Страшная угроза сработала — и Шишик получил целых два зефира.

— Наверное, лучше пройти пешком? — размышлял Лёхин в мобильник. — А то вдруг тебя в транспорте стошнит? Да и пройтись спокойно хочется. Погулять.

На выключенном экране телефона, как в зеркале отразился Шишик, раздувшийся и счастливый.

— И как в тебя эти зефиры полезли? Ты же сам с зефир.

"Помпошка" пробормотала что-то похожее на слово "обзавидовался". И снова икнула.

— Ладно. Ты, главное, не свались. Конец связи, — сказал Лёхин и положил телефон в карман. И — вовремя, потому как телефон от счастья запел "К радости", и пришлось его вынуть и заговорить по-настоящему: — Да, Павел, я тебя слушаю. Привет.

— Привет, — сказала трубка таким сиплым голосом, что Лёхин поспешно снова глянул на экран мобильника, не ошибся ли он. Но нет. Ему точно звонит частный детектив. В трубке откашлялись, и теперь более узнаваемый голос продолжил: — Я встал только что. На голос внимания не обращай. Слушай, Лёхин, тут такая хрень выходит. Мне ведь без оружия ни туда ни сюда. И что теперь делать?

— Меч у тебя какой был? Не помнишь? Я понимаю, что темно было и всё такое. Просто я сегодня возвращаюсь в Каменный город, и будет возможность…

Его прервал вопль такой силы, что, поневоле подслушивающий Шишик сорвался с плеча. Лёхин, резко отведя мобильник от уха, машинально поймал "помпошку". А частный детектив продолжал вопить:

— Я, блин, из-за этого меча по всему городу ищу, блин, каких-нибудь толкиенистов, блин, или хотя бы ролевиков с мечами! Мне ж с мечом бегать понравилось, хоть и держал его, на…, всего-ничего, блин! А ты! Тоже мне, блин, друг называется!!

Лёхин решил подождать, пока вопли по громкости не перейдут в стадию хотя бы просто громкого голоса. И ностальгически покачал головой: неужели этот громогласный скандалист совсем недавно казался истинным джентльменом, да ещё с некоей лукавинкой? Чёрный костюм, ослепительно белая рубашка, сдержанные манеры — весь облик Павла укладывался в характеристику человека, умеющего идеально держать себя в руках, а собеседника — на расстоянии. И на тебе — меч в руках подержал!..

— Отбушевался? — спросил Лёхин. — Значит, так (он вспомнил домового в квартире Павла и улыбнулся). Звонишь мне в шесть вечера и говоришь точно, идёшь или нет. Если идёшь, подъедешь к "Ордену Казановы". На этот раз идём оттуда. На месте тебя познакомлю с теми, кто ещё будет в нашей компании.

— Понял, улыбаясь, — сказал Павел — и вдруг почти неслышно засмеялся.

— Смешинка в рот попала? — с улыбкой же спросил Лёхин.

— Не, начинаю думать о том, что взять с собой. Догадайся, о чём думаю в первую очередь?

"Дурака валяешь?" — хотел было спросить Лёхин, но прикинул и усмехнулся:

— Думаешь, где найти второй пистолет?

Счастливый вздох в трубку, небрежно брошенное "Пока!" — и Лёхин, стараясь не глядеть в изумлённые глазища Шишика, философски подумал: "Меч в руках превращает современного мужчину в мальчишку — в первые минуты обладания оружием. А потом… Потом мальчишка осознаёт себя мужчиной, понимая это слово уже не просто как следующий этап взросления… Мда, в философы ты точно не годишься".

50.

Под моросью он прошёл ещё остановки две, а потом пришлось забежать в продуктовый: как-то внезапно стемнело — и грохнул на уставшую от дождей землю холодный тяжёлый ливень. Кроме Лёхина, в магазин вбежали ещё несколько человек, видимо понадеявшихся на моросящий дождик и не взявших зонта. Продавцы поглядывали на вошедших, но помалкивали. Одна уборщица что-то было заворчала, но дверь магазина открылась в очередной раз, впуская спасающихся от непогоды, — женщина глянула и ахнула:

— Господи, что на улице творится-то!

Стоя у витрины, заставленной разноцветными коробками, Лёхин смотрел на бушующую осеннюю бурю и думал: "Что там с тобой, Роман? Сидишь где-нибудь в темнице и уже отчаялся выйти? Или бушуешь, потому что с тобой происходит нечто? Потерпи, парень. Потерпи немного…"

Он представил, как бабка Петровна стоит у окна, сжимая руки, не зная, то ли ругаться с непутёвым внуком, то ли жалеть его.

Буря затихла внезапно, словно и не было. Снова заморосил мелкий, паутинно-липкий дождь. Лёхин недоверчиво, как и остальные вышел из магазина. И — снова зашагал вниз. "По времени и накалу страстей похоже, — размышлял Лёхин, — к Роману кто-то вошёл и довёл до бешенства. А может, не разговором — одним своим видом. А ушёл — и мальчишка мгновенно успокоился, вернулся к прежним, невесёлым мыслям".

Сам погружённый в раздумья, Лёхин едва не отправился напрямую к "Ордену Казановы". Спохватился, благодаря Шишику, привычно стукнувшему по уху.

К подъезду, где обретался подвальный Бирюк, не пошёл: побоялся, не узнали бы в нём участника позавчерашнего публичного поединка, хоть дело и ночью было. А вышел на задворки кафе, к приметному крыльцу с бетонными скамейками.

Здесь курил какой-то парнишка. Лёхин его не заинтересовал: подумаешь, ещё один от дождя прячется. Докурил и зашёл в подъезд, чуть придержав за собой дверь: а вдруг Лёхину туда же, только попросить стесняется? Лёхин улыбнулся. Мир всё-таки не без добрых людей.

— Ну, как мне домовых-то вызвать? — тихонько спросил он Шишика.

Тот надулся и опал — вздохнул. Но скатился с хозяина на скамейку и с неё стукнулся в стену.

— Стучать?

Жёлтые глазища хлопнули веками.

— А куда?

Тишина и застывшее, напряжённое вглядывание в глаза человека.

— В дверь? — Тишина. — В стену? — Моргнул. — В любом месте? — Моргнул.

"К вопросу о пределах слышимости в паранормальном мире, — теперь вздохнул Лёхин. — Попробуем". И постучал в серый кирпич под доской объявлений. Выпуклые жёлтые глазища косматого шарика словно разбежались в разные стороны. Лёхин сам затаился, глядя на него. Вот как. Кажется, от его пробного стука вибрирующие волны расплылись по достаточно большой площади здания, и Шишик их видит!.. Интересно, а домовые его стук услышат или увидят?

— Стучат тут всякие, — проворчали высоко над головой. Лёхин только успел глаза поднять, а там уж удивились: — Ишь, со смыслом стучат! Чего надо-то, добр человек?

Лёхин открыл рот сказать "Здрасьте" — не успел. Снизу объявили:

— Да это ж Лексей Григорьич. Небось, к Сверчку явился.

— Не-е, он Бирюка ищет, подвального, — сказали сбоку, и Лёхин едва успел заметить пышную бородищу, утянувшуюся в щель между дверью и косяком. — Сейчас сбегаем, кликнем.

— Дедушки! — взмолился Лёхин. — Не надо никого кликать! Вы мне скажите — где он. Сам дойду.

— А, тогда у нижнего подъезда найдёшь. Там Зеркальщика с дороги тянут.

— Спасибо!

— А на здоровье!

Снова раскрыв зонт, Лёхин поспешил к концу дома. Дорога здесь и впрямь ощутимо шла вниз, так что он сразу сообразил, о чём говорили домовые. При воспоминании о Зеркальщике его передёрнуло от брезгливости: жутковатая сущность — огромная труба с тонкой кожей, словно набитая легчайшим желе, от которого трясётся при движении. Питается человеческим эмоциональным негативом, а созревая, лопается где ни попадя, вызывая взрыв ненависти и злобы среди людей. Пакостник тот ещё.

Здешний Зеркальщик лежал на газоне, искренне не понимая, чего от него хотят. Компания озверевших домовых и подвальных пыталась выкатить его в сторону дороги. Но как катить по земле воздушный шар-сосиску, по чьей-то прихоти наполненный водой?

— В тополиную аллейку хотим вывести, — тяжело отдуваясь, сказал Бирюк. — Там по нынешней непогоде — грязи! Никто и не ходит. Вот и лежать бы там ему, никому не мешая.

Лёхин хорошенько осмотрел двухметровую "сосиску", шириной где-то с водосточную трубу, и, сомневаясь, спросил:

— А он не созрел ещё? Вдруг лопнет на всех этих камнях да на мусоре?

— А что делать? Не оставлять же здесь? Это ж лихо какое страшное! Нельзя ему рядом с человеческим жильём. Ох, нельзя…