Больно было Васе. На глазах проступили слёзы. Он часто-часто заморгал.

Головы орла на монете дружно щёлкнули клювами: сейчас мальчишка заплачет.

Вася прикусил губу: не плакать! А шеи орлов так и вытянулись: ну же, ну, капай слезу.

Стерпел Вася боль, сдержался, взглянул Приставу прямо в глаза:

— Это не я у Купеческого сына, а он у меня хотел украсть пятачок! Я ему дал, чтобы он разломил.

Пристав отпустил Васино ухо и сказал хвастливо:

— Когда-то и я ломал пятаки!

— Так точно! — рявкнул Городовой.

Пристав взял пятак, положил его на край стола и нажал. Пятак даже не погнулся. Пристав нажал изо всех сил. Безрезультатно.

— Пятак фальшивый! — сказал он. — Получается, что ты или украл его, или сделал фальшивую монету. Сейчас мы составим протокол! Как твоя фамилия?

— Сомов Вася.

Пристав внимательно посмотрел на Васю, и неожиданно губы его расползлись в улыбке:

— Уж не генерала ли Сомова сынок?

Васе даже стало смешно. Взять да и сказать, что этого самого генерала сынок. Вот переполох поднимется! «Ваше благородие», видать, боится генерала! А ещё кричит, других пугает!

— Мой папа никакой не генерал! — отчётливо сказал Вася. — Мой папа — знатный токарь на тракторном заводе!

— Гмм… Такого завода нет!

— Будет, — сказал Вася.

Пристав нахмурился.

— Объявляю пятак фальшивым и украденным! — сказал он. — В холодную мальчишку!

Городовой схватил Васю за шиворот и поволок его по коридору. Открыл скрипучую дверь, впихнул Васю в полутёмный подвал, а сам вернулся к Приставу.

— Тебе что, Филимоныч?

Городовой потоптался на месте.

— Виноват, ваше благородие. Зачем-то шёл, да запамятовал. Дозвольте идти?

— Иди, Филимоныч.

Городовой ушёл.

А пристав уставился на металлические шарики и медный пятак, лежащие перед ним на столе.

«Откуда всё это здесь очутилось?»

Он посидел немного, потом смахнул ладонью в ящик стола и шарики, и монету. Увидел на стене муху и схватил мухобойку.

И городовой, и пристав про Васю забыли. Ведь он был из будущего, а помнить можно только прошлое.

Один Минька не забывал Васю, потому что знал тайну медной монеты и очень хотел Васе помочь. Он сидел на каменной тумбе против полицейского участка и думал, как бы выручить товарища.

Головы орла не теряют надежды, а Вася надувает городовых.

В темноте ящика орлиные головы замотались на тонких шеях.

— Мальчишку в холодную повели. Ему там, наверно, страшно. Он там, наверно, плачет. А мы здесь, — сказала сипло левая.

— Так-то оно так, да не совсем, — прохрипела правая. — А может, он и не плачет. Или плачет, да не пустыми слезами.

— Помолчи, — сердито сказала левая. — Вечно ты во всём сомневаешься! Надо выбираться из этого ящика. Надо — к мальчишке…

— Так-то оно так… — начала было правая, но левая клюнула её, и они замолчали.

Монета подкатилась тихонько к углу ящика, и головы увидели щель. Щель была узкой.

— Надо пролезть, — сипнула левая.

— Так-то оно так… — начала было правая, но левая снова клюнула её.

Они поставили монету на ребро, сунули её в щель и свалились на пол.

Пристав услышал, как что-то брякнуло, заглянул под стол, но ничего там не увидел. Монета уже откатилась к двери.

Тем временем Вася сидел на голых дощатых нарах.

Что же дальше будет? Может, Минька догадается, что его посадили в холодную, и как-нибудь выручит? А если не догадается? Или не сможет выручить? Так и придётся сидеть в этой холодной?

Жутко Васе стало. Он съёжился совсем в комочек и заплакал. Теперь уж что! Теперь плакать можно, монеты-то нет!

А монета лежала по ту сторону обитой железом двери. Головы орла слышали, как всхлипывает Вася, и сами чуть не плакали от досады. Бились головами об обитую железом дверь и зло скрипели клювами.

Звякнул засов. Дверь отворилась, вошли двое городовых.

— А это что за гусь? — спросил один городовой.

Второй взглянул на бумаги, которые держал в руках, пожал плечами.

— По списку не числится.

«Надо их перехитрить», — подумал Вася, поднял голову, сдвинул брови, посмотрел грозно на городовых да как крикнет:

— Что значит гусь? Кто тут гусь? Я — гусь? А я вот вовсе не гусь! Я — октябрёнок! Понятно? Ок-тя-брё-нок! — отчётливо повторил он.

Городовые растерянно заморгали глазами. Ведь они не знали, что такое октябрёнок. И подумали, что это, должно быть, какое-нибудь важное, сердитое начальство.

А Вася неожиданно вспомнил, как командуют войсками на парадах, и закричал:

— Смир-но! К торжественному маршу, поротно, первая рота прямо, остальные на-пра-во! Шагом марш!

И зашагал к двери.

Городовые только и успели испуганно вытянуться и отдать честь.

Вася переступил порог холодной и заметил на полу свою новенькую медную монету. Она, тоненько позванивая, нетерпеливо вертелась на месте. Вася нагнулся, словно бы ботинок зашнуровать, и тотчас монета прыгнула в его ладонь.

Когда Вася вышел на улицу, ветер разогнал серые тучи, и в голубом «окне» показалось яркое весеннее солнце.

Вася зажмурился.

— О-о! Вася! — крикнул неподалёку знакомый голос. И Вася увидел Миньку.

— Вася! — Минька улыбался. — А я всё хожу. Всё думаю, как бы ф-фараонов надуть!

— Я их надул, ф-фараонов, — улыбнулся Вася.

— Тогда пошли скорее к Генералу.

— К какому Генералу?

— Я узнал: у него, у того Генерала, — сила. Войска! Может, он пятак разломит?

Генерал напрасно шумит.

Генерал жил в особняке, на улице, мощённой тесаным камнем. Возле парадного стояли на карауле рослые солдаты. Сверкали штыки.

Минька и Вася остановились на противоположной стороне улицы.

— Эх, не пустят к генералу, — сказал Минька. — И никакой хитростью солдат не перехитрить.

— Я попробую.

Вася подошёл к парадному.

Солдаты скрестили перед ним винтовки.

— Хода нет.

— Я — сын генерала Сомова. Иду к вашему Генералу по делу, — сказал Вася важно.

Солдаты переглянулись и пропустили.

Вошёл Вася в особняк. А там народу!.. Офицеры шпорами звенят. Слуги туфлями шаркают. Женщины шёлковыми платьями шуршат.

На Васю никто и внимания не обратил.

«Надо бы спросить, который тут Генерал», — решил Вася, подошёл к одному офицеру с золотыми шнурками на груди, а как обратиться — не знает. То ли дело у нас: товарищ лейтенант, товарищ майор или товарищ маршал! А тут… Вспомнил Вася, что городовой называл пристава вашим благородием.

— Здравствуйте, ваше благородие.

— Я не просто благородие. Я — высокоблагородие! — сердито сказал офицер. — Не видите разве, что я полковник!

— Извините, высокоблагородие, — сказал Вася, — погоны очень высоко. Не разглядеть. Скажите, пожалуйста, где найти Генерала?

— Гм… А вы кто ж будете?

— Я — сын генерала Сомова.

— Его высокопревосходительство господин Генерал у себя в кабинете. Третья комната направо, пятая дверь налево! — и полковник звякнул шпорами.

Прошёл Вася одну комнату, другую, третью. Отыскал пятую дверь налево. Постучал. За дверью кто-то как зарычит: