В каютах мы нашли полную обстановку, а в кухне даже всю необходимую посуду. В кубрике и в боцманской мы нашли довольно много инструментов. Все это, правда, было сбито в кучу от толчка, полученного кораблем, когда он, сжатый льдами, был выкинут на сушу.

В трюме оказалось много китового жира и китовых пластинок, известных под названием китового уса, а также связки тюленьих шкур и запас каменного угля. Осмотр машины показал, что она, хотя и съехала немного со стоек от сильного удара, но была в исправности.

Желая узнать еще что-нибудь о «Вашингтоне», мы отыскали каюту капитана. Мы надеялись найти судовой журнал, но тот, видимо, был взят с собой экипажем, покинувшим борт корабля. На столе капитана мы нашли только клочок бумаги, залитый какой-то жидкостью, и в расплывшихся строках отец смог прочесть лишь обрывки слов: «…tas… mir… 1881…а…»

— А нам везет здорово, — смеясь заметил Семен Степаныч, — это очень хороший подарок. Не нужно на первое время перевозить сюда уголь и машину!

— Это называется, — добавил Успенский, — не бывать бы счастью, да несчастье помогло. А, впрочем, владельцы судна могут сюда еще возвратиться…

Отец покачал головой и, подняв с пола кусок газеты проговорил, указывая на дату:

— Апрель 1880 года… Вероятно, в это время они выехали на промысел, а это было почти семь лет тому назад…

Он задумался и проговорил будто сам с собой:

— Тас… мир… 1881 год… В этом году, первого марта, на Екатерининской набережной бомбой Гриневецкого был убит Александр II…

Я сидел на капитанской табуретке, слушал воспоминания старших, а в ушах у меня почему-то навязчиво звучали слова:

— Тас… мир… Тас… мир..

Сойдя с корабля, мы пошли осматривать и обследовать остров. Чем ближе мы знакомились с ним, тем более он казался подходящим для наших целей.

— А как же мы его назовем? — спросил Леша Рукавицын.

— Тасмир! — сказал я громко.

— Что ж? Это удачно, — одобрил, улыбнувшись, отец, — название будет связано с нашей ценной находкой.

Через два дня мы вернулись в «Крылатую фалангу», где уже начали беспокоиться о нашей судьбе. Все были страшно рады, но меня более всего поразило одно новое наблюдение. Мне бросилось в глаза бледное и взволнованное личико Сарры, которой уже было шестнадцать лет. Мы с Лешей Рукавицыным стояли рядом, и ее сияющие глаза были устремлены на нас. Я не понимал, отчего вдруг мое сердце забилось чаще, и приятная истома побежала по телу.

Сарра в эту минуту показалась мне совершенно другой, чем раньше. До сих пор я не делал различия между мужчинами и женщинами. Относился к ним одинаково, по-товарищески, и даже предпочитал мужскую компанию. Теперь же со мной творилось что-то новое, и во мне бродили смутные чувства.

Густой румянец обжег мои щеки, и я быстро отошел в сторону, боясь, что все поймут, что происходит во мне. Исподтишка я еще несколько раз взглянул на Сарру. Теперь она не смотрела на меня, и я смутно догадался, что «такой» ее взгляд, смутивший меня, относился не ко мне. Это подтвердилось, когда Сарра после моего ухода будто нечаянно подошла к Леше и взяла его за руку. Я видел, как судорожно сжались их пальцы, и она плечом прижалась к его плечу.

Все это было для меня так ново и неожиданно и в то же время почему-то грустно и обидно, Я быстро вышел со двора и долго просидел на берегу Гольчихи, прислушиваясь к тому, что происходит внутри меня.

С этого дня мои отношения к людям изменились: мужчины и женщины в моих глазах стали различными существами. Я стал беспредметно мечтать о «ней», которая где-то есть и ждет меня, чтоб любить так, как Сарра полюбила Алешу Рукавицына.

Это настроение было, между прочим, одной из причин, почему я не остался в «Крылатой фаланге», когда был выделен отряд для работ на Тасмире. Отряд этот состоял из Успенского, Семена Степаныча, Орлова и меня в качестве помощника Рукавицыну.

Нашей задачей было выбрать там место для постройки жилья, а главное — обследовать морской путь к острову и выяснить точное движение льдов, которые сплошной массой плыли между Тасмиром и берегом материка.

В первый перелет на Тасмир мы заметили, что лед плывет от берегов материка на расстоянии нескольких десятков верст, и что около самого острова море тоже свободно ото льда. Отец еще тогда пришел к заключению, что льды двигаются на северо-запад от Новосибирских островов по какому-то морскому течению, и что их нигде нельзя объехать.

Это обстоятельство делало переселением на Тасмир почти невозможным, так как мы не могли перевезти туда всего нам необходимого на летательном аппарате. Поэтому нам нужно было изучить места, где море более свободно ото льдов, и где ледяная пловучая стена тоньше и проходимее для судов.

В первый раз я расставался с Лешей, с которым рос и всегда вместе работал. Это обоим нам было неприятно, но я чувствовал, что внутренне мы оба довольны разлукой. Наша экспедиция должна была продолжиться две недели, — нужно было изучить расположение льдов в самом начале лета, когда только и можно рассчитывать на удобное плавание.

Пролетев над Енисейским заливом, мы около острова Диксона повернули на северо-восток и полетели вдоль берегов Западного Таймыра к Таймырскому заливу. На протяжении всего этого пространства прибрежная полоса Ледовитого океана совершенно свободна ото льдов. Только к северо-востоку на крайней точке Восточного Таймыра, у мыса Челюскина, стена пловучих льдов близко придвигается к суше, но и тут довольно широкая полоса свободного моря впадает в обширные пространства океана и удобна для всякого плавания вплоть до Новосибирских островов. Но все это нас очень мало утешало, так как пловучие льды, двигаясь сплошной массой вдоль берегов материка, отрезали доступ к Тасмиру.

Около самого Тасмира в силу разбившегося течения был огромный бассейн, совершенно свободный от пловучих льдов. Этот бассейн мы назвали Тасмирским морем и направили свой полет над ледяной массой, плывущей между Тасмирским морем и берегами материка.

При этом полете нам удалось сделать блестящее открытие. Мы заметили, что стена пловучих льдов около мыса Северо-западного тоньше всего, и Тасмирское море вдается здесь как бы заливом в свои ледяные берега.

Описывая круги и подымаясь выше над этим местом, мы вдруг заметили такое странное явление. Среди пловучих льдов тянулись параллельные коридоры морской воды. Они слегка изгибались в дугу, обращенную выпуклой частью к востоку, а концы этих дуг-коридоров выходили на юге в свободную прибрежную полосу океана, а на севере — в Тасмирское море.

Мы стали тщательно изучать эту игру сил природы и выяснили причину неожиданного явления. На линии между Тасмирским морем и мысом Северо-западным регулярно образовывались ледяные заторы наподобие гигантской дуговой плотины. Льдины спирались, с треском громоздились друг на друга и образовывали мощный ледяной барьер. Казалось, лед за что-то задевает, зацепляется внизу и задерживается. По крайней мере, так это было видно сверху по движению высоких ледяных гор.

Дойдя до незримой преграды, ледяная гора вдруг, словно от толчка, наклоняла свою вершину вперед, сбрасывая в воду сверкающие обломки ледяных скал, потом медленно выпрямлялась и останавливалась. Так происходило по всей линии, и в потоке льдов получался перерыв, в котором дуговым коридором темнела полоса воды, ширясь с каждой минутой. Приблизительно через час ширина коридора достигла почти трех верст.

Через этот же промежуток времени нагромоздившаяся ледяная плотина обрушивалась в воду с грохотом и звоном и плыла, сохраняя характер дуги. Вслед за этим образовывалась новая плотина, и так без конца.

Убедившись в совершенно правильной периодичности этого явления, мы полетели на остров Тасмир для отдыха. В пути мы заметили, что стены коридоров постепенно сближаются, но что даже у самой западной части Тасмирского моря ширина, этих плывущих по течению коридоров не была меньше полуверсты.

В последующие дни мы, по плану Успенского, занимались исключительно изучением этих коридоров, и пришли к выводу, что таким коридором можно плыть вполне безопасно в течение трех дней. За этот срок при соответствующей скорости передвижения можно попасть в западную часть Тасмирского моря, а через сутки доплыть оттуда до северо-западной бухты Тасмира, очень удобной и хорошо защищенной от ветров. Бухта эта была как раз в противоположной стороне от места, где выбросило льдами китобойное судно «Вашингтон».