— И что меняют эти расспросы? — подвела итог Ольга Николаевна, когда люди были отпущены, и отцы–основатели остались одни. — Ничего не меняют. Ярослав, если не по злому умыслу, то по глупости, совершил халатность, граничащую с преступлением, и не может оставаться у руля колонии. Ты, Олег, должен назначить другого, желательно из вновь прибывших. Кстати, Ярослав, по твоим словам, демон должен был дожать Лифидца. Он выполнил обещание и сообщил результаты?

Ярослав развел руками.

— К сожалению, до сих пор нет, но я надеюсь.

— Я вообще не понимаю, — Ольга импульсивно поднялась с кресла, всплеснув руками, — о чем мы говорим….

— Ты что‑то предлагаешь конкретное? — в свою очередь перебил ее Олег.

— Нет, но…

— Хорошо, — согласился Олег, — Ярослава мы снимем с должности, но что это даст нам взамен? Другого человека все равно нет ни среди старожил, ни среди вновь прибывших.

— С тобой прибыл человек вполне пригодный…

— Нельзя так сразу возвышать новичка, да и есть у меня сомнения…

— А Ярослава можно? — возмущенно выпалила Ольга. — Ведет себя как феодал. Уже все именуют его князем. Трон завел и сидит на нем, когда все другие стоят. Порядок установил совсем не такой, как мы планировали. Людей в колхозы сгоняет и каждой группе поручил полностью содержать тяжеловооруженного всадника. Эдак и до крепостного права недалеко и до права первой ночи. Феодализм конкретный.

Ярослава задели последние слова, обращенные в адрес его преобразований.

— Позвольте поинтересоваться, — слегка ехидно произнес он, — это какие плану я сумел поломать? Что‑то Олег мне ничего подобного не говорил. Может просветите?

— А простые планы, — импульсивно ответила Ольга, — каждый человек должен трудиться и владеть своей собственной землей и распоряжаться по своему усмотрению.

— Серьезно? — спросил он.

В ответ Олег несколько смутился, но подтвердил:

— Были такие разговоры, но я не стал ограничивать твою инициативу. Это могло выглядеть как недоверие.

— И тем не менее, — вклинился в разговор до того молчавший Павел Петрович, — я и моя группа выступаем против порядков, которые давно отжили и показали свою несостоятельность еще на земле.

— Что же вы выступаете за фермерские хозяйства?

— Да, — подтвердила Ольга, — частная инициатива — залог успешного землепользования.

— Конечно, я не против, — смущенно согласился Ярослав, — можно выделить отдельные участки для тех, кто желает вести хозяйство в одиночку, но такие быстро окажутся в проигрыше по сравнению с многочисленными семьями. Они не смогут выполнять не только общественные повинности, которые на них накладывает колония, но и даже собственные нужды, такие как строительство, расчистка от леса, орошение в сухой период. Поймите, фермерство — этот догмат индустриального общества, без определенных условий и идеологии оно мертво, не выживет. Сильные скупят землю слабых, которым придется работать на помещика по денно, а тут и до рабовладения недалеко. Зачем помещику поденщики, когда можно задешево купить рабов с кораблей, и совсем ничего не платить. Поймите, система фермерства для Трона тупиковая, как, впрочем, и для Земли. На смену фермерам придут латифундии, как на Земле транснациональные компании. В отдаленной перспективе _ это гибель для колонии и мотив для социальной розни.

Лично я вижу перспективу в эвномии и в укрупнении дробных коллективов. Семья — это уже ячейка для товарного производства, но объединение на добровольной основе нескольких семей в артель ведет к увеличению их возможностей, не только на почве товарного сельского хозяйства, но и товарного производства. Увеличиваются не только их физические возможности, но и финансовые.

В результате мы сможем не только наладить изготовление всех необходимых нам вещей и предметов силами небольшой группы колонистов, но и получить прибавок для продажи за пределами Изумрудной долины. Причем мы исключим какую бы то ни было социальную рознь и расслоение, тем самым добьемся эвномии. Семьи и артели — это не централизованные колхозы, это добровольные объединения в силу родственных и товарищеских связей. Не сможет фермер без накачки его финансами, без помощи сильного государства, скотом и инвентарем, транспортом, создать добавочный продукт, а семьи и артели могут. Потому как фермер один, а в семье пять–семь взрослых мужчин, тем более в артели, где двадцать–сорок.

Разговор еще длился некоторое время, пока не был прерван шумом, доносящимся с площади. Все поспешили узнать, что случилось.

Перед мегароном галдела толпа, состоящая в основном из агеронцев Зенона и нидамцев Наростяшно. Много было среди них и землян–старожил. В меньшей степени мелькали лица и классический камуфляж новичков. Эти затесались в толпу более из любопытства, слышались возгласы на модонском:

— Пусть убираются откуда пришли… Дхоу должны избирать мы…

Ярослав быстро сообразил, что собственно происходит и кто верховодит смутой. Весь актив митинга располагался на мраморных ступенях мегарона в лице таких старых бузотеров как Банула Наростяшно и Ибирин. Многие хорошо известные среди колонистов лица поддерживали их страстными призывами не допустить смещения вождя с должности Дхоу всей колонии. Как ни странно, но среди зачинщиков ярко выделялись нелюди. Миэле и листе, стоя среди людей, выкрикивали реплики не только на чистом модонском, но и для ясности всех присутствующих, на русском.

— Аослов наш дхоу! Не хотим пришлецов!

У них с Ярославом в последнее время наладились вполне дружеские отношения.

И что еще более непонятно и странно, двадцать луженых глоток подростков–заложников войо на удивление дружно завывали, собственно, ничего конкретно не понимая, но ясно сознавая, из‑за чего весь сыр–бор устроен. Земляне вели себя намного более сдержанно, но, тем не менее, семьи Ярослава и Станислава присутствовали практически полностью, а другие частично. Большинство из них вели себя несколько заторможено, понимая всю абсурдность ситуации и нежелательность раздоров промеж своими. Большинство из них предпочло бы решить все вопросы по старинке под ковром и не выносить сор из избы, но другие были кровно заинтересованы во власти Ярослава над всей колонией и старались подогреть аборигенов. Юля, Анна и Ноки открыто стояли на ступенях Мегарона, выражая полную поддержку сохранению старого порядка, их поддерживали редкими репликами: Лимон, Лопата и Жиган. Станислав мирно наблюдал со стороны. Всего митинговало человек сто, не считая женщин и случайных зевак.

Когда из дверей складов появилась верхушка колонии, возгласы не только не стихли, но казалось стали активнее. Ярослав и Олег поднялись по ступенькам. Олег поднял руки, чтобы толпа затихла. Выглядел он раздраженно и даже слегка удивленно, вероятно не ожидал столь бурной и внезапной реакции на свои планы.

Толпа затихла. Олег говорил твердо, держа себя в руках и стараясь подбирать слова.

— Ваши опасения по поводу снятия Ярослава с поста и тем более его изгнания беспочвенны. Я не собирался и не собираюсь этого делать… Некоторые изменения вызваны острой необходимостью момента. Я просил его плыть в город Риналь, это не изгнание, а торговля. Он вернется, как продаст и купит товары.

Послышались выкрики:

— Плыви сам!

— Я занят размещением новых переселенцев, Ярослав по–прежнему остается моим первым заместителем и военным вождем Изумрудной долины. Обещаю, что впредь статус его не изменится.

После столь твердых заверений, толпа несколько успокоилась, и выступил Ярослав.

— Благодарю вас, друзья мои, за поддержку, и постараюсь впредь оправдать доверие. Мое отплытие в город Риналь действительно очень необходимо для всех нас. Сейчас я не знаю, сколько продлится плавание, но возвращение неизбежно. Прошу не волноваться по поводу отъезда. Станислав остается вместо меня и не позволит никому действовать нам в ущерб.

На ступенях Мегарона выступил вперед Банула Наростяшно, говоря эмоционально: