— Да, тысячу сто в год.
— Ну, чудесно! Мне было бы неприятно думать, что из-за меня эта старая курица лишилась заработка. Мужчина должен быть рыцарем, Джордж, при любых обстоятельствах.
Пиони любовно запротестовала:
— Пусть кто-нибудь посмеет сказать, что мои мальчики когда-нибудь вели себя не по-рыцарски!
— Очень мило с вашей стороны, детка, — сказал профессор Райот. — Вы настоящая Гнпатия, так, кажется, ее звали. Ну, я, значит, скажу им, что вы согласны на три девятьсот, Гид?
— Да, можете передать, что я согласен. Как видите, у меня нет оснований упрекать себя в меркантильности, — сказал доктор Плениш.
Он уже заранее решил, что пойдет даже на три тысячи, поскольку у Джослина получал фактически не больше двух восьмисот. Он продолжал:
— Но они должны понять, что я иду на жертвы.
— Это я им уже объяснил. Можете не сомневаться! — сказал профессор Райот.
— Умение приносить жертвы — первое качество, которое требуется от общественного деятеля.
— Вы правы, — вздохнул профессор Райот. — Хотел бы я, чтобы это поняли те, кто ворчит, когда им предоставляют привилегию уделять какие-то крохи из своих богатств на благотворительные цели.
Зазвонил телефон.
Доктор Плениш снял трубку. Через минуту он произнес, заикаясь:
— Пожалуйста, попросите подняться. — Он оглянулся на свою когорту и с ужасом шепнул: — Бернардина Нимрок!
Пиони мелодраматическим жестом схватилась за локоть Райота.
— Спрячемся в спальню, Джордж! Гидди один скорей ее спровадит!
Спустя три минуты в номер вползла мисс Нимрок, похожая на трепыхающую крылышками полуживую моль. Доктор Плениш попятился. Сцена предстояла малоприятная Со стороны Пиони, и его старого друга Джорджа Райота, и преподобных Китто и Стерна было очень нехорошо втравить его в эту историю. Вдруг она сошла с ума? Были случаи, когда вот такая тщедушная женщина хватала какой-нибудь тяжелый предмет — скажем, винную бутылку — и убивала сильного, здорового мужчину.
— Доктор Плениш, я только что узнала, что меня хотят уволить из института после десятилетней службы и взять на мое место вас, а вы в этом совсем не нуждаетесь, совсем не нуждаетесь: вы мужчина, и вы были профессором в колледже, вы себе всегда найдете работу. А у меня на руках старушка мать, и доктор Китто обещал, что я всегда буду у них работать, и, может быть, я была не очень хорошим ответственным секретарем, я знаю, что не очень, но это потому, что я ничего не могла сделать сама, без резолюции доктора Китто, а этой резолюции от него никогда не получишь — я пошлю и потом жду, и жду, и по телефону звоню, и ничего. Если вы просто так, для забавы, отнимете у меня место, я погибну, и моя старушка мать тоже; но вы этого не сделаете — ведь вы не такой лицемер, как доктор Китто, и не такой бессердечный человек, как мистер Фрисби. Вы подумаете об этом, правда? Вы постараетесь подыскать себе другую работу! Господи, никогда в жизни я не унижалась до таких просьб! Я всегда гордилась своей самостоятельностью и всегда работала не за страх, а за совесть. Вы порядочный человек, правда? Вы не захотите губить нас ради собственной выгоды?
Отступая от нее, он дошел до окна и теперь стоял, заложив руки за спину и теребя тюлевую гардину. Нужно было сказать что-то.
— Видите ли, я еще ничего об этом не знаю, то есть… Кое-какие разговоры были, конечно. Я меньше всего на свете хотел бы причинить неприятность вам и вашей матушке. В общем, я подумаю…
Мисс Нимрок устремила на него взор, исполненный обожания. Она даже помолодела и похорошела. Вот какое действие он способен оказывать на глупых женщин!
Он продолжал:
— Да, я подумаю, не откладывая, и мы что-нибудь…
И тут появилась Пиони.
Она налетела на мисс Нимрок, точно св. Екатерина[73] или миссис Кальвин, изгоняющая ведьму, и теперь уже отступать пришлось мисс Нимрок, а Пиони сладким голоском тянула:
— Ах, я не знала, что у нас гостья! Чудненько, чудненько! Я как раз хотела повидать вас, сказать, как я за вас рада — подумайте только, получать тысячу сто в год одной пенсии, а кто вам мешает при этом взять еще работу, какую-нибудь приятную работу, ну, скажем, давать уроки? Господи, да вы просто не будете знать, куда девать деньги, а кроме того, между нами говоря, вы, верно, очень рады уйти от этого надутого болвана Китто.
Продолжая наступать, она вытеснила мисс Нимрок в коридор и, прежде чем та успела открыть рот, затворила за ней дверь. Затем, повернувшись к доктору Пленишу и осторожно высунувшемуся из спальни Джорджу Райоту, она воскликнула:
— Да, не дай бог никому иметь дело с женщинами! Вы только подумайте, явилась сюда канючить! Мне очень жаль, что пришлось обойтись с ней так круто, с беднягой, но я решила, что ей же самой лучше, если покончить все разом. Бедный Гидеон, у меня за тебя так душа болела и за вас, Джордж, тоже, а в общем, я считаю, что это дело требуется запить. Но только раз-раз и готово, а то нам с Джорджем надо идти покупать пижаму для его женушки — ах, Джордж, я вас так ревную к ней, что просто лопнуть готова, а я-то поклялась, что не загляну ни в один магазин в Чикаго, буду экономить, откладывать и копить, — ваше здоровье, мальчики!
Доктор Плениш так и сиял: поищите-ка в целом свете другую такую жену!
16
Они одевались, чтобы ехать на банкет Хескетовского института, которым завершалась конференция и на котором доктор Китто должен был объявить о состоявшемся назначении доктора Плениша ответственным секретарем.
— Ах, Гидди, ты такой элегантный в смокинге, — сказала Пиони.
— Это уж ты слишком. Ну, я жду. Ты еще не рассказала мне, как вы с Джорджем ходили по магазинам.
— По-моему, мужчины сразу хорошеют, когда переоденутся к обеду, а уж особенно, если мужчина с бородой. Вот англичане всегда переодеваются к обеду, оттого в них столько шика! Господи, до чего же, наверно, роскошный город Лондон, а мы с тобой еще не побывали там! Англия куда более цивилизованная "страна… как постоянно твердят нам англичане. Когда-нибудь, когда мы будем богатые, поедем в Лондон, хорошо, милый?
— Но я все-таки жду. Выкладывай. Что ты там натворила?
— Гидеон! Я ведь обещала, что на этот раз не буду транжирить.
— Ты обещала по своей воле. Я от тебя никаких обещаний не требовал.
— Я знаю. Вот и получилось.
— Что получилось?
— Ну, стали мы выбирать Джорджу пижаму… ой, вот так сказала, это я, наверно, подсознательно, прямо по Фрейду, да?.. Ну, в общем, стали мы выбирать пижаму его жене, и тут я очень разозлилась на Джорджа и на эту стерву-продавщицу, которая все время хихикала, хоть это все и было в шутку — он обнял меня, вот так, и хотел на мне показать ей, какой объем груди у его жены. Я сказала Джорджу, чтобы он полегче, а то оборву ему уши. Но пижаму я ей все-таки выбрала чудесную — мне бы и самой такую хотелось, — шелковую, персикового цвета, с зелеными кантиками и…
Ну вот, я и говорю, Джордж предложил заодно пройтись по другим отделениям, и мы стали ездить вверх и вниз на эскалаторах, весело было ужасно, и столько всего хотелось купить, о господи, но ты и представить себе не можешь, как я была тверда, — шкура белого медведя, теплая-теплая, так приятно было бы ступать на нее зимой, и портрет президента Энди Джексона[74] — папа говорит, мы с ним родственники, только очень дальние, — и электрическая сбивалка для коктейлей — это, собственно, была бы даже экономия: она сберегает столько времени, но я устояла, — и подумай, Ги-де-он, финский деревянный салатник, настоящей кустарной работы!
— Все это нам очень нужно, но я была тверда, как кремень, просто как кремень. Но, может быть, правду говорят, что сатана гордился — с неба свалился, потому что мы с Джорджем остановились около прилавка со старинными драгоценностями, и, родной мой, ты меня, наверно, убьешь, но мне показалось, что оно дешевое, и оно такое очаровательное, я в жизни не видела такой прелести, и как будто совсем недорого и… Лучше уж сразу. Смотри.