросил, какой сюжет так сильно увлек его на Уа-Хуке. Но тут художник вдруг страшно заторопился, крикнул, что шхуна вот-вот отчаливает, и поспешно распрощался.

Итак, все участники плавания на «Теретаи» как бы снова вместе… Даже Ларри с нами — благодаря своему репортажу в журнале. Мне вдруг захотелось послать ему весточку, чтобы знал, что друзья его но забыли. И я позволил себе от имени всей нашей компании отправить ему телеграмму:

Заодно я запросил по телеграфу Папеэте, когда идет следующее судно в Марсель. Ответ меня обрадовал: максимум через две недели. Мы как раз управимся со всеми приготовлениями. Я поглядел на карту мира, чтобы представить себе маршрут. И вдруг в совершенно новом свете увидел наш земной шар…

Все эти три года Швеция казалась мне далекой и нереальной. Иногда приходили письма, книги, другой связи не было. Зато живой реальностью для меня стал пестрый конгломерат островов, именуемый Французской Океанией; я следил за шхуной, за местными новостями, обсуждал цены на копру, повсюду встречал друзей и знакомых.