Разве при таких пересказах друг другу узнаешь точный адрес? Всё было приблизительно. А Славе хотелось узнать точно.
До чего же он любил своего медвежонка Мишку! Правда, медвежонок был не совсем его, а соседа из верхней квартиры. Но этого маленького зверя часто давали Славе поиграть. И Слава к Мишке в гости ходил, а потом даже ездил к нему в Валдай. Мишка этот такой ласковый был — жуть. Возьмёт его Слава на руки, — пушистый, шёрсткой мягонькой трётся, а потом всё лицо облизывает: целует, значит, по-медвежьему. И урчит при этом: «Урры, урры, урр!»
Это значит: нравится ему на руках сидеть и нежности разводить.
Забавный он был, Мишка, и игрун. И то, бывало, надоедал. Слава уроки делает, а медвежонок подкатывается, трётся о ногу, всё норовит носок ботинка зубами ухватить: зовёт, значит, по-своему, по-медвежьи — «Давай поиграем!»
А Славе не до игры. Он говорит:
— Отстань! Отвяжись!
Хотя мальчик редко Мишку прогонял. Бывало, конечно. Но чаще он рад был ему и даже из-за него одно время по немецкому несколько двоек схватил. Было такое, что скрывать. Если вы упрекнёте его за это, то потому только, что не имели дела с медвежонком. Мишка ведь был самым добрым существом на свете!
И ещё тот медвежонок был страшно любопытным. Он совал свой нос всюду, куда только мог забраться. А забирался он и на шкаф, и на вешалку, и на стол, и под стол. Шкодил, конечно. Но Слава его всё равно любил и прощал ему все проказы.
И вот теперь Слава думал о Берлине, даже во сне город этот видел и зоопарк. Раньше по немецкому у Славы случались двойки, а теперь одни только четвёрки, а то и полные пятёрки. С Мишкой-то там немцы по-немецки разговаривали. И Слава этот язык полюбил. Даже немка — до чего, кажется, сухая, слова лишнего не скажет — и то похвалила: «У нас Слава большие успехи делает. Я ему за это немецкий журнал принесла».
Шустрик
Журнал этот из ГДР Германской Демократической Республики, и в нём была такая викторина — вопросы разные, под названием «Города ГДР»:
В каком городе размещена знаменитая картинная галерея?
В каком городе ежегодно бывает Большая всемирная ярмарка?
В каком городе родился немецкий поэт Шиллер, композитор Лист и ещё многие писатели и композиторы?
В журнале все эти вопросы были напечатаны на одной странице и после каждого вопроса тянулись две строчки точечек. А внизу было напечатано мелкими такими буквами, что, кто правильно ответит на все вопросы, тот сможет участвовать в лотерее; выпадет счастливый номер — получай поездку в ГДР.
Сказать по правде, Слава не очень-то надеялся выиграть эту поездку. Но ему хотелось хотя бы помечтать об этом. Разве вы не любите мечтать о чём-нибудь, даже о недоступном?
Ведь вот, скажем, купив за 30 копеек билет лотереи, можно же надеяться выиграть «Москвич».
И вот уже эта машина стоит за вашим окном. Получайте ключи от дверцы и от зажигания, садитесь и поезжайте.
Славина мама такие мечты называла нереальными. Она вообще любила это слово: не-ре-аль-но.
«Ты, Слава, сделал уроки?» — «Я, мама, и так всё знаю. Если вызовут, отвечу». — «Нет, это нереально». Или: «Я, мамочка, раньше поиграю в футбол, а потом пойду в булочную». И опять: «Нереально — булочную закроют».
Так же мама спорила со Славой, когда он привел с улицы собачонку: «Это нереально, чтобы у нас в доме была собака. Кто будет за ней ухаживать?»
Но тогда Слава маму уговорил, и Шустрик у них чудесно прижился. Подумаешь, много работы — ухаживать за собакой. Одно только — гулять с ней. У Славы с мамой бывали даже споры: по вечерам, перед сном, мама хотела гулять с собакой и Слава хотел. Вот и получалось, что гуляли втроём.
Всё вполне реально. Иногда, правда, когда никого не бывало дома, Шустрик любил отдыхать на Славиной подушке. Застукать его на месте преступления никогда не удавалось, но выдавала вмятина на подушке. А так с ним всё получалось вполне реально.
Впервые Слава увидел Шустрика в солнечный весенний день. Пёсик резвился, попав на улицу, где ему казалось, что всё создано для того, чтобы он мог играть. Вот только не пугались люди его лая, подшучивали над ним или говорили ему всякие ласковые слова. Ну и что ж, пёсик не обижался на шутки, вилял хвостом. Всё доставляло ему радость. Он даже не очень понял, что произошло, когда хозяин вдруг натянул поводок.
Хозяин Шустрика, который был примерно одних лет со Славой, спросил:
— Очкарик, хочешь собаку?
Слава пропустил мимо ушей «очкарика» и спросил:
— А ты продаёшь?
— Нет.
— А почему говоришь «хочешь»?
— Я её за так отдаю.
— За так?
— Ага.
— Совсем отдаёшь?
— Совсем отдаю. Бери!
— А она не заразная?
— Скажешь тоже. Он знаешь какой, знаешь…
— Знаю. Ну не надо. Давай. Эй ты, ну не надо. Слышишь? Я её не обижу…
Верёвка перешла из рук в руки. Собака почуяла новый запах, тявкнула, потом залаяла, но когда новый хозяин нагнулся к ней и погладил, радостно завизжала. Характер у неё был, вероятно, хороший: приласкали, и ладно.
— Пошли! — сказал Слава.
«Тяв!» — ответил пёсик, что, должно быть, и значило — «Пошли!»
Но пошли они не сразу. Собака хотя и была молодой, но знала уже, что значит собачья привязанность. Она упёрлась, натянула поводок и завыла. Ведь сначала, должно быть, решила, что с ней играют, а тут поняла: отдают.
Нет, слушать этот собачий плач было выше сил. Оставив Славе поводок, мальчик убежал, а Слава нагнулся и гладил, ласкал пёсика.
— Глупенький. Тебе же хорошо будет. Ну не упрямься.
Они вошли в дом, Славик накормил пса из блюдца и вышел с ним во двор. Здесь Слава отвязал верёвку, отшвырнул её далеко и сказал:
— А ну побегай!
Почувствовав свободу, пёсик вдруг словно обалдел от радости. Он стал бегать по двору, прыгать, кружиться, визжать. Слава гонялся за ним, но куда ему: пёсик бегал и увёртывался очень быстро. И тогда Слава крикнул:
— Ну хватит! Ах ты Шустрик!.. К ноге.
Что означают эти слова, пёс не понял, но кличку свою запомнил сразу. И с тех пор он перестал быть безымянным псом и стал Шустриком.
Ничего не скажешь, Шустрику повезло — он попал в хорошие руки. Только беда: Слава в прошлом так любил медвежонка Мишку, что ни на собак, ни на кошек не желал смотреть. И казалось Славе, что никогда, проживи он хоть сто лет, не изменит своей любви к Мишке, никогда не заведёт никакого живого существа — ни собаки, ни кошки, ни кролика, ни ежа.
И вот случилось же такое: встретился на пути Славы этот Шустрик.
Славе не так-то просто оказалось получить на него разрешение у мамы.
— Нет, нет и нет, — твердила Славина мама и при этом вспомнила Мишку. — Хватит. Вспомни медвежонка. Помнишь, сколько с ним было забот и огорчений, всё помнишь. О собаке не смей и мечтать.
А Слава любил мечтать.
Больше всего Слава мечтал не о собаке, не о машине, а о том, как поедет к Мишке, как встретится с ним, будет играть и кувыркаться, как играл, когда тот был маленький и вырывал вилки из штепсельных розеток. Слава любил вспоминать и мечтать о том, как будет Мишку кормить и купать. А с тех пор как он начал искать во всяких энциклопедических словарях всё, что помогало найти ответы на вопросы немецкого журнала, мечты о Мишке делались всё реальнее и реальнее.
Глебка
Слава рылся во всяких толстых книгах, особенно в энциклопедических словарях. Библиотекарша в школе не очень-то охотно давала эти тома. А если давала, то, как говорится, «не отходя от кассы». Там же в библиотеке посмотри, что надо, и до свиданья: выносить энциклопедию нельзя. На дом не выдаётся. Но у Славы дома была своя энциклопедия, и притом живая. В ней искать, листать страницы и читать целый столбец непонятного, чтобы выудить две понятные фразы, не надо. Его живая энциклопедия была вся тут.