Кырт стоял, прислонившись к высокому борту повозки, и думал о том, что жизнь — странная штука, проистекающая по непонятным прихотям богов-соперников. Мечтал ли он о доле приказчика при караване? Нет ведь… с детства грезил звоном мечей, жаждал воинской славы, как все или почти все мальчишки. А что теперь — списки товаров, счета, долговые книги… рука много привычней к перу, чем к эфесу клинка. Дело доходное, кто ж спорит. Только вот душа не лежит к нему, хоть убейся.

Один из фургонов занял своё место в защитном кольце, полог откинулся и оттуда выглянула физиономия мальчишки лет десяти. Кырт его знал — паренек жил с дедом на соседней улице. Дед его промышлял делом малодоходным — малевал вывески, да иногда перепадал заказ от какого-нибудь любителя на картину. Малевал, правда, неплохо — но кистью много не заработаешь. А как помер — ну, тут же выяснилось, что и тому должен, и этому… вот и отправили внучка на продажу, долги деда покрывать.

— А может, и повезло мальцу… — пробормотал чуть слышно Кырт.

Действительно, тут удача многое значила. Пацана могли купить и эмиссары Ночного Братства, и Безликие… И индарцы не обходили стороной невольничьи рынки, испытывая вечную нехватку в материале для выращивания новых воинов. Пожалуй, это для пацана будет самой большой улыбкой богов. Проявит смётку и умение, не сдохнет в первом или втором походе — глядишь, пробьется наверх. Индарцы на происхождение смотрят спокойно, у них каждый пятый командир клина с невольничьего рынка вышел.

— Господин Кырт, позвольте спросить? — проводник переминался с ноги на ногу, и Кырт в очередной раз подумал, что не стоит от этого похода ждать ничего хорошего. Слабоват проводник, слабоват… не понимает, сопляк, что тут он как раз и главный. Пока быки не выползут с чёрного плато в благодатные (знаем мы, какие они благодатные, да всё в сравнении познается) земли Гурана, проводник отдает приказы.

— Мои уши открыты для тебя, Фальций, — высокопарно ответил Кырт и изобразил поклон, как равному.

— Неспокойно что-то, господин Кырт, — вздохнул парнишка, ёжась, словно от холода. — Отец учил меня беду чуять, вот я и… как бы чего не вышло.

— И что ты чувствуешь, уважаемый Фальций?

— В Гильдии говорят, в Пустоши вновь видели обсидиановых волков. Большая стая, тварей десять.

Кырт степенно кивнул. Об этой напасти говорили уже пару недель, кое-кто из самых осторожных отложил отправление своего каравана — если уж волки вышли на охоту, то пусть жрут нетерпеливых. Старый Умар же прислушиваться к разговорам не пожелал — и его тоже понять можно. Сколько караванов ушли в Пустошь? Два, три, не более. Самое время взять с Гурана хорошую цену.

— Повелите страже не снимать броню, господин. И пусть не выходят за круг повозок. Волки нападают бесшумно.

— Добрый совет, — ухмыльнулся Кырт, понимая, что подойди он к Чимлану с подобным предложением или, упаси боги, с приказом — нарвётся лишь на оскорбление. Опытный вояка сам знает, что делать, да и парни его — пусть молоко на губах не обсохло, но не совсем же дурни. Оружие в ножнах держать не будут, не то время, не то место.

— Ещё прикажите пару кувшинов масла открыть, да факелов наготовить, — продолжал давать ненужные советы паренек. — Ежели что, так факелы запалить быстро, а огня волки сильно не любят.

Кырт снова кивнул, твёрдо зная, что скажет на это предложение господин Аболу Тади. Горючее масло, что погружено на одну из телег, стоит недёшево. В Гуране за каждый кувшин дадут не меньше полумолнии. Да и груз масла — не Умара, самого господина Тади. Истрать хоть полчаши — сразу меньше дохода. Нет, не станет Аболу Тади вскрывать кувшины, на мечи стражи понадеется. Скопидом, забери его душу Эмнаур.

— Я передам хозяину.

Ночь обрушилась на Пустошь, как обычно, мгновенно. Ещё недавно висел над скалами диск светлого Эмиала, а теперь в двух шагах уж не разобрать ничего, даже если с факелом. Стража, понятно, патрулирует лагерь, безо всякого толку вглядываясь во тьму. Да и не бродить бы им — того и гляди, наступишь на камень-пламень, не приведи боги, приползет эта гадость к лагерю.

Кырт сидел в возке, размышляя над сложным выбором — выпить ли чашу-другую вина да на покой отправиться, или же бодрствовать до утра. Так выбор не велик — днем, в пути, не даст господин Аболу Тади отдохнуть, вновь начнёт изводить великомудрыми речами…

Внезапно за тонкой тканью, укрывавшей возок от ночной прохлады, послышался вопль, тут же резко оборвавшийся. Зазвенели клинки, громыхнул голос Чимлана, отдававшего какие-то приказы, снова прорезал ночь наполненный болью вопль — уже женский. Кырт выхватил меч, выскочил из возка — и тут же прянул в сторону, увертываясь от метнувшейся к нему чёрной тени. Скрежетнул по жёсткому панцирю волка меч, тут же вырвался из руки Кырта и улетел куда-то… теперь не найти до утра. Решив, что герои живут слишком мало, чтобы рассказать о своих подвигах, Кырт нырнул под повозку и, вытащив стилет, принялся ждать развития событий и, едва шевеля губами, возносить молитвы сразу обоим богам в слабой надежде, что хоть кто-нибудь из них смилостивится и отведет беду.

Волки нападали молча, без рычания… и двигались почти бесшумно, несмотря на то, что каждая тварь была почти целиком укрыта надёжной костяной броней, которую и топор-то не сразу возьмет. Цель у ночных хищников была простая и понятная — они видели перед собой много, очень много свежего мяса, и стремились заполучить его любой ценой. Особой хитростью эти твари не отличались, сильный отряд воинов способен справиться с небольшой стаей без особых хлопот. А вот когда воинов мало, да ещё и ночью, при неверном свете факелов (а ведь прав оказался Кырт, не позволил господин Аболу Тади взламывать восковые печати на кувшинах с дорогим маслом), когда все преимущества у хищников — страже не поздоровится.

Один из волков, здоровенная тварь размером чуть ли не с пол-лошади, запрыгнул в возок, прорвав тонкую ткань. В возке везли на продажу детей — троих мальчишек, да двоих девчонок. Те тут же подняли визг — волк полоснул когтями, и визг перешел в хрип и бульканье крови в разодранном горле. Иной хищник, ошалев от запаха крови, тут же начал бы рвать на куски жертву, стремясь набить брюхо свежим мясом, но то ли эта тварь была умнее, то ли иные причины побудили обсидианового волка поступить не по-волчьи — кто теперь скажет. Так или иначе, но хищник схватил тщедушное тельце мальчишки и бросился наутек, подальше от факелов и секир стражи. Те уже завалили двоих панцирных тварей (потеряв при этом одного из бойцов) и намерены были крошить нападавших и далее.

То ли самый умный, то ли самый трусливый волк убегал всё дальше и дальше, волоча на спине потерявшую сознание от боли и страха добычу. Не бросил на камни, не разорвал и не сожрал… А может, перед тем, как ухватить ребёнка, тварь успела выдрать кусок-другой мяса из бычьей туши (быков во время ночной атаки караван потерял изрядно, целых троих), а добычу тащила в логово? Ведь вновь и вновь появляются в Пустоши стаи обсидиановых волков, стало быть, где-то есть у них и волчата. Волчатам в радость поиграть с живой добычей — поучиться охотиться, ощутить вкус свежей, горячей крови.

Где-то позади, во тьме, стражники добивали последнего из хищников. Чимлан тупо смотрел на культю левой руки — могучие клыки ночной твари начисто оторвали кисть. Мелко дрожал, поскуливая, господин Аболу Тади, забившись в самый дальний угол возка, обмочившийся и обгадившийся от страха. Чуть подергивался в луже крови младший приказчик Кырт — успел перед смертью вогнать стилет в горло волка, прямо между костяных пластин, да только не спас его этот удар, увы.

В суматохе никто и не заметил, как где-то далеко, среди скал, на миг вспыхнула огненная искра. А если бы и заметил — не обратил бы внимания. Не до того.

Мальчик открыл глаза и застонал от боли. Тело словно долго волокли по камням… или так и было? Он с трудом поднялся, осмотрел себя — неглубокие раны подёрнулись корочкой запекшейся крови, повсюду синяки… что с ним произошло, он толком не помнил. В двух шагал лежала огромная туша панцирного волка, чёрно-серого, укрытого броней. Одна из лап отсутствовала, в воздухе витал запах паленого мяса. Вероятно, тварь с разбегу налетела на камень-пламень, взрыв которого и прикончил чудовище на месте. А жертва, которую тащила тварь, почти и не пострадала — всю силу огня принял на себя волк.