«Значит, на этой неделе, считая с сегодняшним, лишних сто долларов. Ого! Ну что ж, это по заслугам. Много ли есть лекторов, которые так умеют обработать аудиторию, как я? «Вот доктор Плениш — он все на свете знает, и притом кристальная душа. Честное слово, ему больше ничего и не нужно, только уверенность, что он вносит свою лепту в дело нравственного прогресса». Пусть ее покупает хоть три пары серебряных туфель, на здоровье!

«Ах ты, черт, вот уже и город виден. Неплохо. Я все — таки умею водить машину. Эти мальчишки-студенты, им лишь бы гнать во всю мочь. А на больших расстояниях решает опыт и выдержка.

«Любопытно все-таки, неужели кто-нибудь из студентов на самом деле проделывает то, о чем я говорю в своих лекциях?»

Нью-Ипсвич в штате Айова был в точности похож на Чикаго, только площадь в двести пятьдесят раз меньше, а отель Эмпайр в Нью-Ипсвиче был в точности похож на самые шикарные чикагские отели, только номеров вдесятеро меньше. Это было четырехэтажное здание из красного кирпича, отделанное серым известняком; вестибюль его был украшен росписью, изображавшей Ришелье, выхваляющего перед Людовиком XIII достоинства Новой Франции.

Упсальско-Пилигримское торжество должно было состояться в бельэтаже, в банкетном зале Бурбон-Ройяль, при котором имелась своя раздевалка, носившая название Фойе Помпадур. Но декан Плениш не счел возможным явиться в эти парадные апартаменты в затрапезном виде. Еще внизу, в общей раздевалке, он снял свое кожаное пальто и плюшевую кепку, там же приложился к карманной фляжке накладного серебра, расчесал волосы и бородку небесно-голубым карманным гребешком и оседлал нос золотым пенсне на широкой черной шелковой ленте. В оправу пенсне было вставлено простое стекло.

По лестнице, ведущей в бельэтаж, он взбежал уже настоящим маэстро, который не спасует ни перед идеологическими проблемами, ни перед крокетами из курицы.

Он сразу на глаз определил председательницу собрания. Без сомнения, это вон та остроносая, худощавая дама, которая то и дело меняется в лице от волнения. Декан прошествовал прямо к широким дверям банкетного зала, у которых она стояла с целой свитой раздающих программы дам, протянул руку и на самых своих бархатных нотах промурлыкал:

— Миссис Уиглмен? Я доктор Плениш.

И теперь можно было считать, что его часть обязательств в основном выполнена: он явился, он не опоздал, он был трезв, он был одет подобающим образом и даже не позабыл дома галстук — осталось только пообедать и произнести речь.

Он был не из тех конфузливых застольных ораторов, которые нервно ковыряют вилкой фруктовый маседуан, трясущейся рукой принимают чашку кофе и испуганно косятся на соседок справа и слева; не из тех, которые на вопрос, не жарко ли им, отвечают: «Леди и джентльмены!» — и все время томятся сомнением, сколько папирос можно выкурить без риска прослыть подверженным пороку. Декан Плениш ел с аппетитом и весьма одобрил пломбир-сюрприз, поданный на сладкое. Миссис Уиглмен, председательнице, своей соседке справа, он сказал, что да, безусловно, кино оказывает тлетворное влияние на молодежь. После этого он повернулся к соседке слева и сказал, что да, безусловно, кино развивает воображение и способствует улучшению манер у молодежи.

Все это он проделал наполовину автоматически.

Он не почувствовал волнения, даже когда миссис Уиглмен взяла слово, чтобы представить его собравшимся. При этом оказались нарушенными оба основных требования, которые докладчик предъявляет к вступительному слову: чтобы оно длилось не более сорока секунд и чтобы имя докладчика было произнесено без ошибок. Злополучная миссис Уиглмен ворочала своим неподатливым языком ровно две минуты и сорок три секунды по часам доктора Плениша и вместо «декана» назвала его «профессором». Но когда она, наконец, в изнеможении опустилась на место, продолжая еще верещать что-то себе под нос, он встал, элегантным жестом поправил бутафорское пенсне и уверенно повел свой самолет в заоблачные выси интеллектуализма.

— Госпожа председательница, преподобный отец, друзья мои, леди и джентльмены! Мы вправе усмотреть счастливое предзнаменование в том закономерном и утешительном обстоятельстве, что потомки первых янки, моих суровых, но благородных предков, сошлись здесь сегодня с сынами и дочерьми великого шведского народа и что мне выпала честь беседовать со всеми вами по столь животрепещущему вопросу, как вопрос о Современной Молодежи, ибо что может послужить лучшим залогом единения двух титанических рас, нежели свойственная обеим рачительность в деле воспитания потомства?

Он бросил свою смятую салфетку на истерзанную скатерть, напоминавшую географическую карту, и по — настоящему ринулся в полет. Его способность парить, оставаясь в одной плоскости со слушателями, была первым показателем его искусства, так как обычно «сила убедительности докладчика прямо пропорциональна числу футов, возвышающих его над аудиторией.

Ровно через шестьдесят две минуты он приземлился, испытывая легкое головокружение, и тотчас же вокруг закричали, захлопали, застучали по столам. Он наслаждался успехом, но при этом не забывал о подлинном кульминационном пункте вечера, который еще был впереди.

Каждый профессиональный лектор, будь он вдохновенный трибун, юморист или путешественник, должен придерживаться золотого правила: чек получать, не выходя из зала, иначе завороженные вашим искусством устроители могут позабыть прислать вам его на дом. Поэтому, обменявшись рукопожатием с сорока семью леди и пятью джентльменами, доктор Плениш повернулся к миссис Уиглмен и сказал тоном веселой шутки:

— Я, пожалуй, могу сэкономить вашему комитету расходы на почтовую марку, если захвачу чек с собой.

Миссис Уиглмен была явно шокирована, но все же, когда он спустился вниз, чтобы облачиться в свое кожаное пальто, чек уже покоился у него в бумажнике.

Теперь он чувствовал усталость. Весь обратный путь до Кинникиника он проделал в оцепенении, которое только дважды прервала живая мысль: один раз он отметил, что пошел снег, а другой — подумал о том, что надо будет поискать для Пиони не слишком дорогой пояс из змеиной кожи.

Когда он вошел, она спала, свернувшись на новой, обитой пестрым кретоном кушетке, но тотчас же встрепенулась, вскочила и поцеловала его.

— Ну, как речь? — спросила она. — Конечно, чудно, как всегда? Я тебе приготовила горячего бульону. А чек получил?

Мистер А. Дж. Джослин был в свое время и провинциальным учителем, и провинциальным банкиром, и редактором провинциальной газеты. Теперь он был владельцем превосходной типографии в Де-Мойне и издавал двухмесячный журнал «Сельские школы для взрослых», слава о котором доходила до самого Саскачевана, хотя экземпляры его редко попадали дальше Осцеолы.

Мистер Джослин дважды присутствовал на вдохновенных выступлениях декана Плениша и в январе 1927 года обратился к нему с просьбой написать для журнала несколько статей. Плата — два цента слово. Предложение это поступило как раз в тот момент, когда декан и Пиони разбирали свои рождественские счета. На этот раз Пиони сама набралась смелости их подытожить и теперь охала:

— Прямо не верится! Тут какое-то колдовство — выходит, что у нас семьсот долларов долгу.

Они посмотрели на письмо мистера Джослина, посмотрели друг на друга, и Пиони взяла мужа за лацкан, привела его в угол гостиной, именовавшийся «кабинетом», указала на пишущую машинку, а сама пошла приготовить ему коктейль и сказать по телефону владельцу мебельного магазина, чтобы он все-таки прислал ей тот кожаный пуф.

Через три часа у декана была готова статья об укрупненной сельской школе как подготовительной ступени к колледжу. Мистер Джослин принял статью и выслал чек на 52 доллара 60 центов, декан переписал чек на Пиони, а Пиони пошла и купила часы на камин — имитацию французской имитации фарфора. Две недели спустя декан составил остроумное наставление студенткам колледжей относительно преподавания в сельских школах; он получил 63 доллара 44 цента, и Пиони заплатила долг в красильню и купила пресмешную вещицу — художественно оформленную карту Айовы, на которой Джек-победитель великанов взбирался по кукурузному стеблю в сорок футов высотой, а в реке Де-Мойн резвился Нептун со свитой дельфинов.