- Ну, как?

  - Нет слов. Вылитый Хоттабыч. Только вот борода длиной подкачала.

  - Борода - ерунда. Мой умище при мне, и этого достаточно. Сядем на дорожку, - и мы присели за стол.

  - Сними башмаки и положи вот в этот мешок. В мечеть нельзя в обуви.

  И сам Ахмед, смотрю, уже босиком.

  Ахмед взял меня за руку и, закрыв глаза, мы полетели на сказочный Восток...

  Мечеть. Вернее, какой-то ее кусочек со стенами с трех сторон. С четвертой ничего нет. То есть, конечно, имеется, но что-то очень обширное, откуда гулко доносится хор голосов, повторяющих одни и те же слова молитвы. Если взглянуть вверх, то разукрашенный изразцами потолок где-то на совершенно недостижимой высоте. Напротив, на низенькой лавочке сидит Ахмед и подо мной такая же, а между нами - резной с инкрустацией столик. Наверное, это и есть упомянутый им уголок для беседы в мечети. Получилось! Никто не стоит рядом и не глазеет на нас как на диво дивное.

  - Смотри-ка, как всё просто оказывается. Очень удачная мысль пришла тебе в голову. Пойдем, - предлагает Ахмед и встает, прихватив мешок с нашей обувью.

  Выходим из закутка в молельный зал с грандиозным куполом и поразительной стереоакустикой. Молящихся не так уж много, но звуки их голосов, отражаясь от купола и стен, идут со всех сторон. Здесь не задерживаемся и выходим наружу. Жарко. Ахмед вытряхивает из мешка башмаки и облегченно вздыхает. Обуваемся. Перед нами большая площадь с разбегающимися во все стороны улицами, окруженная одно- и двухэтажными глинобитными домами. Чуть правее - мощное и вместе с тем изящное сооружение, блистающее на солнце мраморной белизной и окруженное крепостной стеной.

  - Дворец халифа, - говорит Ахмед, - а нам вон туда, - и тянет меня в какую-то улицу левее дворца.

  Идем хоть и не спеша, но не долго. Воздух становится какой-то тяжеловатый, насыщенный вовсе не амброзией.

  - Базар близко, - объясняет Ахмед. - Жарко, и как торговая стража ни следит за чистотой лавок и караван-сараев, запаха животных и отбросов не избежать. Канализации европейского типа здесь нет, но сточные каналы вдоль улиц всё-таки есть. Их каждый день проливают водой из Тигра для очистки и тем самым спасают город от смрада и заразы.

  Вот и добрались до базара. Шум есть, да еще и какой! Колорит имеется, и при этом совершенно невообразимый. Товаров завались и еще трижды по столько. Порядка, на первый взгляд, никакого. Толчея интенсивная и совершенно беспорядочная. Многокрасочно пестрые лавки, палатки расставлены, как кому в голову взбредет. Не сразу замечаешь, что они кучкуются по товарному признаку. Вот кучка медников и чеканщиков. А вот гончары. А чуть дальше - сапожники. О, а вот и уголок европейцев. Чем торгуют, издали не разобрать. Просто видно группу людей в средневековой испанской и итальянской одежде.

  Но Ахмед даже не приостанавливается нигде, пробираясь к только ему известной цели. Цель приближается. Об этом можно судить по тому, что всё чаще встречаются люди, здоровающиеся с Ахмедом.

  - Салям алейкум, Ахмед-ага.

  - Салям, Джафар.

  - Салям, Махмуд.

  - Салям, Ибрагим...

  Да сколько же их тут - Махмудов и Ибрагимов? Этак Ахмед со всем базаром перездоровается, если дня хватит. Бег замедлился. Видно, мы уже почти достигли цели. Останавливаемся. Все тот же "салям".

  - Как здоровье, хозяин? - пришли, стало быть.

  - Спасибо, как торговля, Мустафа?

  - Хвала Аллаху, хорошо идет.

  - Завтра поговорим.

  Батюшки, китайский фарфор! Как ему не идти-то хорошо! Какая прелесть, изящество, тонкость работы! Особенно это видно в искусно и любовно сделанных статуэтках. Просто как живые. Век бы любовался. Но оказывается, что в какие-то владения Ахмеда мы пришли, но до конца еще, как видно, не дошли. Он тянет меня за рукав дальше. Останавливаемся на минуту у большой ювелирной лавки, где Ахмеда тоже признали хозяином. Глаза опять разбежались, созерцая сокровища. Не богатство поражает - в пещере Капитана его намного больше. Поражает человеческое искусство, безграничная фантазия придания форм. Разговор со своим приказчиком Ахмед и здесь отложил на завтра.

  Уже медленно идем среди лавок тканей и ковров. Здесь Ахмеду знакомы все поголовно. Мне кажется, он уже устал от бремени ритуала арабской вежливости. Однако нарушать его не собирается. Слава Богу, что он меня не представляет никому. Иначе вообще стояли бы на месте. Тем не менее до финиша все-таки добрались. Это уже не базарная лавка, а целый магазин ковров и тканей в одном из окружающих базарную площадь домов. Заходим.

  - Салям алейкум, Ахмед-ага, - подскакивает к нам молодой человек немногим старше меня, а еще двое молча кланяются хозяину из-за прилавка.

  - Алейкум салям, Али-Баба. Познакомься. Мой гость Серж. Очень издалека.

  - Салям.

  - Салям, - соприкасаемся мы с Али-Бабой по восточному обычаю двумя руками.

  Проходим внутрь дома. Красиво и уютно. Ноги утопают в таких коврах, что ходить по ним кажется кощунством. Большая комната с большим, но низким столом, и вокруг него расставлены несколько оттоманок. На одну из них, скинув у двери башмаки и бросив чалму в угол, немедленно заваливается Ахмед. Я тоже разуваюсь и располагаюсь напротив.

  - Ахмед, а почему мы не разулись при входе в дом, а только здесь? - спрашиваю я.

  - Там торговое помещение для всех, а здесь жилое. Моя как бы домашняя штаб-квартира. Не устраивать же ее в своем семейном доме.

  - Семейном?

  - А что ты удивляешься? - улыбается он. - Восток - дело тонкое. Советую тебе на время пребывания здесь забыть обо всех привычных условностях и традициях. Попробуй поступать так, как все, и снищешь доверие и понимание окружающих. Не надо быть белой вороной. Вот я отдохну немного, и сходим купим тебе рабыню, которая будет тебе прислуживать, пока ты здесь и, если появишься еще, то и потом.

  - Рабыню!? Мне? Да ты что, Ахмед! Что я с ней буду делать-то?

  - - Да что хочешь. Твой ужас лишь от незнания местных законов и обычаев. Я тебе потом все объясню. Ограниченная свобода здесь вовсе не означает полного отсутствия прав. Али-Баба, где ты застрял?

  - Бегу, бегу, хозяин. Вот попить и закусить слегка, - Али-Баба ставит на стол поднос со всякой всячиной.

  - Скажи-ка, любезный Али-Баба, твоя жена Марджана рабыня?

  - Рабыня. Моя, конечно.

  - Она горюет об этом.

  - С чего бы ей горевать?

  - Да вот Серж что-то испугался, когда я предложил купить ему рабыню для прислуживания.

  - И что тут страшного? Она ведь войдет в вашу семью.

  - Ладно, проехали. Расскажи-ка, что у вас тут новенького произошло, пока меня не было.

  - Всё можно рассказывать? - спросил Али-Баба, покосившись на меня.

  - Всё. Серж достоин доверия.

  - Тогда ладно. Халиф наш тут выкинул недавно славненькую штуку. Отпустил на волю половину своего гарема. Представляете, сколько раз ему пришлось трижды повторять каждой: "Я развожусь с тобой"? Женский рев стоял на весь Багдад. Хотя им предоставлялся выбор: брать или не брать с собой детей. А также давались немалые деньги на обзаведение своим домом, хозяйством. При этом совсем забыли о том, что закон не позволяет бывшим женам халифа снова выходить замуж и вступать в связь с мужчинами. Причем под угрозой охолащивания нарушивших закон мужчин.

  Пришлось издать фирман*, снимающий относительно уже разведенных жен халифа означенный запрет и наказание. Тогда уже не во дворце, а в городе начались беспорядки. Сюда нахлынуло неисчислимое количество желающих взять в жены особу из халифского гарема. Даже с детьми. Ведь дело-то небывалое! Не мужчина платит калым за жену, а жена приносит в дом большие деньги. Возникало столько драк между претендентами, что стража не успевала разнимать. В конце концов объявили, что выбирать мужей будут сами женщины. Беспорядки в городе прекратились. В два дня женщины пристроили сами себя и всё вроде бы успокоилось. Лишние женихи убрались из города.