Штык похолодел изнутри. Сердце замерло, пропустив удар. Если и бухать теперь нельзя…, так это ж хоть прям сейчас в петлю лезь.

И как теперь жить?????

Он всё-таки расплакался. Очень печально и очень горестно.

А потом, сам не заметил как, уснул. И увидел себя на том же полу. Весь в крови. У двери лежит несколько изломанных окровавленных тел. Все в форме. Менты. Где-то на улице, за тёмным ночным окном, шумит винт вертолёта. Кто-то кричит в мегафон, что бы он сдавался и выходил с поднятыми руками. Ему что-то предлагают, просят кого-то отпустить.

— Пошёл нахер, никого я не держу в заложниках. Сожрал я их всех. — Прошептал Штык, стеклянным взглядом глядя в потолок — он вколол пол пакета чистяка. И сейчас лежал в беловато-красной луже. Кровь и белый порошок смешались. Первая доза вышла ещё днём. Он пролежал на полу полчаса, поднялся и вколол ещё. Снова вынесло. Но он вколол новую, втрое большую дозу.

Потом пришли менты. Он выпил первую волну, а ОМОНовцев просто убил — не лезет уже. Да и мента пить — вээээ, отрава. Нет, так-то кровь вкусная, как у всех. Просто ментовская — противно как-то…, хотелось взять и повеситься. Ширево выливается из вен само по себе — апокалипсис наступил, а он и не заметил как. Паршивая жизнь — вечно невезуха какая-то.

В тёмном проходе, за телами милиционеров, засветился огонёк. Походило на лазерный прицел, как в кино показывают. О, и правда, прицел. Вон, за трупами мужик в бронежилете, с автоматом и в страшной лыжной шапочке. Крадётся. За трупами присел, прицелился и…

Очередь прочертила на теле Штыка кровавую дорожку. Кусочки плоти и крови взлетели вверх. Штык вздрогнул, закрыл глаза. Мужик в лыжной маске выпрямился и шагнул в обход кучи тел.

— Заебали. — Проговорил «мертвец» и поднялся. Мужик в маске замер на месте и снова нажал спуск. Пули пробивали его насквозь, он отчётливо увидел дыру, там, где располагалось сердце. Штык протянул руку, и она полыхнула алым огнём. — Иди сюда, краснопёрка. Иди ко мне.

ОМОНовец…, впрочем, на спине у него написано СОБР, медленно, как-то неуверенно опустил автомат и шагнул вперёд, запнулся, упал. Но тут же поднялся и поспешил к Штыку. Едва оказался рядом упал на колени и стал смотреть на него, взором абсолютного обожания.

— Я съем тебя. — Секунду подумав, сообщил Штык.

— Я жажду только этого мой господин. — Прохрипел собровец. — Пей меня, пей всеблагой, пей!

— Гы. — Штык, вдруг расхохотался и расстегнул ширинку. — Сосать будешь?

— Всё что пожелает мой господин!

— Эй! А ну нах руки убрал дебил! — Отпрыгнул Штык от собровца, с радостной улыбкой потянувшегося к его штанам. — Я пошутил! — Собровец уронил руки, и вдруг заплакал. — Ты чего?

— Я не нужен тебе…, я не хочу жить.

Штык ошалело потряс головой и отошёл к окну. Открыл раму, глубоко вдохнул. Ночной город очень красив. Надо же, никогда не замечал…, он посмотрел вниз. Мигалки, машины, много людей…, тут не высоко, но что бы разбиться, хватит вполне. Может прыгнуть? Ну их всех нахрен. Что толку быть вампиром, сильным, как стадо слонов, усилием воли делать из людей безвольных кукол, если ты даже ширнуться не можешь? Как расслабляться? Как вообще жить???

— Иди сюда. — Штык поманил собровца пальцем. Тот шустро подскочил к окну. — Я оторву тебе голову и брошу её вниз.

Собровец мгновенно начал лучиться счастьем, сорвал лыжную шапочку и с готовностью вытянул шею. Потом передумал, снял бронник, порвал воротник рубашки, снова шею вытянул.

— Так господину будет удобнее?

— Да, так нормально. — Штык протянул руки и резким рывком разорвал шею собравца. Хлынула кровь, на мгновение голова замерла на позвоночном столбе, а затем он с хрустом переломился и голова выпала в окно. Прям на машину шмякнулась. Хм, весело, но…, Штык махнул рукой — ботва.

Скучно, на самом деле.

Он вновь посмотрел вниз. С визгом в раму врезалась пуля. Он не обратил внимания.

— Прыгну и хер на вас всех! — Он залез на раму и застыл на подоконнике. Снова вниз посмотрел. — Последней радости в жизни лишили…, прощай жестокий мир!

Пуля вошла в сердце, его швырнуло обратно в комнату — снайпера привезли. Козлы…, однако! Штык, не веря своему счастью, прислушался и попытался повторить. Напрягся так, что даже воздух испортил, не громко, но пахнет! Просто кошмар блин, вот до чего человека довели, то есть вампира.

Он перешёл в другую комнату, стараясь удержать момент и понять, как это у него получилось — рана не сразу зажила. Он вошёл в зал, где, так и лежали тела троих утренних гостей и кучка пепла, оставшаяся от ушастого «глюка». Тоже полудурочный какой-то. Обратил его и под солнцем сгорел. Как вообще умудрился? Может бензином себя облил? Помнится, проснулся, а этот хер, стоит у стекла и горит весь. Причём молча. Ух жуть такая была прям жесть. Вот тоже — реально невезуха! В вампира обратили, а этот…, блин, как там, в сериалах…, «папа»? А не, это не в сериалах, это в жизни. А, во — «создатель», в общем ему полудурочный попался. Шахид доморощенный…, сосредоточиться! Не потерять момент! Штык посмотрел себе на грудь, рубашку разодрал, что бы лучше видеть — плоть вырвана, рёбра торчат, за ними трепещет сердце. Он сел на пол. Стал смотреть на грудь и стараться удержать момент, разобраться в том, что происходит. В какой-то миг не получилось и на глазах сердце закрыло плотью, часть рёбер срослась. Он напрягся так, что снова…, да что ж такое. В туалет идти пришлось…, что-то вроде кроме крови ничего не ел, а вонища, будто макароны с сыром неделю жрал…, наверное, из-за ментов всё. Нафиг, зарок надо дать — кровь в погонах, больше ни единой капли! Ну их, ещё заразишься чем-нибудь.

Он продержал рану открытой минут двадцать. Механизм вроде бы понял, но не совсем. Штык вернулся к окну и вылез на раму.

— Сюда разок пальни! — Показал себе на грудь, крикнув в ночь, отсюда невидимому снайперу. Тот оказался форменной свиньёй — пуля пробила лоб и снесла пол черепа…

Штык открыл глаза и сел на полу. Кажется, он начинает понимать, что такое эти сны — таким образом, подсознание, учит его быть вампиром…, хм. Не, ну версия. Хоть какая-то. Просто разум облекает в понятные формы и немного фантазирует при этом. Только почему в этих фантазиях он ещё и колдовать умеет? Ладно, ну это всё в туман ромашки нюхать. Во сне он узнал, как усилием воли остановить регенерацию. Конечно, если хоть чуточку ослабишь волю, организм тебя мгновенно залатает на автопилоте. Постоянно сосредотачиваться — башка с крышки свалится, но тут думается так, что если тренироваться, то всё получится.

Штык поднялся и с лицом Жанны Дарк идущей на костёр и занялся приготовлением очередной дозы. Когда сделал, минуты три не решался кольнуться. Наконец, глубоко вздохнув, он воткнул иглу куда следует — волшебное зелье потекло по вене и…, скрипя зубами, он применил знание, полученное во сне. Сосредоточился, напрягся так, что…, вещий сон какой-то, блин. Пришлось в зал идти. В зале там не пахнет, а в той комнате теперь так, что даже глаза слезятся.

Так и не дошёл — всё прошло как надо. Волна неземного наслаждения накрыла в коридоре, ноги заплелись и он рухнул носом в пол. Он витал в сиреневых туманах наркотического счастья, до самого утра — не факт что следующего. Почему? Ну, шприцы кончились, когда он пришёл в себя. А было их в квартире много. Пакетик сильно похудел. И трое гостей, всё ещё вместе принимавших ванну, начали пахнуть невкусно. Явно не час прошёл и не день даже. Сколько точно, он сказать всё равно не мог. Очнулся, приготовил дозу, кольнулся и вот ведь закавыка какая — как ни сосредотачивался, как ни пытался, а организм решительно выбрасывал из себя всё лишнее. Он три дозы так запоганил, а кайфа так и не увидел. И что это вообще за дела? Сообразил лишь ближе к вечеру. Как желудок вдруг заурчал громогласно, да кишки скрутило от голода, так и сообразил.

— Вот оно как…, если не поесть, то ничего не получится. — Штык задумчиво кивнул пакету с чистяком. Что тут скажешь? Разумный механизм. Как начинаешь с голода загибаться, организм активизируется и начинает донимать мозг позывами простыми как морковка — жрать.