Павел рассказал о том, что живет у товарища, что руководит бригадой демонтажников, которая сейчас работает на строительстве компрессорной станции газопровода под Киевом, а также переносит и устанавливает несгораемые шкафы.
— Может, лучше было бы организовать бригаду, которая открывает эти шкафы? — чуть прищурился Виктор. — Ну да ладно. Ты сейчас куда собирался?
— Да никуда особенно. Думал в кино.
— Пойдем в ресторан, — предложил Виктор, — и там обо всем поговорим.
Когда они уселись в самом углу за столик, Виктор, просматривая ресторанную карту, небрежно спросил:
— Ты обо мне так и не упоминал?
— Нет.
Виктор выслушал короткий, бессвязный рассказ Павла о том, как он отбывал срок, как ему за хорошую работу засчитывали день — за три, как неожиданно он был вызван в Киев на доследование, а затем отпущен. О семье Вязмитиных ему почему-то говорить с Виктором не хотелось.
— Хорошо, Павлуша, — сказал Виктор. — Главное, что ты вышел.
Подошел официант. Виктор неторопливо, со знанием дела заказал ужин.
К их столику, слегка покачиваясь, направился худосочный, прыщавый хлюст, карикатура на картинку из журнала мод, — все вроде бы так, но очень преувеличено.
— У вас свободно? — спросил он уверенно.
— Нет, — ответил Виктор. — Занято.
Хлюст постоял, тупо раздумывая о том, ввязываться ли в скандал, посмотрел на плечи Павла, пробормотал что-то не слишком почтительное и ушел.
— Ну что ж, за тебя, Павел, — сказал Виктор, чокаясь.
Подряд, не закусывая, он выпил три рюмки водки, понюхал хлеб, разрезал пополам редиску, намазал ее маслом и посолил. Когда он снова заговорил, его чуть мурлыкающий, негромкий голос зазвучал с затаенным волнением.
— Если бы мы были на фронте… Если бы пошли в разведку… И если бы одному из нас — мне — пришлось отходить, а ты бы прикрывал мой отход… Я бы шел спокойно. Не оглядываясь. Ты — из тех людей, которые стреляют до последнего патрона. Из надежных людей… Ты ешь, — прервал он сам себя. — Не смотри на меня. Я обедал.
Он закурил.
— Но уж поверь мне: если бы ты отходил, а я остался, — ты бы тоже мог не оглядываться.
Он задумался, переплел и стиснул пальцы маленьких детских рук, затем достал из кармана конверт и положил его на стол.
— В этом конверте десять аккредитивов на предъявителя по три тысячи рублей каждый. Я хочу их дать тебе. У меня плохое предчувствие. Я хочу, чтобы ты взял их. Они тебе пригодятся. Один можешь израсходовать сейчас, а остальные пусть у тебя будут в целости год, начиная с сегодняшнего дня. Если я через год не обращусь к тебе, поступай с ними как знаешь.
— Я их не возьму, — сказал Павел.
Виктор улыбнулся печально и понимающе. Конверт он спрятал в карман и больше к разговору об аккредитивах не возвращался.
— Выпьем, — предложил он, наполняя рюмки. — Главное — что ты вышел. Теперь тебе предстоит избрать свой путь в жизни. Самым правильным будет — если ты пойдешь учиться. Чему угодно учиться. Хоть художественной гимнастике. Моя жизнь устроилась сложно, запутанно… Очень мне не хотелось, чтобы у тебя было так же. А начало у тебя вышло плохим. По моей вине. И я очень рад, что у тебя не осталось обиды. Очень рад. Но встречаться с тобой мы не будем. Не нужно этого. Так выпьем, пока мы вместе…
Из ресторана они ушли чуть ли не последними — около половины второго ночи. Перед тем как расстаться с Павлом, Виктор протянул ему вырванный из блокнота листок.
— Здесь номер телефона, по которому ты сможешь меня найти, если я буду тебе нужен. Если буду очень нужен. У меня «ксива». Зовут меня Владимир Иванович Смирнов. Не забудешь? А телефон лучше всего если ты запомнишь и листок сожжешь. Так будет спокойнее.
Когда Павел вернулся домой, он с удивлением обнаружил, что Вася еще не приходил.
— Ох и гуляка же, — сказал он вслух. — Но завтра ты у меня попляшешь! Все равно разбужу вовремя и на работу поедем вместе.
Вася пришел только под утро. Павел не спал. В блюдце, заменявшем им пепельницу, было полно окурков.
— Почему ты не спишь? — спросил возбужденный Вася.
— Так, — неохотно ответил Павел.
— Ты думаешь, это я с Наташей ходил? Ничего похожего. Я у Кати был. Эта Наташа не мной, а тобой интересуется. Все время о тебе спрашивала, кто ты да что ты. Просила познакомить получше. И чем ты ей так понравился — не пойму. Все время молчал, шел в сторонке. Может, и мне в другой раз нужно так попробовать?.. — спросил Вася. — Может, когда молчат — больше нравятся?..
…Силуэт башенного крана рядом с громадой цеха казался особенно стройным.
Совсем еще молодые хлопчики — пареньки в форме ремесленного училища — переставляли высокие трехъярусные леса. Павел отметил про себя, что эта, казалось бы самая несложная, операция отнимает много времени и труда. Все делалось вручную, падали длинные балки, ломались прибитые гвоздями щиты подмостей.
Распоряжался плотниками начальник участка Савельев — пожилой человек с маленькими выпуклыми глазами и ушами неправильной формы, торчащими, как плавники. Он был в суконном пыльном костюме. Команды плотникам подавал жестами — взмахивал руками, кивал головой, показывал что-то пальцами.
Его не понимали.
Наконец он знаками заставил рабочих спуститься вниз, подозвал их к себе и еще сильнее замахал руками.
Чего он хочет от этих плотников? — досадливо морщась, подумал Павел.
Из-за штукатуров задерживалась работа монтажников, и бригада Павла простаивала. Вася пристроился с самого утра на обшитых черным гидроизолом ящиках, в которых лежали части многотонных махин — компрессоров, и сладко спал.
Когда Павел подошел поближе к начальнику участка, плотники снова полезли на леса, а Савельев все так же размахивал руками.
— Здравствуйте. Когда же мы работу сможем начать? — обратился к нему Павел.
Савельев в ответ только молча кивнул и указал пальцем на плотников.
— А почему вы не поставили леса сразу вокруг всего цеха?
Савельев показал рукой на горло.
— Оси́п, — прошипел он. — В такую погоду. Пива выпил. И кричу.
Приблизив красное потное лицо к лицу Павла и выпучив под бесцветными бровями маленькие блестящие круглые глазки, он ласково зашептал:
— А какой дурак сказал тебе, что можно поставить сразу все леса? Где я столько леса возьму? И что бетонщики будут делать?
Павел поежился. Предложение его было совершенно бессмысленным. Конечно, сплошные леса помешали бы бетонщикам. Как он сразу не сообразил.
— Плотников, плотников забрали, а дали школьников, — перейдя с шепота на какой-то смешной писк, горячился Савельев. — Плотники на жилье нужны, а я и так обойдусь…
Он ткнул пальцем в сторону подмостей.
— Вот как я обхожусь! Оратория, а не работа. Ору — и все без толку. Охрип.
Грузной рысцой он побежал к молодому плотнику. Тот в одиночку пытался оттащить в сторону тяжелый щит. Махнув рукой, Савельев подозвал двух рабочих-подсобников. Они подхватили щит и отнесли его подальше.
Вверху заискрился провод, переброшенный через ферму. Плотники задели его, снимая леса. По узкой лестнице, прислоненной к стене, к проводам полез электромонтер. Он пристроился на широкой балке мостового крана и, ухватившись одной рукой за ферму, начал чинить проводку.
Павел стал взбираться вверх по лестнице.
— Куда ты?! Это тебе что — цирк?! — закричал электромонтер.
Но Павел быстро добрался до балки и осмотрел ферму. А затем медленно, цепляясь руками за частые перекладины, спустился и снова пошел к начальнику участка.
— Тут можно штукатурить без этих подмостей…
— Можно, можно, — шепотком согласился Савельев. — На веревочках штукатуров подвесить, понимаешь?
По щекам Павла прокатились желваки.
— Да, только не на веревочках, а выгнуть из арматуры подвесные подмости и зацепить за фермы. Как закончите штукатурку стены, сразу можно перевесить на другую ферму. И в других цехах подвесные леса будут нужны…
— Нужны, нужны, — снова охотно согласился Савельев. — Как на баню — гудок.