Эллис сидел на горе и смотрел в бинокль, как далеко внизу за рекой двигались фигурки, похожие на крошечные палочки. Только это были не палочки, а люди. В одной из фигурок Эллис узнал Тома Уотерса, в другой — Сомерса. К Тому с крыльца летел кречет.

Эллис выругался себе под нос и, опустив бинокль, сплюнул в снег. Вот бы явиться сейчас к этому Сомерсу, думал он, и послушать, что тот скажет. С другой стороны, про этого парня всякое болтают. Говорят, он пристрелил любовника жены и хотел убить ее саму и родную дочь, да полицейские успели помешать — ранили его.

Как бы то ни было, Эллис решил сначала выяснить, достоверны ли слухи. Потому-то он и забрался на эту гору. Подъем был трудный, и его до сих пор мучила одышка, но, по крайней мере, он знал, что кречет у Сомерса. Причем тот самый кречет. Вопрос теперь в том, как заполучить птицу.

Первые две недели марта Майкл занимался ремонтом магазина. Он починил электропроводку и, желая отгородиться от любопытных взглядов прохожих, завесил витрины газетами. Для Кулли он приделал жердочку в одном из задних помещений и, пока работал, держал ее там, чтобы она не дышала строительной пылью.

За первую неделю он разобрал на части старые каркасы полок и оттащил их во внутренний дворик, потом принялся за старый прилавок. Майкл содрал с него покрытие, обнажив пыльные фанерные ящички, в которых некогда хранились шурупы, болты, петли и прочая мелочь, которую неудобно держать на открытых полках. Занятый наведением порядка в магазине, Майкл теперь почти не имел времени предаваться раздумьям и воспоминаниям, хотя порой спрашивал себя, чем он будет торговать, когда закончит ремонт.

Однажды ночью он внезапно пробудился оттого, что увидел во сне Луизу с Холли. Интересно, думал он, помнит ли его дочь? Что сказала ей Луиза? Разговаривая с женой по телефону после суда, он согласился, что Холли лучше некоторое время не общаться с ним, а позже написал Луизе, что считает бессмысленным напоминать дочери о себе. После он получил от Луизы только одно письмо, в котором она сообщала, что во второй раз вышла замуж.

Майкл прошлепал вниз к телефону и набрал номер международной справочной.

— Номер телефона в Бостоне, — сказал он в трубку. — Доктор Алан Питерсон.

Он услышал, как оператор на другом конце провода набирает на клавиатуре названные им данные.

— Записывайте.

Майкл записал номер. Теперь нужно только набрать его, думал он, и, возможно, ответит дочь. Но что он ей скажет? Майкл потоптался у телефона и вновь поднялся наверх.

Возле комнаты матери он чуть помедлил, потом толкнул дверь и шагнул внутрь. Сколько ж ему было, когда он впервые почувствовал в доме атмосферу неопределенности и взаимных упреков? Наверно, лет семь. Он ясно помнит, как однажды проснулся ночью и прямо в пижаме спустился вниз попить. Дверь в гостиную была чуть приоткрыта. Оттуда доносились сердитые голоса. Майкл остановился и прислушался.

— Он совсем еще ребенок, — говорила мать. — Мы отвечаем за него и в своих поступках должны исходить прежде всего из его интересов.

— А почему ты решила, что это в его интересах? Скажи на милость. — В спокойном голосе отца сквозило усталое раздражение.

— Ты хочешь, чтобы он рос без отца?

— Я этого не говорил.

— А как же я? Разве я справлюсь одна? Ты же знаешь, у меня слабое здоровье. Или ты думаешь только о себе?

— Так мы ни к чему не придем.

Кто-то из родителей направился к двери, и Майкл поспешил ретироваться в кухню. Там он дождался, пока в доме все стихнет, и только потом вернулся в свою комнату. Проходя мимо гостиной, он услышал, что мать плачет. Позже она скажет ему, что отец собирался бросить их, но она его отговорила.

— Мы ему больше не нужны, — пожаловалась она тогда и с тех пор регулярно напоминала Майклу, что отец хочет их бросить. — Мы должны быть внимательны к нему, иначе он нас покинет. Особенно ты, Майкл. Старайся не сердить его, а то он уйдет навсегда.

С той поры, пока Майкл не повзрослел и сам не уехал из дому, они с матерью держались как заговорщики — всегда вместе против отца. В угоду ей он поступал так, как она просила.

Шорох воспоминаний постепенно стих в голове, и Майкл увидел, что стоит один в пустынной комнате. Он затворил за собой дверь и вернулся в постель.

Утром следующего дня Джеми, как всегда, ждал его среди деревьев на краю вырубки. Теперь мальчик приходил к его дому утром и вечером смотреть, как он натаскивает Кулли.

Майкл посадил соколиху на запястье и направился к лесу. Джеми при его приближении попятился. Майкл остановился.

— Да ты не бойся. — Он погладил Кулли по грудке, и та негодующе выгнула шею. — Сегодня я хочу отпустить ее без веревки. Смотри не спугни ее.

Майкл повернул к дому, на ходу снимая с Кулли привязь и путы. Когда он опустил руку на ограждение крыльца, давая ей сойти на перила, соколиха с любопытством посмотрела на свои лапы, словно догадавшись, что теперь она свободна. Заснеженную вырубку огласил чистый звон ее колокольчика.

Майкл двинулся прочь от Кулли, машинально передвигая ноги, со скрипом проваливавшиеся в глубокий снег. Горло сжимал страх, что он может потерять свою питомицу. Джеми напряженно наблюдал за ним.

Отойдя на пятьдесят метров, Майкл повернулся и вскинул руку с приманкой.

— Кулли, — позвал он.

Обычно соколиха срывалась с перил, едва он поднимал руку, но теперь она медлила. Над лесом кружила ворона. Кулли глянула на нее, потом расправила крылья и полетела. Не отводя взгляда от кулака Майкла, она неслась к нему, почти касаясь лапами снега. Он был в восторге: Кулли сделала выбор! Соколиха со всего размаха опустилась ему на руку. Он почувствовал, как она вцепилась когтями в кожаную перчатку, устраиваясь удобнее. Чуть раскрытые крылья птицы дрожали, она не сводила глаз с лица Майкла. Кулли поняла, что отныне она вольная птица.

Майкла переполняла радость. Он посмотрел на Джеми, и они улыбнулись друг другу.

Линда Ковальски пришпилила листочек с заказом над плитой так, чтобы видел муж.

— Этот парень торопится, — предупредила она.

Пит глянул на заказ и сунул в духовку гамбургеры. Сейчас в зале было тихо, но через пятнадцать минут начиналось время обеда и в кафе ожидался большой наплыв посетителей. Линда налила две чашки кофе, села и закурила.

— Передохну, пока есть такая возможность, — сказала она Сюзан.

Сюзан улыбнулась. Она могла бы выпить кофе и на рабочем месте, но, когда народу в кафе было мало, ей нравилось посидеть за стойкой бара и поболтать с подругой, краем глаза наблюдая через окно за своей конторой. Это были приятные минуты. Иногда она вспоминала себя в Ванкувере — в деловом костюме, с утра до позднего вечера за работой, порой требовавшей от нее жесткости и неумолимости.

Покинуть большой город ее уговорил Дэвид. Первый раз она приехала с ним в Литл-Ривер-Бенд на выходные. Он хотел, чтобы она посмотрела места, в которых он вырос. Сюзан и теперь словно наяву видела его улыбающееся лицо и пытливый взгляд, когда он спрашивал ее мнение о своем родном городе.

Это случилось пять лет назад. Сюзан тогда было двадцать восемь, Джеми — почти пять. Дэвид привез ее сюда весной. Снег уже почти сошел, белели только вершины гор; на лугах вдоль реки искрились желтые и красные цветы. Маленькие городки внушали ей ужас, но она уступила убедительным речам мужа, рисовавшего заманчивые картины чудесной жизни в доме у реки. Дэвид организует свое дело — будет проектировать дома и сараи. («Сараи?» — удивилась Сюзан.) Она откроет агентство недвижимости, но построит работу так, чтобы больше времени проводить с Джеми. Они будут регулярно наведываться в Ванкувер.

В результате они переехали, и вскоре Сюзан почти с удивлением обнаружила, что не жалеет об этом. Дэвид был счастлив и старался, чтобы ей было хорошо. Он понимал, что не может компенсировать ей удовольствия большого города, и потому стремился окружить ее любовью — дарил цветы, водил гулять, неустанно восхищался ее красотой. Спустя три с половиной года Дэвид погиб. Со дня его смерти прошло полтора года, а она так и жила в Литл-Ривер-Бенд.