— Ты лучше скажи, кто тебе велел про Илюху Косого мне рассказать? спросила Ксанка.

— Никто.

— Пацан, ты с нами не шути, — сказал Валерка. — Мы ведь можем тебя и в тюрьму отвести. Кирпич пренебрежительно сплюнул.

— Или наоборот, — предложила Ксанка, — освободим, а слух пустим, что ты Косого заложил.

— Йе-бо, никто не велел. Могу забожиться! — мальчишка поочередно заглядывал в лица своих спутников. — Я в салмане одном услысал, от деловых. А Илюха — он не нас, он не вол, а идейный.

— Это Косой — идейный?

— Не нас он, вот я вам и сказал.

— А чего тогда боишься?

— Ему селовека убить — нисего не стоит, — сказал Кирпич. — Луце уж я в детдоме буду сидеть, сем у него на муске.

— Балда ты, парень, — сказал Валерка. — Тебе учиться надо, а не по шалманам таскаться.

— Если узнаю, что ты нас обманул специально или кто велел тебе это сделать, я тебя из-под земли достану, — пообещала Ксанка. — Из-за твоих слов нашего друга ранили, понял?

— Я помось хотел. И вам и своим. Нам этот Косой только месает!

— Ты его куда поведешь? — спросил Валерка.

— На Одесскую, в детдом, — сказала девушка. — Спасибо, что помог догнать.

— Завтра увидимся. Пока, шкет.

— Пока, флаел! — Кирпич лихо сплюнул на мостовую и побрел за Ксанкой.

— Разрешите, господин полковник?

— Прошу вас, Петр Сергеевич, — хозяин кабинета встал и протянул вошедшему руку.

Таким образом полковник Кудасов давал понять, что, несмотря на официальные дела, они со штабс-капитаном Овечкиным прежде всего товарищи по оружию. Да и в субординации ли дело? Капитан разведки (полковник так высоко ценил свое ведомство) порой стоит больше, чем генерал от инфантерии. Особенно в нынешней ситуации, когда Овеч-кин по-прежнему сражается с большевиками, а пехотные генералы проедают пенсию, положенную Союзом офицеров за прошлые заслуги.

— Есть новости из России, Леопольд Алексеевич. Хорунжий Славкин получил через румынскую агентуру донесение: "Атаман ликвидировал видного сотрудника ВЧК. Агент Дрозд прибыл на место, вышел на связь. Дрозд начал отработку плана Альфа. Требует оказать ему помощь местными силами. Боцман".

— Отлично, Петр Сергеевич.

— Посмотрим, Леопольд Алексеевич, — осторожно ответил Овечкин.

— Вас что-то смущает?

— Использование непрофессионального агента.

— Ну-ну, не стоит так мрачно смотреть на вещи. Боцман ваш тоже в контрразведке не служил.

— Он хоть где-то служил, Леопольд Алексеевич.

— Подручным у Бурнаша, — хмыкнул полковник.

— Атаман человек осторожный, он своих людей знает. Именно поэтому Бурнаш может с новым агентом не сработаться.

— Петр Сергеевич, Дрозд сам пошел на вербовку.

— У него есть свой интерес.

— Бросьте, штабс-капитан, бросьте! Наши интересы совпадают. И потом, румынская агентура ненадежна, они работают сначала на себя, а во вторую очередь на нас. Не понимают господа румыны, что дело борьбы с красными наше общее дело. Хорошо, что немцы это понимают лучше, а то снова пришлось бы менять квартиры… Ну да ладно. При удачной реализации плана Альфа мы обещали Бурнашу организовать ему и его людям переход российско-румынской границы.

— У него слишком большой отряд, Леопольд Алексеевич, — заметил Овечкин.

— Не беда, даже при удачном проведении операции отряд Бурнаша сильно сократится. А при неудаче… — полковник развел руками. — Ничего не попишешь — война. Кстати, Петр Сергеевич, на крайний случай, подготовьте план эвакуации с территории Советов одного атамана. Бурнаш, с его талантом поднимать казаков на бунт, нам еще пригодится.

— Слушаюсь, господин полковник.

— Англичане наконец выразили желание встретиться лично, так что я скоро отбываю в Лондон.

— Желаю удачных переговоров, Леопольд Алексеевич.

— Спасибо. Вы пока останетесь за меня… Да, вот еще, Петр Сергеевич, всякая положительная информация об успехах наших агентов на территории Украины помогла бы мне успешнее вести переговоры с английской разведкой. Докладывайте немедленно.

— Будет исполнено, господин полковник. Разрешите идти?

— До свидания, штабс-капитан.

— А вы хорошо устроились, Генрих, — сказал Валерий, выходя после урока из новой квартиры профессора. — Дом хороший, в центре города, квартира просторная.

— Главное, что здесь на окнах ставни и есть крепкие двери с новым замком, ключ от которого я всегда держу при себе.

— Вам снова угрожали?

— Не знаю.

— То есть, как не знаете? — удивился Мещеряков.

— Подходил на улице какой-то неряшливо одетый господин, говорил что-то, но я не понял, — объяснил герр Эйдорф. — Вел он себя агрессивно, но что хотел — не знаю. Я еще не настолько знаю русский…

— Понятно, — покачал головой Валерий. — То ли рупь просил, то ли сто тысяч.

— Что-что?

— Почему вы мне сразу не сказали?

— Понимаете: закрутился. У меня, Валерий, столько дел сейчас в институте.

— Ваша квартира, кстати, довольно далеко от института, герр Эйдорф. Можно было найти поближе.

— Зато она рядом с вашим губчека.

— Да, через дорогу. Я вижу, вы всерьез обеспокоены?

— Просто я принимаю доступные мне меры предосторожности, — сказал профессор. — Мы, немцы, дотошный народ. Но, как разумный человек, я вполне допускаю, что все это может оказаться детской шалостью… Мне неудобно опять пользоваться нашим знакомством, но вынужден попросить вас еще об одной услуге.

— Все, что в моих силах.

— Мне нужен телефон. Если вдруг ко мне станут ломиться… Вы понимаете?

— Понимаю, но с этим сложно. Я и сам без телефона живу.

— Как у вас говорится по-русски: "На нет и суда нет".

— Герр Эйдорф, вы делаете серьезные успехи!

— Спасибо. Вы тоже сильно продвинулись в немецком, Валерий.

— Уже поздно, профессор, не стоит меня дальше провожать.

— Пожалуй, — Эйдорф остановился посреди темной улицы. — Я так увлекся разговором… До свидания, Валерий.

— Может быть, проводить вас обратно? — предложил Мещеряков, пожимая немцу руку.

— Не стоит, здесь близко, да и ЧК недалеко.

— До свидания, — Валера, насвистывая, пошел в сторону своего институтского общежития. Извозчика в это время не поймаешь, так что выбора транспорта никакого. Скорей бы уж построили трамвайную линию. Хотя институт он скоро заканчивает, из общежития съедет. Работать будет горным инженером и, скорее всего, далее не в городе, а на какой-нибудь из ближайших шахт. Хорошо бы устроиться так, чтобы они с Юлей попали работать в одно место.

— А-а-а! Помогайт! Zu Hilfe!

Крик ворвался в уши и разрушил все мечты. Валерка рефлекторно кинулся на голос, и только потом понял, что это вопит Эйдорф. Подбежав ближе, Мещеряков разглядел, что профессора мутузят человек пять, не меньше. В такие минуты всякий пожалеет, что бросил работать в ЧК. Предупредительный выстрел в воздух разогнал бы эту шпану в одну минуту.

Валерка добежал до места уже не сражения, а просто избиения. Профессор хоть и был крепким мужчиной, но против стольких противников не устоял и десяти секунд.

— Пацаны, впятером на одного не честно! — Мещеряков снял очки и сунул в карман.

— Да пошел ты! — повернулся один из хулиганов.

Валера не стал дожидаться, пока это сделают и остальные, а свалил противника коротким ударом в челюсть. Шпана поняла, что этот невысокий парень лезет в драку всерьез, и дружно напала на заступника. Ближайший попытался пнуть, а второй ударить в лицо. Валерка нырнул под руку, а ногу поймал и дернул на себя и вверх. Взмахнув второй конечностью, хулиган шлепнулся на мостовую. Оставшаяся пара за это время обошла профессора (они били его с другой стороны) и напала на Валерку. Занятия по французской борьбе и впоследствии боксу позволили Мещерякову отбиваться целую минуту. Хулиганы нападали дружно, их тактика была отшлифована участием не в одном десятке драк. Потом Валера пропустил прямой удар в лицо, ослеп на секунду и в следующее мгновение его бы сбили, но чуть живой Эйдорф сумел пнуть в коленную чашечку врага, готового нанести решающий удар. Валерка успел отступить и собраться с силами для следующего раунда.