— Ах, Ваня! Кабыть вокзал или киятр! Вот дак краса!.. Под магазин бы сдавать или под тино!.

На крыльцо вылезли, дак и язык заронили. Мост через реку, как колечко, отлит. И машина новой системы под парами стоит.

— Маман, — Ванька говорит, — топере подзакусим, дале попрошу вас пройтицце во дворец.

Мамка юбок трахмаленых для пышного оформления полдесятка наздевала. Сверху платье бальпо, хвост семь сажен, спина и груди голы. Ротонда зелена плюшева, на шляпы виноградье и букеты с травами.

— Вы, маман, пешо'м пройдетесь, а я к кофею дирижабом прибуду.

Да и матки шлепать не пришлось. Как стала на рельсу в виде рака, ей поветерье дунуло, она полным ходом ко дворцу и съехала.

Где остановка написана, постоит полминуты, звонок даст и дале катит. А населенье с берегу думат — это попугай летит.

Ну, старуха парадным ходом во дворец. Царица хлебы окатыват, амператор только что стават, квасу требует. Уздрел нарядну даму, одеялом закрылся. А та подол на три комнаты распустила:

— Вчерась насчет женихова житья поставили вопрос, дак пожалуйте работу принимать. Жених к кофею будут персонально.

Царь к окпу:

— Мост! Усохни моя душенька, мост! Маремьяна, бросай квашню!... Корону сюда, пальте сюда!.. Быват ише оптической омман здренья...

Из дворца в одних подштанниках вылетел, схватил топор, обухом по мосту дует:

— Ах ты... Кила тебе!.. Явной факт!.. Маремьяна, налаживай Ульянку под венец!

Вдруг — свисток. С моста дирижаб идет со вложением кошки Машки, собачки Жужи и жениха Ваньки. Звонок созвонил, в трубы' пшикнуло, машина стоп. Ванька вожжу о тунбу замотал, раскланялся:

— Пожалста, ваше велико, и с супругой вашей, не желайте ли проехацце?!

Царица замахалась:

— О, тошнехонько! Не полезу я на эку страсть! Что я, одичала?

Осударь тихонько:

— Маремьяна, не страмись перед державами. Лезь в дудку'

Покатили. Иванко на козлах, Машка да Жужа на запятках, осударь да осударына, Ванькина мамка да ише кое-каки в дудку положены...

Царицу кряду укачало:

— О, беда, беда! Держите меня за резвы ноженьки!

...В лиминатор выпехалась, все пароходы облевала, которы из-под мосту шли. У Ванькиной мамы от страху кажной волос шишом... А осударь провешшился:

— Мне б чичас дома на диванчике получиться... Или хотя б на травке... на земельке б...

В это время Машка нажала ты'рмас, и дирижаб остановило, ажно вся публика стегнулась о пол носом.

Ванька заслонку отпират:

— Пажалте, ваши величия и прочие, полюбоваться на пизаж, также освежиться в буфете.

Среди моста беседка — продажа пива, портера и меда распивочно и на вынос. Амператор со своей Маремьяной зубов не можут сцепить:

— В дыру тебя с твоими пизажами! Вези обратно! Бери девку, только вези обратно!

..........

Вскорости невестино придано выдали, платков, катанцей худых куча... Пир средили.

Жужа да Машка в первых сидят. Собака подбират, что дают, а кошчонка расстраиваитсе:

— Ванька-то каку Квазимоду за себя взял! Настояшша негрянка!..

Ульянка это услыхала и высвйснула Ванькиных друзей на улицу под дождик.

Вот молодых в спальну свели. Ульянка того и ждала. Она была такой яд... Взяла парня в охабочку:

— Ваня, я ваша навеки. Неужели своей любезной супруге не откроиссе, откуль у тя эко богатство?

Такой лисой подъехала: скажи да скажи и — боле никаких данных. Не мог Ванька отдуться, рассказал про кольцо. И только он заспал, захрапел, подла баба сдернула у его с пальца перстень. Переменила с руки на руку... Выскочило три ерманца:

— Что, нова хозейка, нать?

А у этой хозейки за границей хахаль был приготовлен. Она смала дружйшков полюбливала.... И приказыват:

— Несите меня в этом доме до города Парижа!

Дом с мостом поднело и поташшило, а Ванька окном выпал.

Амператор утре вышел на реку проттись, а моста как не бывало. Ваньку за кражу и бросили в тюрьму. А мамка с Машкой да с Жужой получились в прежней избушке. Старуха плачет, а Жужа ругается:

— Что же, Ванька Доброй будет в темнице гнить, евонна мама слезить свои старые глаза, а та стерьва погана со своим прихохо'тьем кровь нашу пить?!

Машка говорит:

— Я найду профессора знающего. Он за десятку кому хошь тридцать три икоты впятит... Ульянка-та на карачках напо'лзаитсе!

Мамка головой качат:

— Нет, Машенька, не подействует. Ульянка сама баба знатли'ва. Отворот сделат, дак мы же и пропали.

Собака последно слово взела:

— Больше ничего не остается, как мне да тебе, Машка, итти это волшебно кольцо добывать.

Котомочки сошили, сухариков насушили; пришли кошечка да собачка в тюрьму проститься... Ваня заплакал. Машка утешат:

— Помнишь, Вапя, ты читал нам «Вокруг света в восемьдесят дней»?.. Мы эки же!

..........

И пошли до города Парижа. Бредут лесами темныма, идут степями широкима, лезут горами высокими. Сказывать скоро, а итти долго. За границей в нескольких городах концерты давали с большим успехом.

Вот и до Парижу доправились. Собака переулками, а Маха по крышам лупит. На площадь выбежали, в глазах Ванькин дом с крыльцом и мост кольцом.

Вспомнили хозеина, поплакали.

Машка говорит:

— Ты, Жужа, ложись у ворот караулить, а я полезу в квартеру. Во'ногде шторки спушшены,— не иначе спальна... И окна полы — рожжарела, сука!

Машка в комнату забралась. Ульянка на кровати лежит и кольцо в зубах держит. Кошка поймала мыша и сви'снула царевне в зубы. Та заплевалась и выронила кольцо. Маха схватила да в окошко. Ух, они с собачонкой ноги явили! Из городу выкатились да две-три губерни без отдоху летели. Дале перелезли горы высокие, продрались лесами темными. Устали, а с песнями идут — дело справили. Кольцо пушше глаза хранят, несут попеременно. Сказывать скоро и легко, итти долго и трудно. Но вот и река перед глазами и родимой городочик за рекой... Копешно, поплакали от радости. Собака говорит:

— Машка, я больша, ты маленька. Бери кольцо в зубы, садись ко мне на загривок. Я поплыву.

Едут. Машка хвостом парусит, видами любуется и думат:

«С Ванькой, бывало, эдак-ту под парусом песни поем... Не зпашь, парень, что везем тебе радось!»..

Вот и пристань видать... Конец путям-дорогам, аминь скорбям-печалям! Ура бы тепере кричать, песни бы петь, да... кольцо в зубах. И собака радуется:

— Маха, может завтра опять на лодочке с Ванькой... Помнишь:

А Машке давно хорошо. У Машки сердце петухом запело. Она разинула пасть да па всю-то реку:

Кольцо изо рта да бульк в воду.... Выбрались кошка да собака из воды, пали наземь. Как не умерли с горя.... Машка вскоре запричитала:

Жу'жу будто шило ткнуло:

— Из-за меня?! Ах ты, вралья редкозубая! Я, бедна, плыву-отдуваюсь, а она едет на моей шее, как барына, да ише песни поет!... Что это кошкодавы-ти нынче не ходят?!.

— Это вас, сук кобелячьих, на живодерку надо! Ты, как дика, Ваньки ну песню завыла, а я природна певча... конешно, не стерпела.

В это время у того же берега мужики семгу промышляли. Добыли большу рыбину, стали ей череви'ть, услыхали кошку да собаку и говорят: