ФРЕДЕРИК МИСТРАЛЬ
Магали
– О Магали, мой ангел чистый,
Проснись и выгляни в окно:
Звенит мой бубенец сребристый
С напевом скрипки заодно.
Зари ждет небо, звезд полно;
Но появись ты –
И побледнеет звездный рой
Перед тобой.
"Оставь меня с своею скрипкой,
Не нужно песен глупых мне, –
Не то нырну, как угорь гибкий,
И скроюсь в синей глубине".
– О Магали, когда на дне
Ты станешь рыбкой,
То рыбаком прикинусь я –
И ты моя.
"Пока закинешь невод тяжкий,
Я стану птичкой – и в кусты,
И посмеюся над бедняжкой
Из их зеленой густоты".
– О Магали, но если ты
Взовьешься пташкой,
То птицеловом стану я –
И ты моя.
"А я вспорхну тогда высоко
И стану тучкой, там, вдали,
И улечу в края Востока
За ветром, мчащим корабли".
– А если ветер Магали
Умчит далеко,
То вольной бурей стану я –
И ты моя.
"Я не поддамся урагану:
Укроет солнышко меня –
Я там сгорю, но вновь воспряну
Лучом сиянья и огня".
– Да, Магали, стань светом дня!
Ужом я стану:
На солнце греется змея –
И ты моя.
"Не дам ни свету я, ни зною
Змее, что ползает в пыли:
Я поплыву тогда луною
Над снами дремлющей земли..."
– Да, стань луною, Магали,
Луной ночною:
Туманной дымкой стану я –
И ты моя.
"Нет, не возьмешь меня обманом:
Я обернусь, чтоб ускользнуть,
Лесным платаном-великаном,
Одев корой лицо и грудь..."
– Да, Магали, о друг мой, – будь
Лесным платаном:
Плющом зеленым стану я –
И ты моя.
"Так в монастырь – моя дорога!
Туда уйду от суеты,
Чтоб жить, вся в белом, тихо, строго,
Среди молитв и чистоты..."
– Там, Магали, где станешь ты
Невестой Бога,
Твоим налоем стану я –
И ты моя.
"Нет! Если б хитрость или сила
В мой монастырь тебя вели –
Увидишь гроб, и дым кадила,
И крест, и насыпь из земли!"
– О, если скроет, Магали,
Тебя могила,
Сырой землею стану я –
И ты моя!
"Постой... я выйду на крылечко,
Чтоб не услышали они...
Возьми хрустальное колечко –
Не позабудь – не измени..."
– О Магали!..
Теперь взгляни,
Мое сердечко:
Как побледнел весь звездный строй
Перед тобой!
ГАБРИЭЛЕ Д’АННУНЦИО
* * *
Я – как ловец, уставший на лову.
Он лег в тени под яблоней. День прожит:
уж он оленей чутких не встревожит
и не натянет больше тетиву.
Плоды манят сквозь яркую листву –
он им упасть, ленивый, не поможет:
подымет он лишь то (и то быть может),
что вольно ветвь обронит на траву.
Но и вонзиться в сладость он глубоко
зубам не даст: что в глубине, то яд.
Впив аромат, он пьет росинки сока,
нетороплив, не грустен и не рад,
овеян миром гаснущего света.
Была недолга песнь его, и спета.