В издательстве «Малыш» вышли четыре книги с рисунками С.Бордюга, а в «Детской литературе» — наиболее полное издание, оформленное А.Полежаевым.

В нынешнем году издательство «Оникс» выпустило этот сборник о Петре Первом. Здесь и моя повесть, написанная более двадцати лет назад, но опять пришедшаяся ко двору, что связано, вероятно, с идеей возврата к державности.

Издательство «Дрофа» тоже отметилось патриотичным восьмисотстраничным томом «Наше Отечество», куда вошла моя повесть.

Все, казалось бы, неплохо, печатают, да уж очень дряные расценки — пять тысяч рублей за текст об императоре. Хорошо хоть сами домой привезли.

Однако за такие деяния любой честолюбивый самодержец всыпал бы, пожалуй, нашим издателям по первое число.

Ну, право, офонарели.

И речь тут, понятно, не об авторском корыстолюбии…

А «Вещий барабан» так до сих пор не опубликован — ни отдельной книгой, ни приложением к прежней повести.

Триста лет назад жил-был в России царь — Петр Алексеевич.

Петр — имя древнее, греческое. В переводе на русский язык значит «камень». Известно, под лежачий камень вода не течет. То есть, если сидеть без дела, толку не будет.

Но уж царь Петр Алексеевич без дела не сидел ни минуты. Даже, говорят, не мог он ходить спокойно. Все бегом — повсюду ему хотелось поспеть. Да и не от какой работы не отворачивался. То Петр Алексеевич простой солдат, то матрос, то корабельный плотник, то бомбардир при пушках.

Иногда так говорят: вот царь-государь или король-император город, к примеру, построил. Если не город, так дворец, крепость или корабль. Это не совсем верно, лишь отчасти. Обычно царь только распоряжался, приказы отдавал. Чтобы, мол, через месяц на этой вот полянке замок стоял — красивый да крепкий! Разумный приказ тоже, конечно, дело важное. Однако работать каменщиком или плотником, понятно, — не царское это занятие…

А царь Петр Алексеевич таков был, что ко всякому делу сам руку прикладывал. И топор ловко держал, и ружье. И украшения костяные точил, и пушки корабельные отливал. Да потом сам кораблем правил — хоть в ясную погоду, хоть в шторм.

Ну, никак не сиделось царю Петру на месте — на троне серебряном, в зале, турецкими коврами обитом. Какой уж там «лежачий камень»!

Немало славных дел начинал Петр Алексеевич по всей стране России. Стремглав, будто камень, из пращи пущенный, — то тут он, то там где-то, совсем в иных краях. Своим примером и показывал русским людям, как много нужно знать и уметь, как любить свое дело, чтобы Россия стала могучей державой.

Вот так и сдвинул он с места громадный, неподъемный камень — целую обширнейшую страну. Повернул ее к великим делам — к наукам, к ратным подвигам, к новым неведомым землям.

А науки в ту пору не жаловали. При царском дворе думные люди, стольники да спальники, любили шумную беседу, пиры-застолья.

«Солнце да месяц на небе, хлеб в амбарах, шапка, слава те Господи, на голове — чего еще надобно? — поглаживали они длинные бороды. — От наук иностранных одна смута. Верная погибель!»

Многие при дворе и грамоты толком не знали. Ну, конечно, царевича Петра учили грамоте — эдак неторопливо.

— «Аз» — первая буква, — говорил учитель Никита Зотов, — потом идут «буки». Дальше «веди» и «глаголь».

— Дальше-то, дальше что? — торопил Петр. Ах, много знать ему хотелось, обо всем на свете.

Но Никита Зотов не спешил:

— Сперва «аз» да «буки», а потом все науки! Не то «буки» боднут, «веди» солгут. Не торопись в науки, Петр Алексеевич!

— Конечно, государь, поменьше ты об этом задумывайся, — поддакивали думные люди, стольники, спальники, — Или тебе плохо живется-тужится? Все ведь просто в нашем мире — поешь вволю, поспи сладко, подумай коротко. А Никита Зотов еще сказку тебе скажет.

— «Азы» пройдешь, «буки» одолеешь, «веди» изведаешь — тогда уж «глаголь», говори. Этак и доберемся до пятой буквы — «добро». С добром хорошо жить, праведно, — начинал Никита Зотов так, что Петр задремывал. — Но это только присказка — сказка впереди… За тридевять земель, в тридесятом царстве, на синем море-окияне…

— А что это за море-то такое? — вскидывал Петр голову, — Что за окиян?!

— Сине море, государь ты мой Петр Алексеевич, — вздыхал Никита Зотов, — Сине море-окиян, как у нас говорится. А за морем тем буки живут — рогатые да копытные…

Немудрено тут было остаться неучем и невежей. Тем более что и Никиту Зотова отослали вскоре за границу с посольским поручением. И вот к четырнадцати годам Петр и читал неважно, и писал с ошибками.

Хотя невежей его никак нельзя было назвать. О, востроглазо смотрел он на мир, широко раскрытыми веждами. Всего, без края, хотел изведать.

Однажды князь Яков Долгорукий рассказал Петру про диковинный инструмент — подарок заезжего торговца:

— Мудреная вещь — с цифирками, со стеклышками. Крутится все, вертится, да еще расстояние измеряет. Не шагами, не локтями, а в иностранной мере. Стоишь сам на месте, а уже знаешь, сколько, к примеру, до того дерева пути.

— Где же сей инструмент!? — загорелся Петр. — Видеть его желаю!

— Ох, государь, — понурился Долгорукий, — то ли затерялся где-то, то ли, боюсь, скрали. Не научен я диковиной управлять. Без дела в сенях лежала…

Петр, конечно, огорчился. Видно, думал уже, как будет измерять расстояния по всей России — из конца в конец.

— Что ж, — сказал он, — поедешь с посольством во Францию, так достань мне точно такую вещицу.

Через год и три месяца возвратился Долгорукий, а не забыл однако про наказ.

— Вот — астролябия! Так зовут сей инструмент в иностранных землях, — пояснил он.

— Астролябия, — повторил Петр, разглядывая механизм. — Мудреная вещь, и называется чудно. Показывай, Яков Федорович, как расстояния брать.

— Эх, государь, сам знаешь — много было в Париже дел государственных. Не дошли у меня руки в устройстве этом разобраться…

— Или, Долгорукий, у тебя руки коротки стали? — рассердился Петр. — Или не понимаешь, что астролябия — дело государственное!? Чтобы немедля нашел мне человека ученого, ведающего, как механизм сей работает!

Это было не простое задание. При царском дворе и не слыхал никто об астролябии. С большим трудом отыскали одного знающего человека — голландского купца Франца Тиммермана. Сразу привели к Петру.

— Да, — говорит Франц, — действительно астролябия. Латинское это слово. А на вашем русском языке означает «беру звезду». Определяет положение звезд на небе, а также расстояния на земле. Только, прошу прощения, без арифметики и геометрии с нею не совладать, ваше величество.

— Какое я тебе величество! — нахмурился Петр. — Ты и годами старше, и знаешь больше. Учи всему, что сам ведаешь!

И с тех пор ни на шаг не отпускал от себя Тиммермана. Быстро Петр разобрался в четырех правилах арифметики и выучился управлять астролябией. То и дело измерял какие-нибудь расстояния.

Как-то вечером проходили они с Тиммерманом у Просяного пруда неподалеку от села Измайлова. За целый день уже наизмерялись вдоволь.

Звезды появлялись на небосклоне. Отражались в пруду. Петр подбежал к берегу.

— Беру звезду! — крикнул он и хватил со всего маху рукой по воде. Так что брызги веером взметнулись к небесам.

Тиммерман отшатнулся и даже присел.

— Гей! — развеселился Петр. — Не пугайся, любезный Франц! Звезды погодя брать будем. А пока на земле дел хватает.