Рэйчел быстро двигала намокший комочек перьев в свою сторону. Ступив на берег, она бросила костыль и рукой подцепила крохотную птичку. Маленькое тельце сжалось в ее сложенных ладонях.

— И что дальше?

— Положите ее в защищенное место, где она сможет обсохнуть и отдохнуть. С ней все будет в порядке.

Рэйчел положила ласточку под прикрытие большого валуна и медленно отошла. Птица смотрела на нее немигающим взглядом. Подняв костыль, она отдала его Николасу.

— Спасибо.

— Пожалуйста. Из чистого любопытства, скажите мне, как далеко вы собирались зайти в воду?

— Я надеялась, что мне не придется заходить глубже чем по колено. — Рэйчел замедлила шаги, чтобы подстроиться под него. — Неврастения, понимаете ли…

Николас остановился.

— Я пытался извиниться.

— За что? За то, что сказали вслух то, что думали? Мне безразлично, что вы думаете, Николас Бонелли. Я намерена снять обвинение с моего отца, с вашей помощью или без нее. И мне наплевать, нравится вам, как я одета, или нет. — Она развернулась и пошла по направлению к дому.

Резко выдвинутый вперед костыль преградил ей дорогу. Николас подтянул ее к себе.

Она не могла его оттолкнуть. Ведь он был ранен.

Николас закрыл ей рот поцелуем.

Рэйчел мгновенно забыла, что он ей не нравится. Забыла, что он не должен ее целовать. Забыла все, кроме вкуса, ощущения, тепла его губ.

Ее никогда не целовали так прежде. Возбуждение закипало и бурлило в ней. Его сердце колотилось под ее ладонью. Она смяла пальцами его рубашку. Ее губы уступили его натиску. Ее возбуждение росло по мере того, как Николас медленно и нежно целовал ее. Наслаждение волнами захлестывало Рэйчел.

Николас ладонью здоровой руки обхватил ее затылок, притягивая ближе к себе. Каждой клеточкой своего тела Рэйчел откликалась на его ласки. Стремясь ощутить еще большее блаженство его поцелуя, она обняла его за шею обеими руками и поднялась на цыпочки.

Николас издал резкий звук и прервал поцелуй.

Рэйчел очнулась. Она опустила руки и уставилась на него. Как объяснить это безумие? Она вовсе не хотела целовать этого мужчину!

— Извините. Не знаю, что на меня нашло. — Она почувствовала, как краска заливает ее лицо.

— Вы опасная женщина.

— Извините, — снова повторила она, не поднимая головы. — Я не хотела сделать вам больно.

— Я говорил не о своем плече. Нельзя позволять женщине, которая носит на шее синий коровий колокольчик, так целоваться.

— Я ношу такие украшения, потому что учу первоклассников; яркие, смешные вещи привлекают их внимание, и они лучше слушают, что я им рассказываю.

— Мне следовало бы знать, что вы опасны, с той минуты, когда я увидел ваш рот. Такой рот всегда приносит неприятности. — Николас постучал костылем по маленькому валуну. — Уверен, между нами существует какое-то магнитное притяжение. Честно говоря, вам следовало меня предупредить — если вы относитесь к тому типу женщин, которые готовы предоставить свое тело в обмен на то, чего они хотят.

В голове у Рэйчел роились мириады запутанных, противоречивых мыслей. Она не хотела, чтобы Николас ей нравился. Она не хотела думать о нем как о мужчине. Но она хотела снова броситься в его объятья.

— А если я к ним отношусь? — медленно спросила она. — Вы ошибаетесь во многом, что касается меня. Может быть, вы и в этом тоже ошибаетесь. Может быть, я такая.

Его взгляд не дрогнул.

— В таком случае, училка, — сказал он, — нас обоих ждут неприятности.

Рэйчел намазала на хлеб клубничный джем. Что это за мужчина, который ест сандвичи с арахисовым маслом, джемом и бананами? Она сложила два куска хлеба вместе и разрезала их на четыре треугольника. Николас ненавидит сандвичи, разрезанные на маленькие треугольники. Он называет их девчоночьими сандвичами. А как, по его мнению, можно назвать сандвичи с арахисовым маслом, джемом и бананами? Едой для настоящего мужчины?

Целовать женщину так, что она сходит с ума, — это основной его капитал.

Вероятно, он ожидал, что она сбежит домой. Именно этим, несомненно, объяснялось его надоедливое брюзжание, поскольку она уезжать не собиралась. До тех пор, пока он не согласится взяться за расследование. Когда Рэйчел Стюарт чего-то хотела, она становилась водой, которая точит камень.

Она поставила тарелку с сандвичами на столик перед Николасом, и тут зазвонил телефон. Не обращая внимания на брезгливый взгляд, который он бросил на сандвичи, она направилась к телефону.

— Если ты его убила, — без предисловия сказала Дайана, — утопи тело в озере Грэнби. Оно больше озера Гранд и глубже, чем водохранилище в Тенистых горах.

Рэйчел рассмеялась.

— Он просто золото, — ответила она, прекрасно понимая, что Николас может ее услышать.

— Ты разбила ему голову каминной кочергой, да?

— Он рядом. Ты можешь с ним поговорить. — Рэйчел отнесла телефон Николасу.

Он мрачно посмотрел на нее и на телефон.

— Кто там?

— Дайана.

— Скажите моей любящей сестре, что мне не о чем говорить с ней, пока она не приедет сюда с извинениями за свое грязное мошенничество и не заберет меня домой.

— Забудь об этом, — донесся из трубки четкий голос Дайаны.

Увидев кислое выражение лица Николаса, Рэйчел убрала телефон подальше от него, пока он не выдрал шнур из стены.

— Я предупреждала тебя, что он невыносим, — сказала Дайана в ухо Рэйчел. — Если ты больше не в состоянии это выносить, я поищу кого-нибудь другого, кто мог бы быть лакеем.

— Нет, все прекрасно, — быстро ответила Рэйчел. Этого она меньше всего хотела. — Временами он бывает раздражительным, но я не обижаюсь. Я знаю, что у него сильные боли.

— Нет! — завопила Дайана. — Только не говори мне, что ты в него влюбилась!

— Конечно, нет.

— Он — пиранья, а ты — маленькая гуппи. О, Рэйчел, что я натворила! Когда ты была маленькой, ты носила трусики, на которых были вышиты дни недели?

— Да, а при чем тут…

— У Ника по женщине на каждый день недели. То есть я очень люблю своего братца и знаю, что его считают классным, но не закрываю глаза на его недостатки. Он не способен связывать себя обязательствами. Ты предназначена быть женой и матерью, а не украшением на руке у Ника по воскресеньям в два часа дня или в другое время, когда он впишет тебя в свою светскую программу. Поверь мне, Рэйчел, Ник — не твой тип. Ты милая, и добрая, и нежная, и… о, черт и еще раз черт. Эти твои рыжие волосы…

— О чем ты говоришь?

— Он встречался с блондинками, шатенками, брюнетками и женщинами с выгоревшими на солнце волосами, возможно, даже седыми, но не думаю, что он когда-либо встречался с рыжеволосыми. Почему я об этом не подумала? Если он не довел тебя до самоубийства, значит, он положил на тебя глаз. Я готова убить себя за то, что втянула тебя в эту авантюру.

— Ты меня никуда не втягивала, — твердо сказала Рэйчел. — Можешь мне поверить, я сумею о себе позаботиться.

— Если Ник положил глаз на женщину, она пропала.

— Что должен сделать человек, чтобы ему принесли что-нибудь попить? — проревел из-за стола Ник.

— Дайана, я должна идти. — Беспокоясь, что Ник открыто слушает их разговор, Рэйчел тщательно подбирала слова. — Не переживай. Все прекрасно. — (Ник что-то прорычал за ее спиной.) — Нужно идти. Пока. — Рэйчел повесила трубку, не слушая вопросов Дайаны.

Николас откинулся на спинку кресла.

— Вы должны прислушаться к Дайане.

Откуда он узнал, что она сказала?

— И утопить ваше тело в озере Грэнби? Учитывая мое отношение к лодкам и воде, как бы я вас туда доставила?

— Она предупреждала, чтобы вы держались от меня подальше, не так ли?

— Я не нуждаюсь в этом предупреждении, поскольку не испытываю к вам личного интереса. Все, что мне от вас нужно, — это ваши способности детектива.

— Вы считали, что можете заразиться ими от меня через поцелуи?

— Это вы меня целовали.