Он поспел в Индианаполис на поезд 10.50; из Буффало в Нью-Йорк прилетел самолетом и был дома к утреннему завтраку в воскресенье, 7 декабря 1941 года.

Доктор и миссис Плениш аккуратно посещали по воскресеньям церковь, за исключением тех случаев, когда Пиони просыпала, что с ней бывало не чаще, чем три раза в месяц. Обычно они выбирали те храмы, где служили священники, связанные с ДДД: Крис Стерн, раввин Лихтензелиг, монсеньер Фиш или преподобный доктор Элмер Гентри. В это воскресенье они слушали доктора Гентри.

В своей проповеди его преподобие сказал, что война в Европе есть результат того, что люди, в особенности в этом районе Нью-Йорка, недостаточно усердно посещают церковь. Он и господь бог этим недовольны.

— Красивый мужчина этот Элмер. Наверно, родился в Нью-Йорке, — размышляла вслух Пиони.

— Не знаю. Я слыхал, что он происходит из хорошей старой массачусетской семьи и некоторое время учился в Гарварде, но в справочнике «Кто есть кто» написано, что он окончил один из западных колледжей. Потом он, кажется, священствовал в самых глухих углах Аляски и однажды отказался от епископского сана. Достаточно поглядеть на него — настоящий мужественный тип непоколебимого лидера.

— Это его дочка сидела в первом ряду — в бархатной шляпке?

— Нет, это, кажется, его новая радиосекретарша. Прелестный новый тип интеллигентной женщины вырабатывается благодаря радио, ты не находишь?

— Не нахожу, — сказала Пиони.

После церкви они расстались: его ждал завтрак в обществе других директоров в зале совещаний ДДД. Яства, доставленные из ресторана за углом, шли за счет великодушного полковника Мардука, хотя сам полковник находился за городом и на заседании его представляли Шерри Белден и Уинифрид.

Это было обычное ежеквартальное заседание директоров ДДД. Кроме доктора, Шерри и Уинифрид, присутствовали Эд Юникорн, профессор Топелиус, Крис Стерн, который явился с опозданием и предупредил, что в три часа ему придется бежать, потому что воскресенье, добавил он, смеясь, у него «самый занятой день»; Уолтер Гидрой, Генри Каслон Кеверн, судья Вандеворт, профессор Кэмпион, президент объединения магазинов дамских товаров «Прялка» Альберт Джаленак, генерал Гонг, миссис Наталия Гохберг, оратор-поэт Отис Кэнэри и один неофит — мистер Джонсон из Миннеаполиса.

За завтраком все были веселы и разговорчивы, за исключением мистера Джонсона, который так серьезно слушал, что все начали на него коситься, так как в этом обществе слушание других было только необходимой платой за то, чтобы потом слушали вас. Впрочем, он ведь был провинциал, а не закаленный столичный житель.

Они оставались шумной компанией веселящихся юнцов, пока официант не вынес последнюю гору окурков. Тогда, словно по волшебству, юнцы превратились в чинных мужей совета, преисполненных важности и некоторого сценического волнения. Да и не мудрено-ведь вся страна под обложенным тучами небом ожидала, когда этот небольшой, но мудрый синклит решит судьбу следующего столетия.

Доктор Плениш начал со спокойствием законодателя — ветерана:

— В качестве директора-распорядителя объявляю настоящее заседание совета директоров открытым и в качестве временного председателя pro tern прошу называть кандидатов в председатели собрания, но, с вашего разрешения и для того, чтобы сэкономить время, ибо хотя предмет нашего сегодняшнего обсуждения чрезвычайно значителен и, может быть, — кто знает? — окажется непосредственно связанным с будущей программой деятельности не только нашей, но и других просвещенных организаций лучших представителей Америки, я все же очень хорошо помню о том, что у каждого из нас есть свои многочисленные обязанности, которые постоянно посягают на наше время и требуют, чтобы мы установили и развили положение, что в хаосе нашего века наметились наконец контуры какого-то положительного ядра, и не следует считать это лишь гипотетическим и утопическим суждением, а потому, как уже было сказано, я могу сэкономить свое и ваше время, предложив, хотя и в нарушение традиций, кандидатуру самого младшего из нас-не считая, конечно, вас, Уинифрид, — младшего формально, так как не думаю, чтобы сколько-нибудь значительная разница в годах была между ним и вами, мистер Кэнэри, и вами, миссис Гохберг, это не просто любезность, а признание ваших редких достоинств в сочетании с обаятельной внешностью, которая, и это я готов повторить своей дорогой жене так же чистосердечно, как говорю сейчас вам, что выглядите вы значительно моложе его — и несравненно прекраснее! — и я сказал бы, что если бы мы с вами не работали уже так давно вместе, рука об руку, трудясь ради всякого дела, цель которого — просвещение и борьба с праздностью и себялюбием, и пустословием, и демагогическими разглагольствованиями, где бы, в каких слоях общества ни приходилось с ними сталкиваться за все эти годы, — ввиду всего этого предлагаю избрать Шерри Белдена.

(Это он и хотел сказать — что он предлагает избрать Шерри Белдена.)

Выпустив эту торпеду, он продолжал:

— И ради соблюдения проформы, если только нет других кандидатур, могу ли я просить кого-либо поддержать мое предложение?

Миссис Хомуорд закричала:

— Поддерживаю! Я хотела только сказать, Гид, ввиду того, что японские дипломатические представители должны сегодня быть в государственном департаменте, и, надеюсь, это положит конец дурацким разговорам о японской опасности и…[145]

— Одну минутку, Уинни, простите!

Про себя доктор думал: «Черт возьми, хоть на собрании заткнуть этой бабе рот и самому поговорить немножко!»

Он забормотал фразу из ритуала, который отличает заседание комитета от ссоры в деревенской лавке:

— Есть предложение избрать мистера Белдена председателем собрания кто за кто против кто воздержался принято единогласно мистер Белден прошу занять председательское место.

Уинифрид застрекотала:

— Ох, Шерри, чтобы мне не забыть, пока вы не начали, я хочу высказать одну мысль — у меня имеются очень важные секретные сведения о японской делегации, которая искренне стремится к миру…

Доктор Плениш приглушил ее:

— Одну минутку, Уинифрид, прошу вас. Прежде чем нам приступить к работе, необходимо выполнить одну формальность — просто для протокола. Вот это мистер Джонсон, директор Миннеаполисского узла, честный, добросовестный работник, вполне в моем духе. Он не совсем удовлетворен нашими темпами и специально прибыл в Нью-Йорк для того, чтобы ознакомиться с тем, что мы здесь реально предпринимаем для защиты мира и демократии. Не сомневаюсь, что после сегодняшнего заседания ему станет яснее, что все наши мероприятия являются не только принципиальными, но и… э-э… практическими. А потому, уважаемый председатель — эй, Шерри, слушайте, вам говорят, — а потому вношу предложение временно, на сегодня, избрать мистера Джонсона из Миннеаполиса полноправным членом Совета директоров.

— Кто поддержит? — буркнул мистер Белден.

— Поддерживаю, — сказал профессор Кэмпион, большой авторитет в области процедуры.

— Есть предложение избрать мистера Джонсона временным членом на сегодня кто «за» поднимите правую руку принято единогласно, — отбарабанил мистер Белден. — Ну-с, дети мои, засучим рукава и перейдем к сути дела. На магистрали международных отношений образовалась пробка; мы должны, черт возьми, держать ногу на стартере и, как только дадут зеленый свет, гнать на всю катушку вперед, чтобы выяснить, как все-таки будет выглядеть в духовном аспекте грядущий монументальный Американский Век, когда нас призовут поддать жару во всемирной драке.

Все мардуковские молодчики, эта личная лейб-гвардия полковника, полагали для себя обязательными божбу, заковыристые метафоры и жаргонные словечки, что, в дополнение к спортивным курткам и серым брюкам — гольф, должно было служить доказательством, что, несмотря на университетское образование и административные таланты, эти молодые люди ничуть не обюрократились. Они никогда не говорили «да», если можно было сказать «а то нет!», и из всех них с особенным шиком демонстрировал этот «простецкий стиль» Шерри Белден.