Похвалы лиса так польстили обоим простакам, что они проводили его до самого Малепартуса. Здесь Рейнеке попросил барана:

— Подождите меня, пожалуйста, дорогой Бэллин, и полакомьтесь пока свежей зеленью. В наших горах очень много всякой растительности, и полезной и вкусной. А Лямпе пусть зайдет ко мне и утешит мою бедняжку жену: она и без того горюет обо мне, а если услышит, что я ухожу на богомолье, то и совсем расстроится.

Сладкие слова Рейнеке обманули обоих, и Лямпе последовал за ним в замок. Эрмелина в глубокой тревоге лежала возле своих детей: ей не верилось, что Рейнеке благополучно вернется домой. Увидев же его с посохом икотомкой, она крайне удивилась.

— Рейнгарт, мой милый, расскажите скорей, что с вами случилось! Вы, наверное, много настрадались?

— Да, — ответил лис, — я был осужден и приговорен к повешению, но государь в своем милосердии даровал мне жизнь и свободу. Теперь я ухожу на богомолье, а Изергим и Браун закованы в цепи и сидят в темнице. Мало того, для искупления обиды король отдал мне зайца. Лямпе, мол, тебя оклеветал и поэтому заслуживает суровой кары. Так делай же с ним что хочешь.

Услышав эту страшную выдумку лиса, Лямпе ужаснулся и хотел бежать, но рыжий разбойник отрезал ему путь и схватил беднягу за горло.

— Бэллин! Бэллин! — закричал с пронзительным визгом заяц. — Я погибаю! Паломник режет меня! Скорее! На помощь!..

Но он тут же замолк — Рейнеке перегрыз ему горло. Таково было гостеприимство лиса!

— А теперь, — сказал Рейнеке жене и детям, — давайте-ка съедим его. Зайчик упитанный и вкусный. Хоть на что-нибудь пригодился. Жалкий и никчемный трусишка! Ну, ябедник, жалуйся сколько угодно!

Ловко содрав с убитого зайца шкуру, Рейнеке с женой и детьми с наслаждением съели его. Эрмелине он особенно пришелся по вкусу.

— Спасибо королю и королеве! — умилялась она. — Каким чудесным обедом обязаны мы их милости!

— Кушайте, кушайте! — угощал Рейнеке жену и детей. — Надеюсь, что в дальнейшем я буду добывать еще больше: каждый, кто напакостил Рейнеке-лису или собирался ему напакостить, рано или поздно заплатит за это жизнью!

— Осмелюсь спросить вас, дорогой муженек, — обратилась к нему Эрмелина, — как это вы все-таки остались в живых и вырвались на свободу?

— Э, — ответил Рейнеке, — мне не хватит и суток, чтобы рассказать вам подробно, как ловко я провел короля. Впрочем, говоря по правде, дружба моя с государем висит на очень тонкой ниточке, а что тонко, то скоро рвется. Стоит ему узнать правду, и гнев его будет ужасен. Тут уж пощады не жди: петля мне обеспечена. Нужно удирать куда-нибудь подальше…

Убежим-ка мы в Швабию. Там нас не знают, условия жизни там отличные, и мы быстро привыкнем к новому месту. О господи, что за роскошь нас ожидает! Куры, гуси, индюшки, кролики, зайцы, сахар, финики, фиги, изюм… Хлеб там выпекают только сдобный. Вода чиста и прозрачна, воздух свеж и приятен. Имеется там и рыба, та самая, которой я питался, когда был в монастыре. Глубоко нырять за ней не приходится, а зовется она: галлина, пуллус, галлус и анас[7]. Словом, женушка, если ты хочешь зажить припеваючи, приготовься вместе со мною в путь на новые места…

Дело, видишь ли, заключается в том, что король дал мне уйти живым лишь потому, что я наговорил ему и королеве с три короба про несметный клад короля Эммериха и преподнес их величествам эти несуществующие сокровища. Я назвал им место, где якобы я спрятал их. Но когда они явятся туда, то, разумеется, ничего не найдут, даром только разроют землю. Вот и представь себе, как взбесится король, убедившись, что я его одурачил. Ох женушка! И чего я там только не насочинял! Ведь петля была уже у меня на шее. Не хотел бы я снова попасть в такую переделку! За всю мою жизнь я так страшно не трусил. Нет, никто уже больше не уговорит меня вновь явиться ко двору и отдать себя во власть короля! Кабы не моя изумительная сметка, мне никогда бы не вырваться из его пасти.

— Ах! — печально вздохнула госпожа Эрмелина. — Стоит ли идти на риск и искать приключений на чужбине? Ведь где бы мы ни очутились, мы везде будем пришельцами и чужаками. А здесь мы живем, как нам хочется, здесь мы в полной безопасности. Если б даже король двинул против нас все свои силы и его войска окружили наш замок, мало ли есть у нас скрытых выходов и тайных тропинок? Мы всегда сможем спастись. И не об этом я тревожусь. Ваша клятва отправиться в заморское путешествие — вот что меня огорчает. Что будет с нами без вас?

— Милая моя женушка! — рассмеялся Рейнеке. — Не печалься! Знай: страшно не клясться, а страшно попасться! Один мудрый священник сказал мне однажды, что клятва по принуждению недорого стоит. И мне лично начхать на свою благочестивую клятву! В так называемых святых местах, в Риме и Иерусалиме, мне делать нечего. Поэтому я туда и не пойду, несмотря на все свои обещания. Ты права — места лучше, чем здесь, я нигде не найду. Король мне, правда, постарается задать перца, но, как он ни могуч, я, бог даст, исхитрюсь и снова нахлобучу дурацкий колпак на его венценосную голову. Он еще у меня узнает, где раки зимуют! Уж ты мне поверь!..

Но тут за воротами нетерпеливо заблеял баран Бэллин:

— Лямпе! Что вы там застряли? Пора отправляться обратно!

Услышав его призыв, Рейнеке поспешно выскочил из замка.

— Милый мой Бэллин! — воскликнул он. — Лямпе просит у вас извинения: он счастлив побеседовать подольше с тетушкой Эрмелиной и просит вас не обижаться на это. Не нарушайте радость их встречи и ступайте себе не спеша обратно.

— Но, — возразил Бэллин, — я слышал крики. Лямпе звал меня на помощь. Что вы там с ним сделали?

— Вы ошиблись, мой милый, — ответил Рейнеке. — Как только я сообщил жене о своем пилигримстве, бедняжка от горя потеряла сознание. Тут Лямпе перепугался и в ужасе закричал: «Бэллин, спасите! Скорее! Тетушке нехорошо! Боюсь, что она не очнется!»

— Мне помнится, — усомнился Бэллин, — что Лямпе кричал что-то другое… И как-то особенно страшно…

— Да что вы! Ни один волосок на нем не пострадал, — уверял рыжий плут. — Пусть меня постигнет любое несчастье, если это не так, — поклялся он. — Но поговорим лучше о более важном деле. Государь поручил мне вчера написать ему из дому несколько писем и высказать в них мое мнение по некоторым важным вопросам. Может быть, дорогой друг, вы согласитесь доставить эти письма? Они уже готовы: пока Лямпе и тетушка Эрмелина приятно беседовали, я успел их написать…

— Я согласен, дорогой Рейнгарт, — с готовностью откликнулся Бэллин. — Только упакуйте их получше. Сумки у меня с собой нет, а если я сломаю печать, меня по голове не погладят, сами понимаете!

— Это, — заметил Рейнеке, — можно легко устроить. Тут как раз пригодится котомка, которую мне сшили из шкуры медведя, в нее я и уложу пакеты. Не сомневаюсь, король щедро наградит вас за доставку.

Баран Бэллин поверил лису, а мошенник поспешил в замок, схватил котомку, впихнул в нее голову зайца и завязал котомку особенно сложным узлом, чтобы баран не смог ее вскрыть.

Выйдя из дому, он сказал Бэллину:

— Повесьте сумку через плечо и помните: вы не должны в нее заглядывать. Любопытство обойдется вам дорого. Пакеты я запечатал очень старательно, а сумку завязал специальным узлом, известным лишь мне и королю. Так я поступаю всегда, когда пишу государю, и он это знает. Если король убедится в том, что вы не развязывали сумки, награда вам обеспечена. Вы можете даже завоевать особое расположение его величества. Для этого вам достаточно намекнуть, что вы помогали мне писать письма и подсказали некоторые мысли. Этим вы заслужите большое уважение.

Бэллин так обрадовался, что как полоумный запрыгал на месте.

— Дядюшка Рейнеке! — заблеял он в бараньем восторге. — Теперь я убедился в вашей любви: вы хотите, чтобы я прославился между придворными своим умением тонко и красиво излагать на бумаге высокие и мудрые мысли. Конечно, на самом деле я так писать не умею, но пусть другие думают, что это так. Как же я вам благодарен! И как это удачно вышло, что я проводил вас до самого дома. Но разве Лямпе не может отправиться вместе со мной?