«Вопрос потерь… — подумал он. — Все это вопрос потерь времени… и если я не успею обойти все побережье до того, как Веласкес пришлет мне замену по всем правилам, все пропало!»

— … и если вы не позволите нам сойти на берег и набрать воды, а напротив, неразумно атакуете, вина за убийство падет на вас… — выдохнул нотариус. — Подпись: Эрнан Кортес.

— Все? — развернулся к нему Кортес.

— Все.

Кортес махнул рукой штурману, тот отдал короткое распоряжение матросу, и над суденышком взвился флаг «Всем причалить». Моряки принялись ловить ветер, в идущих за ними на буксирах набитых солдатами шлюпках отпустили канаты, и берега буквально взорвались барабанным грохотом.

Кортес быстро стащил сапоги, обул плетеные альпаргаты[13], подбежал к борту и, дождавшись, когда аркебузы дадут первый залп, спрыгнул в воду.

Что такое воевать без поддержки конницы, они ощутили мгновенно.

— Сантьяго Матаморос! — орали конкистадоры, призывая на помощь главного покровителя своей далекой земли.

— Сантьяго Матаморос! — кашляя и сплевывая воду, орал и сам Кортес.

Но их сбрасывали и сбрасывали обратно в реку, и, до тех пор, пока стоящие на палубе стрелки из аркебуз не сделали добрый десяток залпов, на сушу выбраться не удавалось. И лишь когда все они встали на земле обеими ногами, мавры неспешно отступили к лесу, — как оказалось, в засеки.

— Эрнан! Что теперь делать?! — наседали старшие команд. — Как их оттуда выбить?!

— И где этот чертов Авила?!

— Что вам Авила?! — хрипло огрызался Кортес. — Вы свою работу делайте!

Он понятия не имел, где пропадает единственный согласившийся поддержать его атаку капитан, — самый, пожалуй, молодой из всех.

— В атаку, кастильцы! Бей нечестивых!

Но все было без толку. Без поддержки кавалерии и пушек силы были равны, а едва они заходили в лес, как тут же становилось явным превосходство мавров. А потом подоспел Алонсо де Авила.

— Алонсо вперед! — взревел Кортес.

Алонсо попробовал, но стрелы, словно стаи саранчи, так и сыпались на его солдат, и не прошло и четверти часа, как отступил и этот отряд. И тогда Кортес зарычал, стараясь не пригибаться под ливнем яростно свистящих стрел, подбежал к высокому, приметному дереву на опушке и вытащил меч.

— Годой! — заорал он. — Где ты, черт тебя дери?!

Не дожидаясь, когда нотариуса приведут, несколько раз взмахнул мечом, сделал на дереве три широкие зарубки и, плюнув на приличия, со всех ног рванул назад, под прикрытие подчиненных.

— Все видели?!

— Все-е… — нестройно выдохнули конкистадоры.

— От имени Их Высочеств доньи Хуаны и ее благородного сына дона Карлоса я, Эрнан Кортес, их слуга и вестник, извещаю, что Их Высочества являются королями и сеньорами здешних земель. Все слышали?!

— Все-е…

— Где этот чертов нотариус?! Быстро его ко мне!

Военный вождь Иц-Тлакоч проводил взглядом спешно уходящий к берегу реки отряд кастильцев, дал знак отбоя, подозвал писаря и жестом приказал ему достать бумагу из агавы и перо.

— Великий Мотекусома, — не теряя ни секунды, начал диктовать он. — Это я, Иц-Тлакоч, которого ты назвал своим другом, посылаю тебе весть.

Писарь быстро вычертил ряд вертикально расположенных значков и замер.

— Как Ты сказал, выполняя Твою просьбу, Иц-Тлакоч запретил мертвецам, которых Ты называешь четвероногими, а в Чампотоне зовут кастиланами, ступать на сушу и увидел, что переводчик у них пуглив, как олень. Иц-Тлакоч думает, переводчик был рабом.

Иц-Тлакоч на секунду задумался. Нужно было написать Мотекусоме самое главное, а что главнее, он решить пока не мог.

— Сегодня мертвецы попытались выйти на сушу. Двести их было. Ровно двести. Мы напали и держали их в воде по грудь и по шею. Но с военной пироги с парусами пустили дым Громовые Трубы. Десять их было. Иц-Тлакоч хорошо посчитал. И многих воинов от этого дыма стошнило.

Иц-Тлакоч вздохнул. Запах был и впрямь омерзительный, но писать о том, что его воины отступили в лес, все равно не хотелось.

— Их тошнило на траву и в реку и даже на врага. Сильно тошнило. А от грохота они шатались, как пьяные. Иц-Тлакоч хорошо все рассмотрел. И мертвецы увидели, что воинов тошнит и шатает, и начали пускать дым еще сильнее. С грохотом, как во время самой сильной грозы.

Вождь задумался. Теперь надо было писать, о том, как именно они отступали, но он тут же подумал, что написать об оружии мертвецов все-таки намного важнее.

— А Громовых Тапиров, о которых Ты предупреждал, Иц-Тлакоч не видел. И Тепуско, с грохотом и дымом кидающих большие круглые камни на десять полетов стрелы не видел. Хотя смотрел хорошо.

Иц-Тлакоч поморщился и все-таки перешел к самой позорной части письма.

— Пленных мы не взяли… хотя ранили многих. А еще самый главный вождь мертвецов сделал три зарубки на дереве. Иц-Тлакоч думает, это знак границы. Значит, будет еще бой. Или два. Это плохо. Мои воины не знают, чем обороняться от Громовой Трубы.

Писарь стремительно записал сказанное и с ожиданием в глазах уставился на своего военачальника.

— Мотекусома… — вздохнув, продолжил Иц-Тлакоч, — из-за этих Громовых Труб у меня погибли восемнадцать лучших воинов. Мое племя пострадало. Женщины остались без мужей. А если завтра будет еще один бой? Или даже два? Пришли нам хорошего полотна — пять рулонов и медных топоров сорок штук.

Вождь задумался, не много ли просит, но, глянув на только что переплывшего залив перебежчика, понял, что немного, и значительно кивнул писарю.

— Посылаю Тебе подарок, Мотекусома, — жестом показывая гонцу, чтобы тот немедленно готовился бежать в столицу, продолжил Иц-Тлакоч. — Это человек с севера. Мертвецы взяли его в плен год назад. Он был у них переводчиком. Теперь бежал и расскажет Тебе, Мотекусома, много интересного. Очень ценный человек. Иц-Тлакоч сразу это понял. Иц-Тлакоч помнит, что Ты обещал дать тысячу зерен какао, если получишь что-то необычное. Иц-Тлакоч думает, ты сильно обрадуешься и дашь… три тысячи зерен! Это — кроме полотна и топоров, о которых я уже говорил.

Он окинул взглядом мокрого, словно выдра, перебежчика Мельчорехо.

— Тебя проводят к Тлатоани. И если ты понравишься, отпустят домой.

— Мне некуда возвращаться, — покачал головой Мельчорехо. — А Мотекусома нам враг.

Иц-Тлакоч оторопел.

— А почему же ты пришел к нам?

Перебежчик стиснул челюсти.

— Кастилане еще хуже.

Лишь когда Кортес поднял флаг «Всеобщий сбор», капитаны поняли, что попали в какой-то переплет.

— Что еще этот щенок надумал? — ворчал Альварадо. — Если там и было золотишко, так он его уже подсобрал, и моей доли там нет…

— Ты напрасно его недооцениваешь, — возразил Сандоваль. — Чует мое сердце, как бы нам еще из своей доли не пришлось ему докладывать…

Но деться было некуда, и капитаны спустили шлюпки и медленно, один за другим, начали собираться на берегу реки — в точности напротив неказистой бригантины Гинеса Нортеса. Но лишь, когда собрались все до единого, бледный, перемотанный бинтами Кортес вышел из рубки и встал у борта.

— Ты чего туда забрался, Эрнан? — сразу же начали капитаны, все более раздражаясь от того, что приходится смотреть на него снизу вверх. — И зачем «Всеобщий сбор»? Дальше двигаться надо, добычу брать, а не в командора играть!

Кортес терпеливо слушал, а когда ему высказали все, жестом подозвал Королевского нотариуса:

— Хочу сообщить вам, сеньоры, что вы находитесь на земле Короны. Если желаете, Диего де Годой вам это подтвердит.

Капитаны недоуменно переглянулись, и стоящий рядом с Кортесом нотариус нехотя и печально закивал.

— Да, это так, сеньоры…

Капитаны насторожились. Кортес проводил акт присоединения новых земель практически в каждом селении, в котором останавливался. Но никогда это не было обставлено с такой помпой.