— Скотина, — сказал Рансибл, имея в виду Броза. Он ненавидел его всеми фибрами души.

— Нам известно, — продолжал агент, — что у нее было больное сердце, увеличенное с детства из-за ревматизма.

— Другими словами…

— Вероятно, ей дали жесткие сроки для исполнения заказа, и она переутомилась. Конечно, это только предположение. Но то, что Броз так часто летал в Нью-Йорк из Женевы, весьма странно, ведь ему за восемьдесят.

Этот «специальный проект»…

— Да, — согласился Рансибл, — наверное, это и в самом деле что-то важное. — Он несколько минут молчал, размышляя, а затем сказал: Разумеется, люди Броза глубоко проникли в мою организацию.

— Это так, и…

— Но я знаю, что вам не известно…

— Нам еще ни разу не удавалось раскрыть агентов Броза, проникших в вашу организацию. К сожалению.

Он и в самом деле выглядел огорченным, для организации Фута раскрыть агентов Броза, числящихся сотрудниками Рансибла, было бы крупным успехом.

— Меня беспокоит Юта, — пробормотал Рансибл.

— Не понял вас?

— У меня все готово, и я уже могу отдавать команду о начале работ бригадам железок и колонне самоходных землероек, базирующихся возле бывшего Святого Георгия.

Об этом и так все знали.

— Мистеру Футу это известно, но у него нет по этому поводу никаких рекомендаций. По крайней мере, мне он ничего не передавал.

Рансибл встал, пожал плечами и сказал:

— Я думаю, ждать дальше никакого смысла нет. По видеоканалу я отдам им приказ начать работы. И будем надеяться…

— Да, сэр.

— Для пятидесяти тысяч человек.

— Да, это будет большая стройка.

— Они будут жить там, где они и должны жить — под солнцем. А не в септических убежищах. Не как саламандры на дне пересохшего колодца.

Все еще перебирая документы и безуспешно пытаясь найти среди них что-нибудь полезное, агент Фута сказал:

— Я желаю вам удачи. Может быть, в следующий раз…

Но он не был уверен в том, что Рансибл получит еще один доклад. Этот весьма скудный сегодняшний доклад может оказаться последним, если Уэбстера Фута не подвели его экстрасенсорные способности.

А время показало, что не подвели.

Из искореженных; плохо сохранившихся развалин, стоявших тут некогда высотных зданий, четверо бородатых мужчин вышли навстречу Николасу Сент-Джеймсу.

— Как случилось, — спросил один из них, — что тебя не засекли железки?

Одежда незнакомцев вид имела довольно жалкий, но сами они выглядели здоровяками.

Чувствуя смертельную усталость, Николас посмотрел на них и уселся на обломок камня, тщетно пытаясь нащупать сигарету в кармане куртки — железки отобрали у него сигареты. Собравшись с силами, он сказал:

— Засекли. Двое. Когда я вышел на поверхность. Вероятно, они услышали вибрацию землеройки.

— Они хорошо слышат вибрацию, — сказал главный из незнакомцев. Любых машин. И радиосигналы. Если, например…

— Я разговаривал по радиотелефону, и они записали весь разговор.

— Почему же они тебя отпустили?

— Они были уничтожены, — объяснил Николас.

— Что, твои коллеги по убежищу вышли на поверхность и прикончили их?

Мы так и поступили. Нас было пятеро. И они схватили того, кто вышел первым. Они не собирались его убивать, они хотели утащить его в один из этих… ну как их… ну да, жилых комплексов Рансибла. В одну из этих тюрем. — Он внимательно смотрел на Николаса. — А мы напали на них сзади.

Но так случилось, что они убили первого из нас, а точнее, его убили, когда мы стали стрелять по железкам. Думаю, это была наша ошибка. — Он замолчал, потом сказал:

— Меня зовут Джек Блэр.

Один из бородачей спросил:

— А ты из какого убежища?

— Из «Том Микс».

— Оно здесь поблизости?

— Четыре часа ходьбы.

Николас замолчал. Да и собеседники не знали, что сказать, все ощущали неловкость и смотрели в землю.

Потом Николас сказал:

— Двое железок, схвативших меня, были уничтожены Талботом Йенси.

Бородачи смотрели на него пристально, не мигая.

— Это чистая правда, — сказал Николас. — Я понимаю, что это звучит довольно странно, но я и в самом деле видел его. Он не собирался выходить из своего укрытия, он хотел остаться незамеченным, но мне удалось рассмотреть его. И у меня нет никаких сомнений в том, что это был именно он. — Четверо бородачей не отводили от него глаз. — Да и как я мог не узнать его? — сказал Николас. — В течение пятнадцати лет я четыре или пять раз в неделю видел его по телевизору.

После недолгой паузы Джек Блэр сказал:

— Дело в том, что на самом деле Талбота Йенси не существует.

В разговор вступил еще один из них:

— Ты разве не знал, что это чучело?

— Как это? — переспросил Николас. И сразу все понял; за долю мгновения он постиг гигантские масштабы опутавшей их лжи. Настолько гигантские, что описать их не было никакой возможности. Этим людям нечего было и думать справиться с этой задачей. Он должен понять, осознать этот обман сам, испытать его на своей собственной шкуре.

Блэр сказал:

— То, что видел на экране телевизора каждый вечер там, в подземном убежище, — как ты его назвал, «Том Микс»? — то, что вы называли Йенси, Заступник — это на самом деле робот.

— Даже не робот, — поправил его другой, — не самостоятельно мыслящее устройство, а просто чучело, которое сидит за столом.

— Но оно же говорит, — попытался возразить Николас. — Рассказывает о патриотизме. То есть, я не хочу с вами спорить, я просто не понимаю.

— Он говорит, — пояснил Блэр, — потому что огромный компьютер, который называется Мегалингв 6-У или как-то в этом роде, передает текст в это «чучело».

— А кто создает программы для компьютера? — спросил Николас. Все разговаривали очень медленно, словно во сне, как будто пытались говорить под водой и на них давила огромная тяжесть. — Кто-то же пишет для него речи, сам он не…

— У них много специалистов, — сказал Блэр, — их называют йенсенистами. Те йенсенисты, которые работают в Литературном отделе, пишут речи и загружают их в Мегалингв 6-У, а он как-то обрабатывает слова, придает им нужную интонацию. И затем «чучело» говорит их. И поэтому выглядит как живое. Речь записывают на пленку, а потом ее просматривает в Женеве тип, который всем этим заправляет. Зовут его Броз. И, если он одобрит сделанную запись, то ее по телекабелю покажут всем подземным убежищам Зап-Дема.

Один из мужчин добавил:

— В России тоже есть такое «чучело».

Николас спросил:

— А как же война?

— Она давно уже закончилась, — ответил Блэр.

Николас кивнул:

— Я понимаю.

— Киностудия в Москве принадлежит и тем и другим, и нью-йоркское Агентство тоже совместное предприятие. Московской студией руководит талантливый «красный» режиссер Айзенблад, он снимает фильмы о разрушении городов, которые ты видел по телевизору. Обычно он снимает «в миниатюре», пользуясь макетами, а иногда — в натуральную величину. Например, когда он снимает сражающихся железок. Он настоящий профессионал. Я имею в виду, его фильмы не вызывают подозрений. Я помню их, а иногда нам удается настроить приемник, и тогда мы ловим эти передачи. Когда мы жили под землей, мы тоже верили этим фильмам. Он, этот Айзенблад, и йенсенисты обманули в общем-то всех, кроме тех жителей убежищ, которые выходят на поверхность. Как ты, например.

Николас сказал:

— Я вышел на поверхность не потому, что догадался.

Кэрол начала догадываться, сказал он себе. Кэрол была права. Она сообразительнее меня. Она знала об этом.

— И вся Земля выглядит так? — Он показал на руины Чейенна. Радиация? Развалины?

— Конечно, нет! — взволнованно ответил Блэр. — Это одна из «горячих зон», которых осталось уже немного. Все остальное — парк. Они превратили весь мир в огромный парк и разделили его между собой на поместья, каждому из них, йенсенистов, принадлежит множество железок. Как у королей в Средние века. Это даже интересно. — Он заговорил тише. — Но, я думаю, это нечестно. По крайней мере, я так считаю.