У них у обоих уже не было сил заниматься любовью. И поэтому Аляпкина, оставляя внутри себя напряжённого Гурия Львовича, наклонилась, прилегла, прижалась голыми грудями к его груди, и опять неверному мужу сделалось хорошо. Так, как не случалось никогда раньше.

Уже в сумерках им захотелось есть, они вспомнили о еде. Со смехом стали искать пожалованные им бандитские шашлыки. Полузасыпанные песком, разбросанные вокруг шампуры с кусками мяса показались невиданным деликатесом. Гурий Львович подсовывал своей подруге лучшие куски, сдувая и отряхивая с них песчинки. Открыли и водку, и отпили по глотку прямо из горлышка…

С того жутко-памятного дня в семейной жизни Гурия Львовича произошёл радикальный надлом.

Во-первых, по возвращении из поездки, Гурий Львович пошёл мыться в ванную, и жена, Снежана Игнатьевна, как обычно, зашла помыть ему спинку. Намылив мочалку, она было уже и принялась за это рутинное занятие, как вдруг… Вообще, Снежана Игнатьевна все двадцать лет совместной жизни с мужчиной Гурием Львовичем, старалась избегать смотреть туда. О детородном предмете супруга она имела мысленное представление. Нет, ну конечно, обстоятельства иногда всё-таки ставили её в ситуацию, когда жизненная правда представала перед ней в своей вопиющей наготе. Куда от этого убежишь, если уж выходишь замуж, но сеансы эти носили вынужденный, если не сказать – подневольный характер и ничего, кроме неприятного осадка в чистом сердце Снежаны Игнатьевны, не оставляли. Говорить же о том, что она, например, как иные извращенки, хотела бы вывесить в спальне портрет мужниной гениталии во весь рост – такого не могло случиться с ней, нормальной советской учительницей, и под расстрелом.

И вот, значит, занесла Снежана Игнатьевна руку с намыленной мочалкой над спиной Гурия Львовича – и – чуть мочалку не выронила. Сдавленно вскрикнула остановившимся лицом: – Гуря, откуда у тебя это такое?

А дело в том, что, как у Гурия Львовича в тот день член вырос, так больше в прежнее, общечеловеческое своё состояние, и не вернулся. И – Не знаю, – честно ответил супруге Гурий Львович, – и стыдливо потупил глаза. А в ванной у него между ног (которые, между прочим, какой были обыкновенной длины, такой и остались) – в ванной между его ног колыхался в мыльной воде член, как минимум, кавказской национальности, а то и вовсе от какого-нибудь Луция, которого, за величину совокупительного органа, назвали Золотым Ослом.

Орган Гурия Львовича, помимо воли хозяина, почувствовав на себе изумлённый взгляд Снежаны Игнатьевны, благодарно на это отреагировал: зашевелился и стал выползать из ванны, толстея и поворачивая вправо и влево любознательную головку. Всё это выглядело бессовестно и нагло. К собственному ужасу, впервые за все годы кристальной и непорочной половой жизни, в голове Снежаны Игнатьевны мелькнуло, и даже на пару секунд задержалось, ослепив, ненормативное слово «Хуй!!!». Снежана Игнатьевна с отвращением швырнула в воду мочалку и с криком: – Фу! Какая гадость! – вылетела из ванной.

Гурий Львович был огорчён лишь отчасти. Его не удивило поведение Снежаны Игнатьевны. Внутренний голос подсказывал, что теперь перед Гурием Львовичем все дороги открыты, все пути. И любая красотка теперь ему по плечу.

Уже на другой день он подкараулил Аляпкину по дороге в клуб и без особого труда уговорил её заглянуть с ним в пустующую баню, которая работала только по пятницам и в субботу. И Аляпкина даже не спросила, зачем, только на пути к бане всё твердила: «Да ну, неудобно, а вдруг кто увидит…». После пятого свидания ей уже было всё равно, где, на чём и как. Вот сказал бы ей Гурий Львович, чтобы средь бела дня встала Аляпкина перед конторой на четвереньки раком и ждала его, запрокинув на голову свою цветную юбку – так на минуту не задумалась бы! Встала бы ещё с утра. Наверное, это была любовь. Что без денег делает тебя богатым.

Встала бы перед конторой Снежана Игнатьевна? Ни-ког-да! Скорее бы она отрубила голову Гурию Львовичу, а с ним заодно и его безобразный член.

Из-за таких вот мелочей и распадаются самые крепкие советские семьи.

И Гурий Львович ушёл к дуре Аляпкиной. Нонсенс. Восемь классов образования. В словаре двести слов, из которых половина матерных. У новоявленных любовников не было ничего общего. Кроме, как выяснилось, удивительной сексуальной совместимости. А гармоничные половые отношения очень быстро приводят партнёров к общему знаменателю. Конечно, это не означает, что умный делается тупее, а глупый – умнее. Просто хорошая постель заставляет людей забывать об интеллектуальных различиях, о цвете кожи и даже о том, что один из них минуту назад знал только китайский язык, а другой – немецкий.

Но во внезапном счастье Гурия Львовича оказался замешан ещё и его половой член, выросший до чудесных размеров. На радость, или на горе, но член нашего биолога оказался физиологически совместим только с Аляпкиной. Ведь, как мы уже упоминали, среди сорокалетних мужиков на пятьсот вёрст в округе не было ему равных, и с кем бы не захотела завести хотя бы мимолётную интрижку хорошенькая женщина. И не дура. И были поводы для искушений. Но, до памятного своего грехопадения, Гурий Львович и никакой подобной мысли не допускал. А после…

Да, во время корпоративного пикничка в честь августовских совещаний, отличник народного просвещения, биолог Старкин увёл под шумок в кусты молоденькую учительницу. Но она, едва завидела, с чем он к ней подходит, держа впереди себя наперевес обеими руками, от него сбежала, забыв на траве модельные трусики. Кажется, она выбежала на полянку и кричала, сильно раскрыв рот, и никто не мог её остановить. А когда учительницу, наконец, успокоили, и она в толпе, среди гуляющих, увидела Гурия Львовича, с ней опять случилась истерика.

Женщины, конечно, радуются, если у мужчины, с которым они встретились, чтобы поужинать, оказывается большой член. И радуются вдвойне, если этот орган обладает возможностью проявлять известную твёрдость. Но то, чем стал обладать простой сельский учитель Старкин, поражало воображение самых смелых женщин. Естественно, распространились слухи. И многие не верили. И Гурию Львовичу пришлось пережить тяжёлый период, когда ему женщины самого разного возраста и весьма уважаемых профессий просто не давали проходу. Всегда находилась какая-нибудь неверующая Фома, которая считала, что уж её-то удивить нечем. Обычно сбегали, едва завидев. Две или три рискнули – а, где, мол, наша не пропадала! И их, действительно, чуть не пропали. Потом потребовалось срочное хирургическое вмешательство, сеансы у психотерапевта. У одной девушки после свидания с Гурием Львовичем даже почему-то сдвинулась набок челюсть.

А вот с Аляпкиной у нашего педагога никаких проблем не возникало. Чудовище, которое наводило ужас на всю округу и стало уже притчей во языцех, уходило в девицу легко и свободно, как в прорву, у которой дно, всё-таки, есть, но его очень трудно достать. Вот вам и восемь классов…

Собственно, так и определилась дальнейшая судьба Гурия Львовича, его окончательный выбор.

Снежана Игнатьевна, конечно, погоревала, когда Гурий Львович её оставил. Как об утере дорогой и весьма полезной в хозяйстве вещи. И только. А так всё прошло без видимых осложнений. Женщина страдает, если теряет любовника, а слово «любовь» давно потеряло в бывшей семье педагогов свой половой смысл.

А на уроке немецкого однажды, спустя уже месяца два или три после описываемых событий, произошёл у Снежаны Игнатьевны конфуз. Войдя утром в класс, она о чём-то задумалась. Машинально раскрыла журнал. В классе установилась тишина, и учительница должна была по-немецки поздороваться с детьми. И Снежана Игнатьевна, отрешённо глядя в окно, сказала громко и внятно: «Хуй!..».