Выйдя из больницы, они очутились в царстве тьмы, которая окутывала все вокруг, и лишь на горизонте, на фоне пурпурно-розовой полоски неба величественно возвышалась гора Олимп, вершину которой вечно заслоняли облака.

— В темноте эта дорога очень опасна, — предупредил их врач. — Если вы предпочтете остаться, то здесь неподалеку есть отель. Он несколько выше.

— О, не стоит беспокоиться. — Андреас взял Шани за руку и повел ее к машине, которая была припаркована чуть дальше под раскидистым деревом. — Я не большой любитель придорожных гостиниц.

— Тогда будьте осторожней. — Доктор усмехнулся. — Один мой приятель, спускаясь, насчитал по дороге сто пятьдесят девять поворотов. Не уверен, точное ли это число, но в любом случае дорога эта опасная.

Повороты и впрямь были крутыми. Иногда казалось, что автомобиль едет на двух колесах. Они были в пути пятнадцать минут, когда Шани вдруг стало казаться, что окрестности ей незнакомы.

— Ты едешь другой дорогой?

В начале дорога была той же самой. Наверное, где-то — где именно, она не заметила — Андреас куда-то свернул.

— Похоже ты сбился с дороги. Может, мне стоит выйти осмотреться?

Разворачиваться на этой узкой трассе будет довольно трудно, опасливо подумала она. Мгновение он помолчал, она взглянула в окно; их окружал высокий сосновый лес, величественный, необитаемый и мрачный.

— У меня там наверху небольшая вилла, — пояснил Андреас, чуть прищурив глаза от света фар. — Я уже вижу ее. Надо туда наведаться.

— Я не знала, что у тебя есть вилла. — В Трудосе было много вилл. Владельцами их в основном являлись состоятельные люди, проводившие здесь, в горах, пару самых жарких месяцев в году. — И давно она у тебя?

— Примерно шесть недель. Но я никогда раньше не останавливался там. — Под колесами защелкал мелкий гравий, и они очутились на поляне.

— А долго еще ехать?

— Мы уже приехали.

Машина остановилась, и, присмотревшись, Шани разглядела темные контуры виллы. С крошечного выступа, на котором она скорее висела, чем стояла, открывался неописуемо прекрасный вид на долину.

— Какое великолепное место. — Стоя у машины, Шани обернулась и подумала, что неплохо бы им поторопиться, ибо спуск мог занять еще массу времени. — У тебя здесь какое-нибудь дело?

Ответа не последовало. Он отпер дверь, щелкнул выключателем, и моментально холл и внутренний дворик были залиты светом.

— Здесь очень мило. — Шани вошла и с любопытством огляделась. — Следующим летом ты сможешь неплохо провести здесь время. Впрочем, зимой здесь, наверное, тоже скучать не приходится — люди приезжают кататься на лыжах. Хотя… думаю, ты и сам это знаешь. — Она виновато улыбнулась.

— Приехать сюда, чтобы покататься на лыжах? А эта идея мне нравится. Надо над ней подумать. — Раздался звонкий щелчок, и Шани повернулась. Андреас захлопнул за собой дверь и… запер ее, после чего, не реагируя на изумленный взгляд жены, невозмутимо убрал ключ в карман. — Проходи. Гостиная еще красивее.

Она не двигалась. Сердце ее чуть не остановилось. Непроглядная ночная тьма, что осталась снаружи, казалось, заперла их внутри, оставив ее наедине с этим смуглолицым греком, чьей главной целью было завладеть ею.

— К-ключ, — с трудом проговорила Шани, чувствуя, что горло ее пересохло. — Что т-ты делаешь?

Он улыбнулся ей, слегка приподняв ровные черные брови:

— Однажды ты сбежала от меня, Шани, — для меня было оскорблением обнаружить твое исчезновение. Сегодня это не повторится.

Говорил он негромко и ласково, и внезапно Шани поняла, что ее переполняет не столько страх, сколько изумление. Почему он решил сделать это? Почему здесь и сейчас? Во время отпуска у него была масса возможностей заполучить ее. Но когда ее смутило его предположение относительно медового месяца, он не рассердился и даже смутился сам. Так почему теперь он принял решение взять ее силой?

— Андреас, — прошептала она, — ты не можешь, не можешь… — оторопев, она смотрела то на запертую дверь, то на плотно закрытые окна. К чему слова?

— Что я не могу? — Он хотел было взять ее за руку, но она отпрянула. — Что именно я не могу? Объясни. — Спокойный, дружелюбный голос. Ни намека на попытку испугать, устроив шоу «Я твой хозяин». Она прищурилась. Его действия все еще оставались ей непонятными. Почему? — спрашивала она себя. Теперь она не сомневалась, что эта поездка была организована наспех с единственной целью — заманить ее сюда этой ночью.

Ее муж смотрел на нее, вне всяких сомнений пытаясь прочесть ее мысли. Щеки ее пылали, а глаза блестели. Страх вернулся, но сильнее было разочарование. А ведь она почти уже доверяла Андреасу, и вот… Теперь ей придется проглотить эту горькую пилюлю. Сама виновата. Следовало думать, что от человека, который один раз уже пошел на низость, чтобы сделать ее своей, не стоит ожидать благородства. Безнадежный страх примешивался к горечи, но тем не менее ей удавалось сохранять невозмутимость.

— Ты не можешь заставить меня! Я тебе не жена и никогда ею не стану, так что, будь добр, открой эту дверь и отвези меня на Лоутрес!

— Не жена? — в глазах его читалось удивление. — Помнится мне, однако, что у нас с тобой было весьма пышное венчание.

Она подошла к двери и стала дергать за ручку — занятие бесполезное, но стоять и бездействовать она тоже не могла.

— Выпусти меня отсюда!

Андреас наблюдал за ней с некоторой ехидцей во взгляде:

— Куда благоразумнее, Шани, было бы…

— Ты низкий лжец! Ты обманывал меня прежде и продолжаешь делать это теперь. Я вошла сюда, будучи уверенной, что у тебя, и правда, есть причина заехать на виллу!

— А чем же тебе не по вкусу эта? — возразил он с легким смешком. — Сегодняшняя ночь, моя прекрасная супруга, станет первой ночью нашего медового месяца. И хотя он запоздал, очень запоздал, я уверен, это лишь прибавит остроту ощущений.

Она сжала кулаки:

— Ты думаешь, развода не будет, если ты возьмешь меня, но…

— Я не думаю, моя дорогая, я знаю. — Голос его внезапно стал нежным, понизившись почти до шепота. Произошедшая в нем перемена застала ее врасплох. — После этой ночи ты забудешь разговоры о разводе. Не будет больше угроз.

Угроз? О чем это он говорит? Она ведь ни разу не угрожала ему. Но обсуждать с ним этот вопрос она не собиралась. Вместо этого она заметила ему, что Мэтрон и прочий персонал Лоутресской больницы не поймут причины его исчезновения.

— Проблемы с бензином, — учтиво пояснил он. — Мы были вынуждены остановиться в отеле.

— Ты обо всем подумал!

— Долго думать над этим не пришлось. — Он остановился у камина. Кто-то заранее позаботился о том, чтобы в очаге лежали сухие дрова. — Мы могли бы поужинать, — заметил он. — Одна женщина из Педгуласа поддерживает здесь чистоту и проветривает помещение. Сегодня утром я позвонил в Муктар и попросил передать ей, чтобы она наполнила холодильник.

— Я не голодна!

— Перестань. Тебе необходимо поесть.

Шани сверкнула глазами:

— Это то, к чему ты не можешь меня принудить. Если я сказала, что не буду есть, значит, не буду! — от злости на глазах ее выступили слезы. Чем только провинилась она перед судьбой, что та сыграла с ней столь злую шутку? Пять лет спустя Андреас все-таки выиграл. Нет смысла сопротивляться, нет смысла взывать к его состраданию или чувству собственного достоинства. Он был греком, а она — его женой. И этим все было сказано.

Пока она сетовала на судьбу, Андреас развел в камине огонь, затем исчез в кухне. Шани подошла к окну. Затворы находились внутри, но бежать она не пыталась. Ведь открыть пришлось бы не только окна, но и ставни, а ее муж наверняка был начеку и чутко прислушивался к каждому доносившемуся из гостиной звуку. От волнения и досады кровь гулко пульсировала у нее в голове, она бессильно прикрыла лицо ладонями. Все, что было связано с Брайаном, являлось ее собственной, ничем не обоснованной иллюзией; вопросы о разводе не подлежали обсуждению. Она жена Андреаса, и это навсегда.