Ведь речь идет о Луисе Рансибле, который строит жилье для бывших обитателей подземных убежищ, вышедших на поверхность, чтобы увидеть дальнейший ход военных действий. И обнаруживших, что война закончилась много лет тому назад, а Земля превращена в один гигантский парк, застроенный виллами для немногочисленной элиты и поделенный на поместья.

Почему же, спросил себя Адамс, они хотят покончить с этим человеком, столь прилежно выполняющим свои исключительно важные обязанности, имеющие первостепенное значение не только для людей, покинувших убежища, но и для нас, йенсенистов? Ведь всем нам известно (нужно смотреть правде в глаза), что бывшие жители убежищ, поселившиеся в жилых комплексах Рансибла, по сути дела являются заключенными, а жилые комплексы — это резервации или, как их сейчас называют, концентрационные лагеря. Условия в них лучше, чем в подземных убежищах, но все же это лагеря, из которых они не могут, даже на непродолжительный срок, выйти на волю, не нарушая при этом закон. А если нескольким, а то и целой группе из них удастся совершить побег, то, если это произошло в Зап-Деме, за ними охотится отборная армия генерала Холта, а если в Нар-Паке, то армия маршала Харенжаного. А в этих армиях состоят на службе многоопытные железки, которые выслеживают беглецов и возвращают их обратно — к плавательным бассейнам, объемным телевизорам и ковровым покрытиям их комнат в жилых комплексах.

Вслух же Адамс сказал:

— Линдблом, я повернулся спиной к Брозу. И меня теперь слышишь только ты. Я хочу, чтоб ты как бы случайно отвернулся от него, двигаться ко мне не надо, просто посмотри на меня, а не на него. И, ради Бога, скажи мне зачем?

Через мгновение он услышал шорох, а затем голос:

— О чем ты спрашиваешь, Джо?

— Почему они хотят прикончить Рансибла?

— Разве ты ничего не знаешь?

Сидевший за столом Броз сказал:

— Вы оба отвернулись, будьте любезны повернуться ко мне, продолжим обсуждение проекта.

— Ну говори же, — сдавленным голосом попросил Адамс, глядя из окна конторы на другие здания Агентства.

Линдблом ответил:

— Они подозревают, что это Рансибл сообщал жителям разных убежищ, что война закончилась. Им достоверно известно, что кто-то это делал. Уэбстер Фут и его контрразведчики установили этот факт во время обычного в таких случаях допроса группы лиц, вышедших на поверхность где-то месяц назад.

Своим дребезжащим, полным недоверия голосом Броз сделал им замечание:

— Что происходит? Вы разговариваете друг с другом!

Услышав его слова, Адамс отвернулся от окна и посмотрел на Броза, Линдблом тоже повернулся к этой чудовищной туше, едва втиснувшейся в кресло.

— Не разговариваем, — сказал Адамс Брозу, — просто размышляем.

Ни один мускул не шевельнулся на каменном лице Линдблома, он отрешенно смотрел куда-то вдаль. Ему дали задание, и всем своим видом он показывал, что намерен его выполнить. Он как бы призывал Адамса последовать его примеру.

А если это не Рансибл информировал подземных жителей? Если это сделал кто-то другой?

Тогда весь этот проект, фальшивые археологические находки, статьи в «Мире природы», утечка информации о находках, судебный процесс в Совете Реконструкции, уничтожение финансовой империи Рансибла и его арест…

Затевается совершенно напрасно.

Джозефа Адамса била дрожь. Потому что в отличие от Броза, в отличие от Верна Линдблома и, вероятно, Роберта Хига и всех остальных, кто был связан с этим проектом, у него возникло ужасное подозрение, что происходит ошибка.

Но эта догадка не сможет замедлить осуществление проекта.

Ни на одно мгновение.

И опять, повернувшись к Брозу спиной, Адамс сказал:

— Линдблом, вполне вероятно, что они заблуждаются. Может быть, это не Рансибл?

Ответа не последовало. Линдблом не мог ему ответить, потому что в этот момент смотрел на Броза; тот уже встал на ноги и, опираясь на массивные костыли, пробирался к выходу, пошатываясь и бормоча что-то себе под нос.

— Клянусь честью! — вскричал Адамс, не отрывая взгляда от окна. — Я напишу эти чертовы статьи, но если окажется, что он невиновен, я его предупрежу! — Он посмотрел на Линдблома, стараясь понять, как тот отреагировал на его слова.

Лицо Линдблома было бесстрастно. Но слова его Линдблом слышал.

И рано или поздно он отреагирует. Уж он-то, Джозеф Адамс, знал как облупленного этого человека, своего близкого друга, с которым он не один год проработал бок о бок. И в том, что реакция последует, он был совершенно уверен.

И отреагирует он самым решительным образом. Хорошенько поразмыслив, Верн Линдблом, вероятно, согласится помочь ему каким-нибудь образом предупредить Рансибла и не оставить при этом следов, которые могли бы обнаружить агенты Броза или профессиональные ищейки Фута, действующие с ними заодно. С другой стороны…

Правде надо смотреть в глаза, он уже смотрит ей в глаза.

Верн Линдблом — йенсенист. В этом не может быть никаких сомнений.

И он может донести Брозу на Адамса.

И тогда агенты Броза уже через несколько минут появятся в поместье Адамса и прикончат его.

Для них это проще простого.

А сейчас он не мог понять, какое решение принял его старый приятель.

Ведь Адамс не мог воспользоваться услугами международного психиатрического центра, как это сделал Броз.

Он мог лишь ждать. И молиться.

А молитвы, язвительно подумал он, иссякли еще до войны.

Инженер-оперативник из частной полиции Уэбстера Фута, скорчившись в тесном бункере, говорил в микрофон аудиопередатчика, транслировавший его слова в лондонскую штаб-квартиру.

— Сэр, я записал на кассету разговор между двумя людьми.

— Касательно темы, которую мы обсуждали? — раздался издалека голос Уэбстера Фута.

— Разумеется.

— Ну и отлично. Вы же знаете, с кем связан Луис Рансибл. Проследите, чтобы он получил кассету.

— К сожалению, это…

— Передайте ее в любом случае. В разумных пределах мы должны делать все, на что только способны. — В доносившемся издалека голосе Фута послышались властные нотки. Слова его следовало рассматривать и как выражение его мнения, и как приказ.

— Да, мистер Фут, мы постараемся сделать все как можно быстрее.

— Да, — повторил Фут, — как можно быстрее. — И положил трубку аудиоприемника.

Инженер тут же занялся устройствами для слежки и подслушивания, стараясь не включать их на полную мощность и добиваясь удовлетворительной работы и при такой громкости; он тщательно просмотрел видеографическую запись своего разговора с начальником, чтобы ничего не упустить из виду. В сложившейся ситуации ни в коем случае нельзя допустить ошибку.

И он ее не допустил.

А тем временем превосходная, написанная от руки речь лежала в портфеле Джозефа Адамса. Кроме автора, ее еще никто не видел.

Линдблом не ушел; дрожащими руками он зажег сигарету. Продолжать разговор он не хотел и остался только потому, что сильно устал.

— Теперь в твоей власти, — сказал Адамс, — засадить меня за решетку или оставить на свободе.

— Мне это известно, — пробормотал Линдблом.

Адамс направился к двери:

— Я отправлю эту речь на авторедактор — пусть он запишет ее на пленку. Я хочу поскорее с ней разделаться и забыть о ней. А потом займусь тем, что мы называем нашим новым проектом — подделкой предметов материальной культуры, оставленных инопланетянами, чтобы засадить в тюрьму человека, посвятившего целую жизнь тому, чтобы обеспечить приличным жильем…

— У нацистов, — прервал его Линдблом, — не было письменных приказов относительно Окончательного Решения, под которым подразумевалось истребление евреев. Приказы отдавались устно. Начальник приказывал подчиненному — слово заменяло письменный приказ. Я надеюсь, этот абсурдный рассказ не вызывает у тебя раздражения.

— Пойдем выпьем по чашечке кофе, — предложил Адамс.

Линдблом пожал плечами:

— Какого дьявола мы должны об этом думать? Они решили, что это Рансибл, а кто мы такие, чтобы утверждать, что это не так? Кто еще, кроме него, заинтересован в том, чтобы эта информация просачивалась в убежища?