Желание генерала Орпингтона видеть фронт и проконтролировать оборонительные работы республики поставило военное министерство в почти безвыходное положение, так как фактически налицо не было ни фронта, ни оборонительных работ.

Анархические банды Ассора, занятые кровавой и смертельной борьбой на востоке, где им приходилось бороться с храброй, прекрасно обученной и многочисленной армией восточной диктатуры, не обращали никакого внимания на существование где-то сбоку захудалого клочка земли, не представляющего никакой опасности.

Ими был выставлен только слабый заслон по нагорному берегу пролива, отделявшего Итль от бывшей территории империи, для предупреждения десанта.

Поэтому на фронте пятый месяц не слыхали ни одного выстрела, и пограничные посты обеих армий мирно занимались товарообменом.

Средства же, отпускаемые из особого фонда наутилийского правительства на постройку тройной линии бетонированных укреплений, расходились по твердой смете между чинами военного министерства и заканчивали свое странствие в кармане Антония Баста, служа основной базой для развития и процветания «Преподобной Крысы».

Секретный разговор двух военачальников, Ответственных за оборону республики, продолжался около шести часов, и с тех пор вспыхнул неугасимый свет в кабинете генерала фон Бренделя.

И в первую же ночь с товарного вокзала столицы ушли в направлении фронта шестьдесят огромных составов с таинственным грузом особого назначения, и в ту же ночь полицией республики были арестованы в постелях и отправлены неизвестно куда около шестисот граждан, имевших касательство к изящным искусствам, и, наконец, в том же направлении проследовала партия в шесть тысяч строительных рабочих.

На следующее утро из магазинов столицы исчезли все запасы бумаги, картона, чернил, красок, холста, и на все расспросы покупателей приказчики отвечали кратко и вразумительно: «Реквизировано по предписанию чрезвычайного комитета демократической обороны».

В столице началась паника. Зажиточные граждане вытаскивали из заветных тайников все драгоценности, уцелевшие от разгрома в ночь встречи наутилийской эскадры, и набережная, где всегда прогуливались наутилийские моряки и солдаты, обладавшие полноценной валютой, превратилась в кипучую биржу-аукцион.

Паника утихла только после официального сообщения, что в субботу командующий экспедиционным корпусом Наутилии, совместно с высшим командованием республики, выедет на позиции для разработки плана наступления на дезорганизованного врага.

Но сообщение вышло слишком поздно, и последние девушки высшего общества столицы отдали свою девичью честь наутилийским матросам за право быть посаженными вне очереди на суда в случае эвакуации, а женщины, по возрасту и внешнему виду не могшие рассчитывать на успех такой жертвы, расстались за бесценок с последними ювелирными безделушками.

К отходу салон-вагона, увозившего сэра Чарльза в боевую зону, на вокзал пришло несметное количество людей, желавших лично убедиться, что никакой опасности для республики нет и что высокий гость Итля действительно едет в сторону фронта, а не в обратную.

И когда поезд тронулся, население приветствовало своего защитника и покровителя восторженными овациями и цветочной бомбардировкой.

Салон-вагон остановился на последнем полустанке перед линией огня в первых розах рассвета. Отсюда сэр Чарльз должен был следовать дальше уже на машине. Пути за полустанком были взорваны и растащены в предыдущую ночь саперами республики по срочной телеграмме из столицы для создания полной иллюзии прошедших боев.

Автомобиль зарычал и понесся по шоссе. По обеим сторонам валялись брошенные фуры, разбитые передки орудий, щебень, блестели осколки снарядов, чернели рваные дыры воронок.

Машина пронеслась с бешеной быстротой по цветущей долине и с разбега вылетела на высоту, с которой открывался горизонт на двадцать верст окрест.

На высоте стояла в ожидании группа штабных офицеров; подскочивший ординарец открыл дверцу автомобиля и помог сэру Чарльзу сойти.

Сэр Чарльз принял рапорт начальника дивизии и повернулся к северу.

Перед его глазами было зрелище, от которого ноздри старого вояки задергались, как у жеребца, зачуявшего раздражающий запах подруги.

Уходя к северу в песчаные дюны, тянувшиеся вдоль пролива, серыми тяжелыми силуэтами высилась тройная линия мощных фортов, связанная ходами сообщений, линиями узкоколеек и переплетенная, как брабантским кружевом, пышными волнами колючей проволоки.

Форты залегли, как хищные звери, готовые прыгнуть на добычу, на вершинах золотившихся под солнцем песчаных холмов.

За ними вихрился, клокотал, гудел и взметался гигантский грохочущий бой.

Казалось, обозленный сатана выпустил на эту слоеную пустыню песчаной парчи весь запас ужасов, грома и треска из своего реквизита.

Синие профили фортов беспрерывно мигали желтыми зрачками залпов, воздух ревел и сотрясался, на самой линии горизонта тянулась сплошная полоса рыже-лилового дыма, просекаемая мгновенными вспышками взрывов.

Сэр Чарльз смотрел долгое время в призматический бинокль «Буша и Ломба» на этот рокочущий вертеп с такой улыбкой на губах, какая бывает у порочных мальчиков, подглядывающих сквозь щелку в женскую купальню.

Он был доволен; больше – он был положительно приятно удивлен.

– Я никак не представлял себе, что у вас могут идти бои такого масштаба. Это совершенный Верден!

– Простите, сэр, разве это можно назвать боем? Это у нас бывает каждое утро. Легкая артиллерийская дуэль! – ответил фон Брендель с пренебрежительным превосходством.

Сэр Чарльз еще раз окинул взглядом бесконечное пространство слоеных песков, кипящее поминутно взлетавшими гейзерами огня, дыма и металла.

И сердце солдата, – а при всех своих недостатках сэр Чарльз был поистине храбрым солдатом, – повлекло его в самую кипень фантасмагорического и жестокого ада.

– Мы пройдем на ближайший форт. Я хочу лично поздравить ваших молодцов. Они дерутся славно. Как прекрасно, что они перестали быть капитанами и стали настоящими драчунами.

Генерал фон Брендель растерянно переглянулся с чинами штаба.

– Это невозможно, ваше превосходительство! Я не смею принять на себя такую невероятную ответственность. Республика вверила мне охрану вашей жизни здесь на полях чести, и я не вправе подвергать ее опасности.

– Опасности? Вы, вероятно, думаете, что война должна быть так же безобидна, как футбол? Вам нужно привыкать к опасностям! Идемте!

Сэр Чарльз решительно двинулся с холма к ходу сообщения. Генерал фон Брендель торопился за ним взволнованной припрыжкой.

– Сэр, я умоляю вас! Здесь совершенно открытое место! Артиллерия противника пристрелялась, как на полигоне… Нас заметят!

– Так и должно быть! – отозвался спокойно и неумолимо сэр Чарльз.

Фон Брендель беспомощно всплеснул руками и, отстав на два шага, отчаянно зашептал начальнику дивизии:

– Нельзя… ни в коем случае нельзя допустить его до фортов. Вы понимаете, что будет? Что же делать? Он сумасшедший!.. А!.. – генерал оживился, – телефонируйте немедленно командиру дежурной батареи, пусть он даст завесу на пути! Живо! Не медлите ни секунды!

Начальник дивизии бросился обратно на холм и вырвал у телефониста трубку. Фон Брендель догнал лорда Орпингтона и шагал рядом с ним в мрачном и ожесточенном молчании по узкому ходу сообщения.

Но на повороте к форту, громада которого стала заметно близиться, ход сообщения с воем и свистом накрыла шрапнель. Все скрылось в белом сладковатом дыму. Фон Брендель присел и набожно помянул патронов республики Варсонофия и Христофора.

Когда ветер унес рваные волокна дыма, фон Брендель увидел, что сэр Чарльз стоит, прислонившись к стене хода, и с сосредоточенным видом вытирает носовым платком кровь на левой кисти.

Фон Брендель зашатался от испуга и тронул наутилийского полководца за плечо:

– В-ва… вва-шше пр… вы ра-нены? Докторов, санитаров!

– Вздор! – сердито отрезал сэр Чарльз, – оцарапало палец, – но вы правы! Эти канальи прекрасно стреляют!