Сэр Чарльз молчал. Господин Аткин осмелился повторить вопрос.

– Видите ли, милостивый государь, – наконец заговорил лорд Орпингтон, я думаю, поздно разговаривать об ошибках. Но есть еще выход. Когда я отправлялся в это проклятое плавание, его величество удостоил меня секретной запиской, в которой он излагал мне свои планы. Среди его предначертаний имелся совет: выяснить, как относится население Итля к возможности присоединения страны к государственному организму моей родины, на условиях той автономии, которой пользуются все колонии Наутилии и которая предоставляет им исключительно широкую свободу. Вот об этом плане я и хочу знать ваше мнение.

Господин Аткин задумался. Мозг его заработал с лихорадочной быстротой, и он мысленным взором проник в будущее. Ему представилась жизнь в Наутилии, блестящее положение при величайшем дворе и связанные с ним возможности, и он даже облизнул губы.

– Я думаю, сэр, – ответил он взволнованно, – что все разумные и лучшие слои населения примут эту возможность с искренней радостью, как единственный способ обеспечить стране нормальную жизнь и развитие ее неисчерпаемых богатств. Но король вряд ли уступит добровольно свой королевский колпак. Произвести этот coup d'etat[9] будет гораздо труднее, чем предыдущий, и он будет стоить много крови.

– Значит, нужно устранить короля, – спокойно ответил сэр Чарльз.

– Как? – спросил господин Аткин, обращаясь в вопросительный знак.

Сэр Чарльз посмотрел на него пронизывающими глазами.

– Я думаю, – раздельно и жестко сказал он, – в вашей стране, как и во всякой, есть анархисты и террористы…

Господин Аткин вздрогнул и уставился на наутилийского вождя безумными глазами.

– Сэр… я не решаюсь вас понять… Неужели… вы хотите?..

– Что? Я ничего не хочу, – возразил сэр Чарльз с изумительным спокойствием, – и я не имею права ничего хотеть. Я не могу вмешиваться во внутренние дела вашего… отечества, но анархисты могут захотеть…

– Я… я не могу… я не решаюсь на такое неслыханн… – выдавил господин Аткин.

– Ну, если вы не решаетесь, мне придется обратиться к другим, а вам напиться нефти, – остановил его сэр Чарльз и протянул руку к звонку.

– Сэр… ради бога… не нужно… я… я сделаю все, – залепетал вскочивший Аткин.

– Хорошо, – ответил сэр Чарльз, – вы благоразумны. Теперь слушайте. Послезавтра торжественный день рождения моего повелителя. Я сейчас же снесусь с правительством короля Максимилиана и предложу примирение. В знак примирения рождение моего короля будет пышно отпраздновано нами вместе в Порто-Бланко. Я и король будем принимать парад. Король отправится на площадь из дворца. По дороге… вы понимаете?.. Ну, а тогда, во избежание анархии, отряды десанта захватывают город, тут же плебисцит, и пьеса кончена.

– Это совершенно гениально, – искренне восхитился господин Аткин.

– А сейчас вы отправитесь на берег для подготовки.

Сэр Чарльз позвонил.

– Милый друг, – приказал он флаг-офицеру, – скажите казначею, что я прошу его выдать господину Аткину сумму, которую он сам назначит, и приготовьте вельбот.

– Слушаю, сэр.

Господин Аткин встал.

– Я, право, не знаю, – сказал он в задумчивости, – к кому мне обратиться?

– Ну, – ответил сэр Чарльз, – мне кажется, это вас не затруднит. Я думаю, что в этой необычайной стране нет ни одного негодяя, с которым вы не имели бы тесной дружбы.

– Милорд! – выпрямился оскорбленный господин Аткин.

– Извольте молчать. Вы забыли господ Кантариди? – крикнул лорд Орпингтон, и господин Аткин опустил голову.

– А теперь торопитесь. Возьмите деньги у казначея и поезжайте. Но если вы вздумаете обмануть меня…

Господин Аткин замотал головой и, пятясь, выдавился из каюты.

Спустившись в вельбот, он пощупал у себя на груди деньги, тяжело вздохнул и, взглянув на черную воду, опустил в нее палец.

Палец покрылся жирным коричневым налетом. Господин Аткин понюхал его и вздохнул еще раз.

«Как это просто, – подумал он, – и как я был глуп, что не догадался устроить такую штуку. Этот мошенник Коста оказался умнее меня».

Порто-Бланко уже просыпался, когда Гемма влетела в ворота дворца на запаленной лошади и бросила поводья изумленному часовому.

Еще большее удивление объяло его, когда он увидел, что королева, вместо того чтобы направиться к себе, перебежала аллею и исчезла в дверях флигеля, где жил премьер.

Часовой покачал головой и привязал лошадь к ветке акации.

– Кажется, королева-то того, завела шашни. Министр не дурак, – сказал он вполголоса лошади, и лошадь прищурила глаза и кивнула головой, как бы подтверждая заключение солдата.

А Гемма уже колотила кулаком в дверь Косты.

– Коста!.. Коста!.. Вставайте!.. Чрезвычайно важно. – Замок щелкнул, и Коста появился на пороге.

– Простите!.. Я не думал, что это вы, – вскрикнул он, пытаясь запахнуться в одеяло.

– Пустяки!.. Не до этого, – ответила мисс Эльслей, врываясь в комнату.

– А что случилось? – с тревогой спросил Коста. – Почему вы одна? Где ребята? Неужели неудача?

– Нет, – ответила Гемма, кидаясь в кресло, – полная удача. Даже больше, чем я предполагала, но только все пошло по-иному.

– А именно?

Гемма, захлебываясь, рассказала. Коста слушал, кутаясь в одеяло.

– Гм, – процедил он, выслушав до конца, – конечно, они правы и поступили гораздо умнее. Я не учел этого. Конечно, правы.

– И этот чернобородый отправил меня с запиской к вам…

– Ага! Это Тревис! Чудесный парень! Давайте записку.

Гемма подала ему скомканную записку.

Коста развернул ее и прочел.

– Что он пишет? – спросила мисс Эльслей.

– Читайте. – И Коста перебросил ей записку.

Она с трудом разбирала неровные карандашные строчки:

«Здравствуй, Коста, – прочла она, – мне некогда благодарить тебя. Мы с тобой часто ссорились, и ты знаешь, что мы считаем тебя не нашим. У нас разные дороги, мы не пачкали нашего дела грязными проделками.

Но теперь не время спорить. Спасибо за помощь, присланную нам с шальной бабенкой, которую я отправляю тебе обратно. Она впрямь неплохая девка. Но она будет полезней в городе.

Если ты хочешь и впредь идти с нами и хочешь, чтобы мы приняли тебя, как своего, – сделай вот что: в городе не должны знать о нашем уходе с промыслов. Нам нужно три дня сроку, чтобы быть обратно с северянами.

В эти два дня соглашайся на все и не затевай никаких историй в городе. Мы сами покончим со всем.

Тревис».

– Он хороший человек, этот Тревис, – сказала она грустно, окончив чтение.

– Тревис? Еще бы. Мы оба не годимся ему в подметки, и если я жалею о чем-нибудь, так это о том, что я не смог стать таким, как он, – ответил Коста.

– Ну, а теперь я пойду спать. Я невозможно устала от скачки, поднялась Гемма.

– Спите. Я сделаю все, чего хочется Тревису. А вы отдыхайте.

Гемма направилась к двери, но в нее кто-то осторожно постучал.

– Спрячьтесь… спрячьтесь, – шепнул Коста, толкая Гемму к окну, никто не должен видеть вас здесь. – И, покрыв Гемму занавесью, он открыл дверь.

– Радиограмма с эскадры, господин герцог, – доложил вошедший.

– Благодарю вас. Идите.

– Ответа не будет?

– Если будет нужно, я сам приду на станцию, – ответил Коста, выпроваживая телеграфиста.

– Выходите, – позвал он Гемму, – радиограмма от его грабительского превосходительства. Посмотрим, как понравилась ему нефтяная баня. Хм… чрезвычайно странно, – проворчал он, недоуменно поднимая плечи, – милорд изволит капитулировать? Непонятно!

– Что он телеграфирует?

– Видите ли, он извиняется, что по «неосторожности» дежурного офицера произошел «случайный» выстрел боевым снарядом по городу, за что он приносит извинение и выражает согласие возместить убытки. Кроме того, он предлагает королю забыть недоразумения последних дней, омрачившие «сердечную дружбу», и выражает надежду, что в знак примирения король не откажется торжественно отпраздновать послезавтра день рождения Гонория XIX в городе, совместно с ним.