С высоты огонь бросая,
Внемлет бог Абесалому:
«О Этери! Бог свидетель!
Коль отдам тебя другому,
Пусть доспех свой уроню я,
Внемля шуму боевому,
Пусть умру в степи безводной
По пути к родному дому!
Средь скитаний семилетних,
На исходе трудных лет
Пусть хурджин мой опустеет
И в глазах погаснет свет!
Пусть ружье, что подниму я
Злому недругу вослед,
Возвратит мне в сердце пулю,
Если правды в сердце нет!»
Тут доверилась Этери
Друга страшному заклятью.
К жениху она спустилась,
Вверив жизнь его объятью.
На коня с ним вместе села,
Всех затмив лицом и статью.
Дал он ей в знак обрученья
Нож с точеной рукоятью.
Мурмана к себе призвал он,
Лучшего из слуг своих,
Весть счастливую отправил
Он сестре своей Марих:
«Знай, Этери златокудрой
Я возлюбленный жених.
Сшив ей свадебное платье,
Жди, сестрица, нас двоих!»
Всяк склонялся пред невестой,
Пред лицом ее и станом.
Взяв перо свое, царевич
Всем князьям, купцам, крестьянам
Повелел сойтись на праздник:
Каждый будет гостем званым.
Мурман царские посланья
Развозил по дальним странам.
Вот пустыней скачет Мурман,
Вожделеньем обуян.
Он тоскует об Этери
Средь песков далеких стран:
«Как бы ею завладеть мне,
Хоть обманом? Пусть обман!
Чтоб достались мне в угоду
И лицо ее и стан!»
Вдруг ему навстречу дьявол.
Конь шарахнулся с испугу.
«Ты куда? Что нос повесил?
Все поведай мне, как другу!»
Мурман скорбь свою поведал.
«Окажу тебе услугу!
Сам отдаст тебе царевич
Новобрачную подругу.
Коль тебе открою средство,
Мне отдашься в вечный плен?»
«Лишь обнять бы мне Этери,
А потом хоть вечный тлен!»
«Раньше следует условье
Нам скрепить у адских стен».
Подписал условье Мурман,
Средство требует взамен.
Молвил дьявол: «Молодую
От престола провожая,
Просом ты ее осыплешь, —
Не заметит молодая.
В тот же миг ее облепит
Насекомых мерзких стая.
Сколько б девушка ни мылась,
От укусов чуть живая,
Знай, не справится Этери
С гнусной жалящей толпой.
Если ж ты к ней прикоснешься, —
Мигом сгинет адский рой».
Так сказав, вернулся дьявол
В лоно бездны огневой.
Мурман же, продавший душу,
Поспешил к себе домой.
Все свершил он, как заране
Злая воля начертала.
Горсткой проса он осыпал
Ткань святого покрывала.
В тот же миг на молодую
Стая мерзкая напала.
Как ни мылась там Этери,
Все больней язвили жала.
Обнял страх Абесалома.
Он Этери свел с крыльца,
Возгласил он: «Мы миджнуры
{37},
Не достойные венца.
Веселитесь, злые силы,
Нам убившие сердца!
Отдаю свою Этери…
Пусть уходит из дворца!»
Мурман преклонил колена.
Так воскликнул он, ликуя:
«Я твой раб, слуга твой верный,
В дом изгнанницу возьму я».
Прикоснулся он к Этери —
Мигом сгинул мерзкий рой,
И в свой дом ее увел он
И нарек своей женой.
Жжет огнем Абесалома
Горький жар любви таимой.
Ищет с Мурманом он встречи,
Вечным пламенем гонимый.
Молвит: «Жизнью заклинаю!
Хорошо ль моей любимой?»
Тот: «Жену хвалить зазорно,
О царевич многочтимый!
Видел ты мой дом хрустальный,
Словно небо, он высок.
Свет зари струя со щек.
Чистый лоб, густые брови,
Убран золотом висок,
Нос точеный, зубы — жемчуг,
Рот — тюльпанный лепесток.
Рядом с ней свекровь. Золовки
Заплетают — девять разом —
Ей агатовые косы,
Теша слух певучим сказом.
Девять деверей у двери
Блещут, равные алмазам,
И, подобный гвелешапи,
Смотрит свекор зорким глазом».