Священник встал с намерением пройти в свою комнату за Евангелием, но тут же раздумал и послал туда Антиоко.

Книгу раскрыли на столе, и священник, возложив руку на голову девочки, которую мать крепко держала, опустившись на колени, принялся читать:

— «…И тогда Христос прибыл в страну Гаргесинскую, реченную Галилеей. И когда он сошел с лодки, его встретил бесноватый, вышедший из пещеры, где погребали мертвых. Был он наг и вид имел свирепый. И когда он увидел Христа, закричал громко: „Иисус, сын божий, что тебе до меня? Что общего есть между нами? Зачем пришел ты сюда мучить меня?“»

Антиоко перевернул страницу, смотря на руку священника, лежавшую на столе, и на словах «Что общего есть между нами?» заметил, что рука эта слегка задрожала. Он тут же взглянул на священника и увидел, что егоглаза полны слез.

Охваченный сильным волнением, мальчик тоже опустился на колени рядом с вдовой, не переставая держать книгу, и подумал: « Он— самый добрый человек на свете. Он плачет, читая слова божии». И не решался больше поднять на него глаза, только свободной рукой дергал девочку за юбку, чтобы она тоже опустилась на колени, правда, с тайным опасением, что злой дух, выйдя из нее, переселится в него.

Одержимая злым духом девочка перестала выкручиваться. Она выпрямилась и, казалось, стала выше ростом, вытянула тонкую шею, выпятила подбородок над узлом красного платка и устремила глаза на священника. Рот у нее открылся, и казалось, слова Евангелия и шелест листвы на скале зачаровали ее. Внезапно, стоило Антиоко посильнее дернуть за платье, она тоже опустилась на колени. Рука священника, которую он держал на ее голове, повисла в воздухе, голос его задрожал.

— «…Человек же, из которого вышли бесы, просил его, чтобы быть с ним. Но Иисус отпустил его, сказав: „Возвратись в дом твой и расскажи, что сотворил тебе бог…“».

Священник умолк и отвел руку. Девочка, совсем успокоившись, повернулась и посмотрела на Антиоко. В тишине еще отчетливее стал слышен шелест листвы и далекие удары каменотеса.

Пауло страдал. Ни на мгновение не поверил он в выдумку вдовы — в то, что в девочку вселился дьявол. Ему казалось, что он читал Евангелие, не ощущая в себе веры. Вот в нем самом, это точно, действительно сидел злой дух и не желал уходить. Тем не менее он вдруг почувствовал себя ближе к богу: «Что общего есть между мной и тобой, господи?» И ему казалось, что все эти верующие — и вдова, и дети, и даже мать, которая молилась в кухне на коленях, — все склонялись не перед властью его, а перед убожеством его.

Когда же вдова наклонилась, чтобы поцеловать ему ногу, он тут же отпрянул от нее. Он думал о своей матери, которая знала все, и испугался, что она осудит его.

У вдовы, когда она поднималась с колен, был такой растерянный вид, что дети — и мальчик, и девочка — рассмеялись. Тогда и священнику стало легче на душе.

— Ну хорошо, вставайте, — сказал он. — Все в порядке.

Они поднялись. И Антиоко побежал открыть дверь, потому что опять кто-то стучал.

Это пришел сельский стражник со своей собакой на поводке.

Антиоко сразу же с ликованием сообщил ему:

— Сейчас произошло чудо. Он изгнал злых духов, которые вселились в Нину Мазию.

Но стражник не верил в чудеса. Он освободил проход:

— Так выпустим их.

— Они вселятся в вашу собаку.

— Не могут они в нее вселиться. В ней и так сидят злые духи!

Он шутил, но не терял при этом присущей ему важности. В дверях столовой, не удостоив даже взглядом женщин, он отдал честь священнику:

— Мне нужно поговорить с вами наедине.

Женщины удалились на кухню, а Антиоко пошел наверх положить книгу на место. Хотя его и переполнял восторг от свершившегося, спустившись, он задержался у дверей послушать, с чем пришел стражник. А тот сказал:

— Извините, что я ввел сюда собаку. Она чистая и не помешает нам, потому что понимает, где находится. — Собака действительно сидела смирно, опустив глаза и поджав хвост. — Речь пойдет о старике Никодемо Пания, по прозвищу Царь Никодемо. Он оказался у себя в хижине и выразил желание видеть вас и причаститься. По моему скромному мнению…

— Святой боже! — перебил его священник и вдруг по-детски обрадовался, что нужно отправиться на плоскогорье, — ведь это позволит ему как-то заглушить трусливую тревогу.

— Да, да, — торопливо добавил он. — Надо поискать лошадь. А как дорога?

— О лошади и дороге позабочусь я. Это моя обязанность.

Священник предложил ему вина. Стражник из принципа никогда ни у кого не соглашался выпить даже стакан вина. Но тут он почувствовал, что его гражданский долг настолько хорошо согласуется с религиозным долгом священника, что принял предложение. Он выпил и стряхнул оставшиеся капли на землю — потому что, по его мнению, земля тоже должна получить свою долю от всего, что потребляет человек, — и поблагодарил, отдав честь. Пауло заметил, что собака завиляла хвостом, подняла глаза и дружелюбно взглянула на него.

Антиоко открыл дверь и, войдя в столовую, вытянулся, как солдат. Он пожалел, что его мать напрасно будет ждать в этот день священника, наведя порядок в остерии и приготовив угощение для гостя. Однако долг прежде всего.

— Что собирать? — спросил он, подражая важному тону стражника. — Зонтик тоже взять?

— Нет, зачем же? Мы поедем верхом. А тебе, я думаю, не надо ехать, хотя я мог бы посадить тебя на круп лошади.

— Я пойду пешком. Я никогда не устаю.

И действительно, несколько минут спустя он уже был готов: в одной руке ящичек, через другую перекинут красный плащ. Он охотно взял бы и зонтик, но надо было послушаться наставника.

Пока он ждал священника у церкви, оборванные ребятишки, для которых площадь перед ней была обычным полем боя, с любопытством окружили его, не смея, однако, подойти слишком близко, и смотрели на ящичек с чувством религиозного почтения, даже с некоторым страхом.

— Мы пойдем с тобой, — сказал один из них.

— Вы будете держаться от меня за тысячу метров, иначе я спущу с поводка собаку стражника.

— Собаку стражника? Да ты сам будешь держаться от нее за тысячу метров!

— Я? — проговорил он с высокомерной улыбкой.

— Ну да, ты ведь думаешь, что ты сейчас сам господь бог, раз держишь в руках настоящего бога.

— А я, — заявил один бесстыдник, — будь я на твоем месте, дал бы деру с этим ящичком и чего бы только не наколдовал с помощью этого елея.

— Пошел прочь, овод! Злой дух, которого изгнали из Нины Мазии, вселился в тебя.

— Что? Злой дух?

— Да, — важно сказал Антиоко, — сегодня после полудня онизгнал злого духа из Нины Мазии. Вот она идет.

Вдова, держа девочку за руку, вышла из дома священника. Ребята бросились ей навстречу, и известие о чуде в одно мгновение облетело деревню. Ликование было почти таким же, как тогда, когда встречали нового священника, — все село собралось на площади, и мать усадила Нину Мазию на верхнюю ступеньку у врат церкви. Темноволосая девочка, сверкая зелеными глазами из-под красного платочка, походила на идола, которому поклонялись эти примитивные люди.

Женщины плакали, стараясь прикоснуться к ней. Тем временем подошел стражник с собакой, а священник появился на площади верхом на лошади. Толпа с невнятным говором последовала за ним, словно в процессии. Он приветственно махал рукой, поворачиваясь во все стороны, чтобы поблагодарить собравшихся, но помимо огорчения он еще больше испытывал скуку от всего происходящего. Выехав на дорогу, идущую вниз, он остановился и, казалось, хотел что-то сказать, но сразу же пришпорил лошадь и ускакал. В отчаянии он инстинктивно стремился исчезнуть, скрыться в долине, затеряться, совершенно раствориться в этом покрытом лесами пространстве, которое открывалось перед ним.

Ветер усиливался. При ярком полуденном солнце чаща леса и заросли кустарника сверкали трепещущей листвой, река отражала голубизну неба, и колесо водяной мельницы, казалось, разбрызгивало вокруг себя бриллианты. Стражник с собакой и Антиоко с ящичком спускались вниз к реке, сохраняя строгий вид, исполненные сознания совершаемого долга. И священник поехал более степенно. За рекой дорога переходила в тропинку, которая вела на плоскогорье мимо невысоких каменных оград, корявых деревьев и кустов ежевики. Западный ветер, мягкий и теплый, доносил густые запахи, словно расстилал перед ними ароматный ковер из цветов тимьяна и диких роз.