Он повернулся лицом к активистам; в руке у нею все еще была чашка кофе:

— Сегодня, — сказал он, передразнивая Йоргенсона, которого недолюбливал — у Йоргенсона была бычья шея, выдававшая любителя пива и соленого печенья.

— Мы знаем, что нужно спешить, — раздался хриплый голос Холлера — его раздражало, что Рита присутствовала при этом разговоре и к тому же, не обращая внимания на гостей, продолжала причесываться перед зеркалом.

Разумеется, они боятся этого полицейского, политкомиссара, и все же решились сюда прийти.

— «Позвольте проинформировать вас о том, что нам потребовалась искусственная поджелудочная железа…» — начал было Николас, но его тут же прервал Фландерс.

— Нам все это известно. Все, что нам нужно, мы знаем. Послушайте, Президент, мы знаем, что они плетут заговор.

Шестеро или семеро членов комитета пристально посмотрели на него, и в их взглядах Николас прочитал одновременно и гнев и безысходность, нервы у них были напряжены до предела. Его крошечная — вернее, «стандартного размера» — комнатенка, казалось, до отказа заполнилась мучившим их беспокойством.

— Кто это «они»? — спросил он.

Йоргенсон ответил ему:

— Шишки из Ист-Парка. Те, кто всем заправляет. А осуществят их планы такие мелкие сошки, как Нюнс, разумеется, по приказу.

— И что же это за заговор?

— Заговор, — ответил Фландерс, немного заикаясь от нервного напряжения, — заключается в том, что им мало продовольствия. И они ищут предлог, чтобы закрыть некоторые убежища (сколько именно убежищ они хотят закрыть, нам не известно), и вынудить их обитателей выйти на поверхность и умереть — может быть, из многих убежищ, может быть, всего лишь из нескольких. Это зависит от того, насколько серьезны трудности, которые они испытывают с продовольствием.

— И поэтому, — жалобно и довольно громко заговорил Холлер, стоявший рядом с ним человек толкнул его в бок, и он перешел на шепот, — им нужен предлог, и они получат его, как только мы не сможем выполнить наш месячный план по производству железок. А вчера вечером после фильма о разрушении Детройта Йенси объявил об увеличении квот. Именно поэтому мы и решили, что они намерены увеличивать плановые задания. И все убежища, которые не смогут выполнять эти новые планы, будут закрыты. Как наше. И тогда наверх… — Он показал на потолок. — Мы погибнем.

Рита, все еще стоявшая у зеркала, неожиданно вмешалась в разговор:

— Как Николас, если отправится по вашей просьбе за искусственной поджелудочной железой.

Холлер повернулся к ней:

— Миссис Сент-Джеймс, он наш Президент, мы выбрали его — именно потому мы и выбрали его, как вам известно. Помогите нам.

— Ник не ваш отец, — ответила Рита, — не волшебник, не винтик в правительстве Ист-Парка. Он не может сделать искусственную поджелудочную железу. Он не может…

— Вот деньги, — сказал Йоргенсон. Он вручил Николасу пухлый белый конверт. — Пятьсот запдемовских банкнот по сорок долларов каждая. Двадцать тысяч запдемовских долларов. Сегодня ночью, пока Нюнс спал, мы собирали эти деньги по всему убежищу.

Такую сумму могла бы заработать половина обитателей убежища за… нет, за сколько, Николас сейчас сообразить не мог, потому что обстановка была очень нервозная, но за очень долгий период. Члены комитета поработали на славу.

Рита довольно резко сказала, обращаясь к членам комитета:

— Тогда вы сами доведите работу до конца, вы же собирали деньги.

Бросьте жребий, не втягивайте в это дело моего мужа! — Затем, уже более спокойным тоном, она продолжила:

— Нюнсу будет труднее заметить, что не хватает одного из вас, Ник ведь все время у него на виду. Может быть, он несколько дней не будет устраивать проверку, но стоит Нику уйти, Нюнс сразу же это заметит и…

— И что же, миссис Сент-Джеймс, — решительно, но в то же время вежливо сказал Холлер, — что сможет сделать Нюнс, когда Президент Сент-Джеймс уже выйдет из шахты на поверхность?

— Когда он возвратится, Нюнс расправится с ним, — ответила Рита.

Николас подумал, что все это не имеет никакого значения. Вернуться, скорее всего, не удастся.

Йоргенсон с явной неохотой пошарил в кармане своего комбинезона и вытащил что-то плоское, напоминающее портсигар:

— Господин Президент, — объявил он официальным, важным тоном законно избранного спикера, — известно ли вам, что это?

— Разумеется, — ответил Николас, — самодельная бомба.

И если я не уйду, причем сегодня же, вы установите ее где-нибудь в моей комнате или в конторе, выберете подходящее время, и она взорвется и разорвет меня на куски и, вероятно, и мою жену, и моего младшего брата с женой. Или того, кто окажется в моей конторе. А вы, ребята, достаточно хорошо разбираетесь в электричестве. Вы ведь профессиональные электрики и сборщики, как, впрочем, и все мы, в той или иной степени. Так что вы знаете, как ее установить, и осечки не будет.

И поэтому, соображал он, если я не выйду на поверхность, ваш комитет наверняка прикончит меня и, кроме того, погибнут мои ни в чем не повинные близкие. А если я все же пойду, на меня донесет какой-нибудь стукач, завербованный Нюнсом среди тысячи пятисот жителей убежища, и Нюнс застрелит меня, когда я буду еще на середине пути. И будет прав, потому что идет война, действуют законы военного времени, а выходить на поверхность запрещено.

Фландерс заговорил:

— Президент, послушайте, я понимаю — вы думаете, что вам придется попытаться выйти из убежища через шахту, возле которой всегда или почти всегда околачиваются железки, ожидая, что с поверхности им сбросят поврежденном железку, но это не так, послушайте!

— Тоннель, — сказал Николас.

— Да, мы прорыли его сегодня, рано утром, как только включили ток и заработали автоматические фабрики, заглушив шум наших землечерпалок и другого подручного хлама. Он абсолютно вертикальный. Шедевр.

Йоргенсон пояснил:

— Он начинается над комнатой БАА на первом этаже, в которой хранятся коробки передач для железок II типа. Мы закрепили цепь, второй ее конец закреплен на поверхности, он замаскирован среди…

— Ложь, — возразил Николас.

— Честное слово! — сказал Йоргенсон, растерянно моргая.

— За два часа вы бы не успели прорыть тоннель до самой поверхности, убежденно заявил Николас. — Выкладывайте всю правду!

После долгой, мучительной для всех присутствующих паузы, Фландерс забормотал:

— Мы начали его рыть. Прорыли приблизительно десять метров. Мы оставили там переносную землеройку. Мы подумали, что с запасом кислорода в баллоне вы проберетесь в тоннель, а потом мы наглухо закроем ем снизу, чтобы вибрация и шум не доносились из него наружу.

— Понимаю, — ответил Николас, — я останусь там и буду рыть тоннель, пока не выйду на поверхность. И как долго, по вашим расчетам, мне придется этим заниматься? Я ведь буду там совершенно один, и у меня будет только крохотная переносная землеройка — приспособлений большего размера там нет, так ведь?

После очередной паузы кто-то из членов комитета прошептал:

— Два дня. Мы уже оставили там запас еды и питья и, кроме того, там снабженный всем необходимым автомат-модуль, один из тех, что применялся во время полетов на Марс. Он поддерживает необходимую влажность воздуха, уничтожает отходы. Может, он вам поможет справиться с железками там, наверху.

— А Нюнс, — спросил Николас, — внизу?

— Нюнс будет в это время утихомиривать драчунов на двадцатом этаже.

— Ну ладно, — сказал Николас, — я пойду.

Они удивленно посмотрели на него, Рита, забыв о приличиях, издала крик отчаяния. По ее щекам покатились слезы.

Николас сказал ей:

— Эта штука может разнести нас на куски. И они не шутят. — Он показал на маленький плоский сверток в руках у Йоргенсона.

Ipe dixit «Сам сказал (лат.)», сказал он сам себе. Это все, что я знаю на иностранном языке. Правда, это пока лишь гипотеза, но я не хочу, чтобы она подтвердилась, даже наш политкомиссар Нюнс пришел бы в ужас от того, что способно сделать это устройство, если его пустить в ход.