— Дмитрий Витальевич, если не секрет, как пообщались с Саввой?

— Очень хорошо, — суховато улыбнулся Соболев. Но, видимо, в его окружении Лёхин оказался единственным, с кем можно без утайки и всласть поговорить, поэтому он всё-таки продолжил: — У старика до пенсии денег не осталось. Мы походили по магазинам и закупили нужное. Савве трудновато пока одному тащить. Договорились на завтра сходить в поликлинику по месту жительства старика. Движение и свежий воздух — это, конечно, хорошо. Но неплохо бы знать, что произошло с человеком. Один Савва в поликлинику идти боится: как бы не положили старика.

— Лекарства при инсульте дороги, — заметил Лёхин.

— Я плачу за занятия, за тренировки, — возразил профессор. — Савва по дороге к дому встретил двух знакомых призраков, а в квартире несколько раз выходил из тела старика. С сегодняшнего вечера я постоянно, а не урывками вижу своего Шишика. — Он бросил короткий взгляд на карту автодорог и улыбнулся. — И вижу полностью, а не мелькающими контурами, как раньше. Более того, могу отличить Профи от Ника. Да, именно так, — подтвердил он, когда две пары глазищ с поверхности карты обратились в его сторону. И снова улыбнулся. — Согласитесь, ради умения видеть никаких денег не жалко.

Лёхин тоже улыбнулся: в чём-чём, а в этом Соболев на сто процентов прав. Правда, кое-чего профессор о Шишиках не знает (да ладно — кое-чего!), надо бы предупредить его.

— Поскольку вы собираетесь общаться с Профи, вам придётся в дальнейшем пережить один неприятный момент: если Шишик пытается предупредить о чём-то или что-то объяснить, а вы не понимаете, он может резко стать плоским и облепить всё лицо. Очень влажно и липко. Зато вы сразу чётко увидите, что он вам объясняет.

После недолгого молчания профессор пробормотал:

— Ничего, переживём.

Приглядевшись к улицам, Лёхин обнаружил неподалёку перекрёсток. Судя по карте, до клиники ещё остановки три. Соболев смотрел вперёд, задумавшись, а Лёхин вспомнил недавнее чаепитие.

— … Леонид, а кто мог наслать на тебя этих троих? Не бывший хозяин?

— На фига я ему сдался? Делать ему больше нечего? Я ж его бизнесу не угрожаю… Не-е, это, насколько я понимаю, Толька кочевряжится. Ты его оскорбил — личико попортил, и я его оскорбил — тебя бить не стал. Прихехешников у него много для одноразовой работы. Толька — он мстительный.

— Думаешь — ещё подошлёт?

— Вряд ли. Попугал — и хватит. Он ведь всерьёз думает, что трое против одного — это страшилка не для слабонервных. А эти гаврики вряд ли скажут, что не смогли против двоих выдюжить.

Провожали гостя большой дружной семьёй: ближе к Лёхину Леонид и Люда, чуть издали — двойняшки, которые крепко вцепились в ошейники двух доберманов.

Глядя на мелькающие в мокро-чёрном пространстве огни, Лёхин снова вспомнил о третьем добермане. Взял бы Леонид всех троих? Вопрос риторический. И ненужный. Лёхин вздохнул. Если собачина жива, пусть и ей повезёт. А если нет… Интересно, бывают ли собачьи призраки? Надо бы спросить у Глеба Семёновича. Он ответит серьёзно, ибо вопрос для него не просто любознательно-познавательный, а научный… Только он задумался о "домочадцах", как немедленно зазвонил мобильник.

— Лексей Григорьич ли? — как обычно, с жадным интересом вопросил Елисей. Лёхин подозревал, что, названивая хозяину, домовой всегда боится попасть к чужому человеку.

— Он самый, — очень серьёзно ответил Лёхин. — Слушаю тебя, Елисей.

Шишик Ник выполз из карты и, разинув от счастья пасть, уселся на голову Профи. Кажется, тот и не возражал.

— Сообщить хочу, — важно сказал Елисей. — А сообщение у нас такое: о крысах-призраках всех оповестил, всех предупредил. На сети защитной вокруг дома все узелки заклинаний восстановили и обновили. Ежели кто супостатов зелёных заметит, всем миром навалимся, но за дом наш заступимся.

— Хорошая новость, Елисей.

— Долго ль ещё будешь расследовать, Лексей Григорьич?

— Думаю, не очень. Надо ещё одного свидетеля опросить — и домой.

— Голодный, небось, — проворчал домовой.

— Да не совсем. Чаем угостили с жареными пирожками.

— Фу на тебя, Лексей Григорьич! Чаем с пирожками на ночь баловаться! Придумал тоже… Ну да ладушки… Беседу-то заканчиваю. Дома все живы-здоровы, чего и вам желают от чистого сердца.

— Спасибо, Елисей, — искренне ответил Лёхин. — И от меня всем привет большой.

Соболев покосился, но промолчал. Машина повернула вправо и заехала на небольшую стоянку супермаркета. Лёхин взглянул налево. Через дорогу и правда тянулась небольшая аллея — судя по фонарям, чуть глубже переходящая в сквер.

38.

Выйдя из машины и дожидаясь Соболева, Лёхин чуть отступил к бордюру. Он-то ничего и не заметил бы, если б не Шишик. "Помпошка", снова засевшая в кармане куртки, отодвинула кверху клапан, словно крышу, и с огромным интересом воззрилась на машинные колёса. Плюс ко всему прочему ещё одна машина свернула и мазнула светом фар по витрине, а та — свет отразила. Лёхин успел разглядеть: от задних колёс к передним прошло нечто размером с кошку и лохматое с ног до головы лохматостью старой грязной швабры; в отличие от швабры, нечто щеголяло, кажется, в кожаном фартуке и держало в правой руке громадный гаечный ключ. Лохматое нечто добрело до передних колёс и, изо всех сил пнув его, прислушалось, а затем сгинуло под машиной.

— Алексей Григорьич?

Оказывается, Лёхин уже с минуту стоял, пялясь под машину. Он переглянулся с Шишиком и заторопился к Соболеву.

— Я подожду вас здесь, — сказал профессор, всматриваясь в деревья через дорогу.

— Необязательно. На обратном пути я могу…

— Извините, что перебиваю, Алексей Григорьевич, — холодно сказал Соболев, — но мне хотя бы таким образом хочется принять участие в деле, касающемся "Ордена Казановы".

— Даже если беседа затянется далеко за час-полтора?

— Я буду ждать в машине.

Соболев открыл дверцу и сел.

"Странно, что он не сказал — "мы". "Мы, наше императорское величество, будем ждать в машине" — по тону подходит".

Перепрыгивая потоки на дороге, Лёхин решил: если "его императорское величество" устраивает такое сидение, он, Лёхин, возражать не будет. Отвезут домой с комфортом — что может быть лучше?.. Прыгнув на пешеходную дорожку, он остановился. Сначала как-то рассеянно подумалось о швабре в кожаном фартуке: машинный это дух или стояночный? Представилось: профессор сидит, шуршит газетой, а вокруг машины бегает такая лохматенция и, пиная колёса, слушает тугой и глухой звон. А если духу звук не понравится? Приволочёт откуда-то ручной насос?.. Потом подумалось о девушке, сидящей в одиночестве. Как подойти к ней? Как начать разговор? Не решит ли она, что он следит за ней? Соболеву-то он очень уверенно сказал про её состояние, в котором она, мол, готова рассказать всё. А если это не так? Как может повести себя девушка, которая уже несколько часов мокнет и мёрзнет под дождём?.. Последнее перевесило все сомнения. Даже если он испугает её — уже хорошо. Хоть домой попадёт, в тепло и сухость. И Лёхин решительно зашагал по боковой дорожке.

Сквер, скрытый от дороги аллеей кустов и деревьев, оказался очень маленьким. И очень открытым в середине. Так что тёмную фигурку на одной из четырёх скамеек Лёхин увидел сразу.

— Снова привет! Ты почему до сих пор не дома? — присев на корточки, Лёхин заглянул под чёрный, огромный по-мужски зонт.

Печально сведённые брови чуть дрогнули, когда девушка взглянула на него.

— А, это ты, — тоненьким голосом сказала она.

— Вставай, до дому провожу, — предложил Лёхин и встал сам.

— Не хочу…

— А хочешь, я с тобой посижу? Приставать не буду. Честное благородное.

— А зачем?

— Ночь. Ты одна. Страшно, небось?

— Да нет. Я ничего такого не боюсь. — Она поглядела на скамейку и грустно добавила: — Здесь мокро. И пакета у меня больше нет.

Над последней фразой Лёхин размышлял, наверное, с минуту, прежде чем дошло: она-то сидит на пакете и, кажется, не против, чтобы и он сел рядом.