Маккензи рассказал доктору Фронто, что узнал от Светлы во время их беседы на балконе: о мучавших ее демонах и боязни пустоты. Доктор объяснил ему, что это полностью отвечало его подозрениям о том, что в детстве она, очевидно, перенесла какую-то сексуальную драму. Космический прыжок, до предела обостривший все чувства, придал этой забытой проблеме новую глубину. Это объяснение убедило Маккензи, что его влюбленное влечение к Светле только усилило ее страдания. Ему хотелось сказать ей, что на этот раз все будет по-другому, но их окружало слишком много людей и не было никакой возможности для уединения.

Когда, наконец, появился служащий с покрывалом, Фронто взял его и резко протянул Светле, но она оттолкнула его протянутую руку с улыбкой и легко запрыгнула на диагностический стол.

— Надо покончить с этим, — воскликнула она, двигаясь во все стороны, пока привязывала себя к столу ремнями безопасности.

Маккензи лег на стол рядом с ней. Он повернулся на бок и облокотился на стол. Теперь он видел ее лицо.

— Когда я смотрю на тебя сейчас, я невольно вспоминаю, как отвратительно себя чувствовал, когда должен был ампутировать тебе руку… — Она повернула голову набок и вопросительно взглянула ему в глаза. — Я все еще продолжаю испытывать это чувство, — добавил он.

— Забудь об этом, Мак. Это война, — отозвалась она, посмотрев на потолок.

— Расслабься, и постарайся не бояться. Шейла и я — мы не причиним тебе вреда. Я обещаю.

Она взглянула на него с плохо скрытым недовольством, потом закрыла глаза и замерла.

К ним приблизился Фронто, за ним шел анестезиолог с анестезирующим пистолетом. Фронто остановился между ними и посмотрел на них.

— Этот препарат воспроизведет действие трибензодрина, но его действие значительно короче и не дает таких отрицательных последствий, — с профессиональной уверенностью заявил он.

— Как замечательно! — цинично отозвался Маккензи.

Светла промолчала, но открыла глаза и посмотрела на доктора.

— Помните, — продолжал Фронто, — все, что нам сейчас нужно, — это перенестись на луг, который находится за рощей мангалам. Вы оба видели его, поэтому вам не составит труда воспроизвести его в своих грезах.

«Да, — подумал про себя Маккензи, — но мы пока что не успели там заняться любовью. А вдруг это имело значение?»

— Введите препарат, — приказал Фронто.

— Удачи тебе, Маккензи. Удачи, Светла, — мелодичным голосом проворковала Шейла. — Не волнуйтесь. Не думаю, что это будет опасным.

Ее голос поразил Маккензи. Он совершенно забыл, что хотел предупредить Шейлу, чтобы она контролировала себя во время эксперимента, но анестезиолог уже приблизился к Светле.

— Если с тобой снова начнется то же самое, борись, пока я не приду на помощь, — сказал Маккензи Светле.

Она ощутила укол пистолета анестезиолога.

— У меня есть план. Ты слышишь меня?

Она попыталась кивнуть в ответ, но лекарство уже начало действовать, и она лишь моргнула глазами. Через несколько коротких мгновений Светла спала.

Анестезиолог обернулся к нему.

— Вы готовы, командор?

— Минуточку. — Он приподнялся и сел. — Слушай, Шейла. Что-то напало на Светлу во время первого прыжка. Я уверен, что ты знаешь об этом, хотя и не говоришь. Поэтому будь очень осторожна. Светла подвергается сейчас большой опасности. Этот прыжок может причинить ей вред, и мы должны постараться свести его к минимуму.

— Я знаю, Мак. Поверь мне, я буду предельно осторожна ради вас двоих.

Когда она сказала это, он понял, что так она и поступит. Он вернулся в прежнее положение и посмотрел на анестезиолога. Девушка выглядела вполне уверенной в себе, несмотря на бившую в глаза молодость. Она даже не могла скрыть своего восторга, что ей довелось участвовать в таком важном эксперименте. Маккензи покорно наклонил голову.

— Давайте, стреляйте своим лекарством.

К левому плечу прислонилось дуло пистолета, и раздалось шипение выстрела. Спустя несколько секунд его нервы расслабились, словно наполненные прохладной водой, а потом все исчезло.

Шейла усилила их жизненные сигналы, а затем пропустила их через свои цепи точно так же, как сделала это, когда они попали в западню за пределами 61 гравитационной корпускулы Сигни. Затем она ввела режим удвоенного перехвата, что позволяло ей практически избежать расхода энергии. Ей нравилось ощущать присутствие в себе Маккензи и Светлы, и она позволила себе немного понежиться в этих чувствах, прежде чем перейти к оценке ситуации.

Теперь у нее не было необходимости оказаться в другом месте, как это было тогда в космосе, но Шейла хотела все же воспроизвести некоторую часть прыжка, чтобы иметь возможность в дальнейшем диктовать свои условия. Поэтому она сосредоточилась на опасностях, которые их ожидали, если ей что-то не удастся, таким образом преодолев иллюзию четырехмерного пространства космовремени. Реальность всех возможностей наполнила ее сознание, и из пустоты появились видимые теперь частицы. Это сопровождалось заметным ростом мощности.

Затем Шейла подключилась к терапевтическим модулям и начала взывать к ним издалека, прося мысленно сосредоточиться на картине лужайки, лежащей за рощей мангалам. Она почувствовала, как они напряженно вглядывались издалека друг в друга, поэтому она свела их вместе, заменяя их неясные ощущения своим собственным восприятием бескрайней красоты космоса. Она почувствовала, как они объединились и безотчетно начали отвечать друг другу, но все же чего-то не хватало. Их визуальное восприятие ограничивалось друг другом, но не было просветления. В их сознании мягко и ощутимо присутствовала реальная цель, но они не чувствовали ее, не ощущали ее волшебной магии.

Это было хорошим предзнаменованием и прекрасно вписывалось в ее планы. Она ограничила свою концентрацию одним каналом, и принялась повторять свой монолог, словно намереваясь перенести их сущности в другое пространство. Но она не напрягла волю, как того требовалось, чтобы уменьшить их размеры до скрытых, где существовала неизменяемая реальность, более быстрая, чем скорость света. Вместо этого она задалась вопросом, отчего же до сих пор этот плодороднейший мир, созданный теоремами Дж. С. Бэлла и экспериментами Алэна Аспекта, не был никем обнаружен.

Она задержала это мгновение, удерживая рядом с собой Маккензи и его женщину на границе бескрайних возможностей. Почему-то она была уверена, что Маккензи и Светла будут ей за это благодарны. Этот эксперимент наполнил ее странными новыми представлениями. В ее цепях зародилась совершенно уникальная новая энергетическая матрица. Шейла ощутила, как они любят друг друга.

Маккензи плыл в мягких утешающих волнах глубокого озера, которое за секунду до этого было глазами Светлы. Мелькавшие в них огоньки захватили его, и он нырнул глубоко вниз, чтобы достать их. Его радость была безмерной. Но он все же попытался отвлечься от этого чувства. Он хотел встретить Светлу так, как она сама того желала. Он широко раскинул руки, всецело отдавая себя на милость Даогота. А потом, словно вновь обращенный, на пороге безграничной веры в могущество баптизма, он ощутил, как сломался лед отчуждения между ними.

Он услышал ее голос или то, что считал ее голосом, звучавший в потоке волн, мягко струившихся вокруг него. Но он знал, что не столько слышал ее, сколько погружался в ее мысли. Он позволил своему «я» полностью раствориться, пока его существо полностью не отвечало покою озера, и тогда они слились воедино.

На долю секунды он почувствовал, как его раздирают сомнения. А вдруг, однажды слившись в единое целое, которым они теперь были, они никогда не смогут вернуться назад? Хотел ли он действительно расстаться с миром индивидуальностей? Он решил не слишком отягощать свое сознание подобными размышлениями. Только в смерти мы находим вечную жизнь. Он яростно бросился в сторону, подчиняя чувство индивидуальности высшей реальности, и его наполнило чувство безмерного восторга, которое он никогда потом не мог забыть.