Теперь он уже не сел в свое кресло, а снял с крючка автомат и передернул затвор.

— Сейчас посмотрим, что за соловьи нам попались, — улыбнулся он.

Машина затормозила, почти уткнувшись в капот уже стоящего у дома грузовика. Хольцман снова выскочил из фургона. Рядом с крытым грузовиком стоял всего лишь один солдат с автоматом, а в небольшом садике, окружавшем дом, чувствовалось какое-то движение. В это время в доме начали загораться огни. Придерживая висящий на плече автомат правой рукой, Хольцман направился к входной двери. Дверь была выбита, и в проеме был виден свет в прихожей.

Поперек прихожей валялась вешалка. В большой комнате, куда можно было пройти из прихожей, сидел мужчина средних лет в нижнем белье и женщина в ночной рубашке. Оба были бледными и растерянными. Вместе с ними в комнате находилось несколько эсэсовцев, один из них сразу же навел автомат на Хольцмана.

— Свои, свои, — успокоил его Хольцман. — Где оберштурмфюрер Гельц?

Однако, эсэсовца это не убедило.

— Стоять на месте до выяснения, — приказал он, не опуская автомата.

В это время из соседней комнаты выглянул Гельц.

— А, Хольцман, — улыбнулся он, — Хорошая работа. Взяли тепленькими. И со всем имуществом. Один, правда, попытался бежать, но, думаю, сейчас его приведут.

Хольцман направился в ту комнату, откуда выглядывал Гельц. Комната была небольшой, в ней умещались лишь две узенькие солдатские койки и маленький кухонный стол, на котором и была разложена рация. Рядом с рацией лежал шифровальный блокнот с обгоревшими углами: очевидно, радист пытался его сжечь, но тот не успел разгореться. На одной из коек сидел молодой мужчина, руки у него были за спиной, очевидно, связанные или скованные наручниками, лицо опущено на грудь, на нем виднелись ссадины от ударов. На полу валялся пистолет. Рядом с мужчиной надменно стоял эсэсовец.

Со стороны прихожей раздался какой-то шум.

— Ну, вот и второго привели, — улыбнулся Гельц. — Пойдем, посмотрим.

Они снова вышли в большую комнату, в это же самое время из прихожей в комнату втолкнули взъерошенного мужчину со связанными за спиной руками. Его сопровождали два автоматчика и здоровенный ризеншнауцер, который не то шипел, не то рычал. Это была специально обученная для ночных облав собака, таким псам, когда они были еще щенками, удаляли голосовые связки.

— Теперь можно готовить дырочки и для наград, — хмыкнул Гельц. — Работа чистая — не придерешься.

— Работайте дальше, — удовлетворенно кивнул Хольцман, — а я пойду к своим. Оставь кого-нибудь на связи: вдруг еще понадобитесь.

— Нет, — покачал головой Гельц, — сейчас тебе пришлют кого-нибудь другого. У нас тут дел невпроворот: обыск, вызов местной полиции, предварительные допросы. Будем трудиться до утра.

Гауптштурмфюрер Абендшен поднял трубку телефона и услышал раздраженный голос Франка:

— Что у тебя там с Тюммелем?

— Продолжаем работать, — ровным голосом ответил Абендшен.

— Я каждый день выслушиваю упреки от Гейдриха, а вы все не можете разобраться с этим паршивым майором. Расшифровка что-нибудь дала?

— Не очень много, — признался Абендшен, — теперь он ссылается на то, что среди дезинформации обязан был давать и правдивую второстепенную информацию.

— Так вы с ним никогда не закончите, — недовольно заметил Франк, — может быть его передать на время кому-нибудь другому, чтобы почувствовал разницу.

— Не стоит, — возразил Абендшен, — это только разозлит абвер. У меня и так на хвосте висит их проверяющий. Однако продвижка небольшая намечается. Два дня назад взяли двух английских радистов. Взяли хорошо: сумели захватить не только шифровальные блокноты, но и журнал радиопередач. Сейчас с этим работают.

— Что толку в этой работе, если он опять заявит вам, что передавал эту информацию пользы ради, — напомнил Франк.

— Информация информации рознь, — возразил Абендшен, — да и количество ее играет роль. К тому же, я хочу сейчас подойти к Тюммелю с другой стороны.

— Это с какой же? — очень недоверчиво поинтересовался Франк.

— Тюммель, по крайней мере, последние три года распоряжается очень большими суммами, — как бы обдумывая на ходу каждое слово, заговорил Абендшен, — На идейного бойца он никак не тянет, а вот на гуляку, швыряющего деньги на ветер, вполне. Вспомните дело полковника Редля — тот тоже попался именно на деньгах. Я хочу зайти с этой стороны, но работа эта кропотливая. Вполне возможно, нам придется на время майора выпустить.

— Чтобы он сбежал? — сразу же возразил Франк. — Или замел следы?

— Раз уж он вляпался в это дело, то его так просто не отпустят, — заметил Абендшен, — или он продолжит свою работу, или его попытаются вывезти в Англию. Оба варианта для него очень рискованны. И плюс деньги. Где-нибудь да поскользнется.

— Не знаю, не знаю, — ты меня пока ни в чем не убедил, — проворчал Франк.

— Сейчас события будут разворачиваться очень быстро и активно, — настаивал на своем Абендшен. — Мы нанесли им ощутимый удар: за полторы недели мы ликвидировали две радиостанции. Сейчас они срочно начнут искать новые каналы связи, а когда что-то делаешь второпях, то всегда допускаешь ошибки.

— То-то я не помню, чтобы вы торопились, — буркнул Франк. — Кстати говоря, — после небольшой паузы добавил он, — Гейдрих тоже считает, что именно Тюммель и является английским агентом.

Ротмистры Габчик и Бартош сидели в комнате подготовки парашютистов на аэродроме Тангмор, напротив них за столом штабс-капитан Шустр занимался тем, что вклеивал их фотографии в документы.

— Сейчас сделаем все в лучшем виде, лучше, чем в немецком околотке, — бормотал он, ставя на паспорта печати, — а вы пока проверьте карманы, чтобы ничего английского в них не осталось.

— У нас только английские сигареты, — ответил Габчик, — мы их в самолете сдадим.

— Смотри, не забудь, — проворчал Шустр, — а то еще провалитесь из-за такой мелочи. За вами следит сам президент. Он и англичан все подгонял.

Он положил перед ребятами готовые паспорта.

— Вот, берите, сейчас выдам все остальное.

Он раскрыл свой портфель и вытащил оттуда четыре пачки чешских сигарет, два пистолета с двумя запасными обоймами каждый, две пачки шоколада в совершенно чистых обертках, два набора таблеток и две маленькие коробочки с ампулами с ядом.

— С таблетками разберетесь сами: я уж не знаю, какая отчего, а вам на курсах должны были это объяснить.

— Разберемся, — кивнул Бартош.

В это время в комнату вошел англичанин в летном комбинезоне.

— Вам до Праги? — улыбнулся он.

Все уставились на него.

— Через пятнадцать минут идите на полосу номер три, — сказал он, не дождавшись ответа. — Это первая отсюда. Самолет будет стоять там.

Шустр сразу вскочил и принялся еще раз проверять пряжки на мешке со снаряжением.

— Прыгнет первый, — говорил он при этом, — через две секунды я брошу груз, потом через две секунды — второй.

— Знаем, знаем, — улыбнулся Бартош.

Габчик был очень доволен, что ему в напарники попался этот веселый, разговорчивый, жизнелюбивый парень. Теперь он уже не сожалел о том, что Свобода подвернул ногу. Спустя некоторое время Свобода снова появился на курсах, но ни один из них не заговаривал о том, что хорошо бы вернуть все на свои места.

Все трое вышли из здания и направились к ближайшей взлетной полосе. С другой стороны в их направлении выруливал большой двухмоторный бомбардировщик. Он остановился как раз против ожидавшей его троицы.

— Прямо как такси, — заметил Бартош.

Через минуту открылась дверца в фюзеляже, и, кажется, все тот же пилот спустил металлический трап.

В самолете было холодно, а рев двигателей не давал никакой возможности разговаривать. Ребята съежились и попытались поспать, но холод и шум не позволили и этого. И все же, четыре с половиной часа прошли почти незаметно. Ребята сидели и пытались представить себе новую жизнь, которая вот-вот должна для них начаться.