День 17 апреля я помню. Спал я в землянке — незатейливом сооружении из досок и плащ-палатки. На рассвете этого дня я проснулся и увидел, что разведчик «Хеншель-126» заходит на нас с моря — дело это было привычное. Но вслед за «Хеншелем» появились одна за другой волны 47 бомбардировщиков. Они пикировали на позиции бригады. Тут же ударили артиллерия и минометы противника.

Заместитель командира бригады приказал мне отправиться в первый батальон, но пройти оказалось нелегко: горячие осколки авиабомб, мин и снарядов так и сыпались со всех сторон...

— Вы почувствовали, что удар направлен именно на вашу бригаду?

— Застать нас врасплох не удалось. За два дня до этого мы захватили «языка» и знали, что противник собирается сбросить нас в море. Наблюдательный пункт командира бригады Шуклина постоянно был на сопке, а оттуда хорошо просматривались немецкие позиции. Конечно, труднее всего было в первые дни, когда враги рвались к вершине Мысхако. Скажу лишь: я начал войну под Москвой политруком стрелковой роты, затем комиссаром отдельного минометного батальона воевал на Западном и Брянском фронтах. Был под Туапсе, где тоже было нелегко. Но все это никак нельзя сравнить с тяжестью боев на Малой земле, особенно в апреле. Батальонам приходилось отбивать до 10 атак в день. Но противник не прошел. Наши части, хотя и несли большие потери, прочно удерживали свои позиции!

Действительно, сопротивление советских войск на горе Мысхако сыграло очень важную роль: оно опрокинуло весь замысел «Нептуна» и привело руководителей операции в замешательство. Сохранился документ — запись телефонной беседы между командующим 17-й армией Руоффом и генералом Ветцелем. В 16 часов 50 минут 17 апреля Ветцель доложил Руоффу, что атака на гору Мысхако не увенчалась успехом: «русские держатся в зарослях» и с расстояния пяти метров «уничтожают горных стрелков», в долине ручья продвижение недостаточное...

— Пора решать, как продолжать наступление, — закончил Ветцель свой доклад.

Осведомившись о резервах, Руофф сказал, что следует сосредоточить все силы в долине и отдать туда 4-ю горнострелковую. Ветцель возразил:

— Но в этом случае мы будем очень уязвимы с флангов! Тогда Руофф предложил другой вариант: нанести удар на восточном фланге, у Станички. Но и это не вдохновило Ветцеля. Он ответил:

— Нет, русская пехота здесь очень сильна и так оборудовала свои позиции, что каждого русского бойца надо уничтожать на его огневой точке. И вообще потери так велики, что едва ли стоит продолжать наступление[54]

Иными словами, отпор, который дали бойцы десантной группы уже в первый день, был так силен, что генерал Вет- цель вообще усомнился в успехе «Нептуна». Руофф был вне себя:

— Об этом не может быть и речи! Продолжать наступление!

Вслед за этим в штаб Ветцеля полетела телеграмма: «Продолжать уничтожение противника на плацдарме и при наступлении темноты не давать противнику покоя».

Но пока что покой потерял генерал Ветцель.

Исход первого дня в журнале боевых действий корпуса выглядел для Ветцеля плачевно: 4-я дивизия не выполнила боевую задачу, 125-я — не продвинулась, 73-я вообще не наступала. «К сожалению, — записали в штабе Ветцеля, — не удается взять гору, господствующую над местностью и имеющую решающее значение для всей дальнейшей операции».

Поэтому к вечеру 17 апреля Ветцель прикидывал дальнейшие действия. Одержимый идеей взятия горы Мысхако, он и генерал Кресс снова ставят перед горными стрелками ту же задачу, выполнение которой в первый день сорвали защитники Малой земли: взять третью и вторую сопки «Колдуна». 125-й дивизии задача не менялась. Зато важную роль должна была сыграть 73-я дивизия. Начальник ее штаба заявил, что «надеется взять Станичку». На этом настаивал и генерал фон Бюнау, командир 73-й дивизии. Его сосед, генерал Фрибе предпочел бы сосредоточить все силы на центральном участке, т. е. в долине. Однако фон Бюнау заверял, что у него более благоприятное положение, поскольку, согласно данным разведки, советские части оттянуты в другие районы плацдарма. Ветцель согласился с фон Бюнау и потребовал, чтобы тот нанес решительный удар. Когда же Ветцель доложил об этом решении Руоффу, тот заметил:

— Вы не должны ставить дивизии слишком близкие цели, а лишь затем начинать размышления о том, какую цель поставить дальше...

Как видим, в отличие от пессимиста Ветцеля Руофф еще был полон самоуверенности. Он требовал, например, чтобы 73-я дивизия не довольствовалась «ближней целью» (каменоломни южнее Станички в районе старой крепости), а продвигалась «возможно дальше», к самому мысу. Горные стрелки должны были снова штурмовать гору Мысхако (Кресс клятвенно обещал ее взять), а 125-я дивизия — пробиваться к югу по долине.

Что же получилось из этого замысла?

С утра 18 апреля наступление возобновилось. Штаб группы армий «А» доносил: 125-я дивизия взяла «Столовую гору»[55] однако ни 4-я, ни 73-я пехотная дивизии не продвинулись. Количество самолетовылетов: 1074. Когда же начальник оперативного отдела генштаба позвонил в Симферополь и спросил: «Что нового?», ему ответили: «Надо подождать завтрашнего дня...»

17-я армия докладывала: «После энергичного заградительного огня всех видов оружия операция «Нептун» в 5.30 была продолжена. Из-за неблагоприятной погоды авиация не смогла действовать всеми частями с самого начала. Опять начались исключительно тяжелые бои с противником, оказывавшим упорное сопротивление. Решительного успеха не удалось достичь ни на одном участке»[56].

Генерал Бюнау, обещавший выйти чуть ли не в тыл плацдарма, не продвинулся в Станичке ни на метр. Горные стрелки были вынуждены остановиться. И в «долине смерти» 125-я дивизия развить успех не смогла, хотя немцы вели сосредоточенный артиллерийский огонь и сделали более тысячи самолетовылетов!

Плохер уточнял: «...511 самолетов «Ю-87» вышли на бомбежку волнами по 25 машин. Первые подразделения поднялись в 04.45, последние приземлились в 18.30. Истребителей противника было немного... Авиация поддерживала действия группы Ветцеля, пытавшейся ликвидировать плацдарм противника. В качестве первой цели группа самолетов «Ю-87» атаковала южную часть Новороссийска, захваченную русскими. Другая атаковала цели южнее, включая железную дорогу, старую крепость и берег...»

Таким образом, на второй день удары по плацдарму ни в коей мере не ослабевали. Более того: в действие вступил флот, который пытался нарушить систему подвоза на Малую землю. В журнале боевых действий штаба «адмирала Черного моря» отмечалось: «В ночь на 18 апреля были отданы условные сигналы «Апрельская погода» и «Начало весны» для 1-й флотилии и итальянской флотилии, которые соответственно в 11 и 10 часов вышли из своих баз Иван-баба и Феодосия на Анапу. Подводная лодка «У-24» была ориентирована в начале операции на то, что надо рассчитывать на усиление перевозок войск (советских. — Л. Б.) из Туапсе. В 14.40 пять кораблей 1-й флотилии и семь итальянских кораблей получили условные сигналы «Августус», «Стрелковый праздник» и «Бокс» к срыву подвоза на плацдарм. В 17.30 — 18.00 флотилии вышли из Анапы в район боев; в 19.40 стали на траверз Мысхако, где попали под огонь береговых батарей противника с Кабардинки. Около 21 часа тральщики вступили в бой с легкими морскими силами противника, неоднократно попадая под удары авиации. Два раза они обстреляли плацдарм... В 20.00 было выпущено восемь торпед по высадочным площадкам между Мысхако и Суджукской косой... Был торпедирован корабельный остов, служивший посадочным мостком... Вслед за этим начался бой у мысов Дооб и Суджук; ночью произошло семь боев с канонерками»[57].

Казалось, со всех сторон — с суши, с воздуха и моря — защитники Малой земли были взяты в огненное кольцо. Тем не менее, к исходу второго дня наступление на участках 4-й горнострелковой и 73-й пехотной дивизий захлебнулось. Лишь в центре 125-я дивизия с огромным трудом смогла незначительно развить первоначальный успех.