— «и сынъ»… — прочитал один из них на штанах Некрасова. — Эх, землячок, мало ты написал на своих галифях!..

— У него сиделка широкая, — сказал другой. — Туда всех можно напечатать: и сына, и отца, и святого духа.

Некрасов к таким шуткам давно привык и продолжал гулять своей дорожкой. Третий кавалерист — человек, видимо, злой и самолюбивый — крикнул:

— Ты отвечай, когда к тебе разговаривают! А то сдерём твои расписные — и ходи, свети кормой!

Некрасов опять ничего не сказал. Тогда третий кавалерист, будто не нарочно, сунул ему в ноги конец шашки. Некрасов споткнулся, но устоял. По-прежнему молча он протянул длинную руку и сорвал с кавалериста фуражку.

Затем нагнулся к станине пушки, приподнял её плечом и сунул фуражку под колесо.

— Ах, зараза! — закричал кавалерист и вскочил драться. Но тут с крыльца строго позвали:

— Некрасов! К начдиву По-быстрому!

Некрасов без торопливости двинулся к дверям.

Кавалерист погрозил его спине кулаком и пошёл выручать свою фуражку. Но, как он ни тужился, приподнять пушку не смог. На подмогу пришёл второй кавалерист, но пушка всё равно не поддавалась. Только втроём они исхитрились стронуть её и достать фуражку.

— Здоров бугай! — сказал, переводя дух, один из кавалеристов. И все трое уважительно поглядели на дверь, за которой скрылся Некрасов.

Совещание политработников кончилось. Теперь кроме начдива в комнате были только Некрасов и ещё один военный в летах — начальник штаба дивизии.

— Точно, — сказал начдив, глядя в какую-то бумажку. — Некрасов Андрей Филиппович. Всё сходится… Да ты садись, Некрасов.

Андрей сел, удивляясь неожиданному почёту. Начдив между тем говорил:

— Вот, черти, надымили!.. И махорка у них злая, хуже иприта… А я табак вообще презираю. — Он смущённо улыбнулся и постучал себя пальцем по груди. — Силикоз у меня… Но это присказка, а сказка вот какая: ты ведь в мирное время был фотограф?

— Так точно.

— Это хорошо. Это прямо замечательно. Сейчас мы тебя приладим к твоему родному делу… Трофимов! — крикнул он в сторону закрытой дверцы. — Волоки эту дуру сюда!

Дверь распахнулась, и ординарец внёс в комнату глазастый и ушастый аппарат на трёхногом штативе.

— Во!.. Боевой трофей, — объяснил начдив и закашлялся. А начштаба поднял голову от своих важных бумаг, чтобы добавить:

— Камера «Пате» и к ней плёнка, две тысячи футов.

— Так это же для киносъёмки, — разочарованно сказал Андрей.

А начдив продолжал радоваться:

— То-то и оно! Будет у нас теперь своя киносъёмка… А тебя назначаю съёмщиком.

— Не могу, товарищ начдив, — сказал Андрей в смущении. — Тут нужен специалист. Я с этой аппаратурой не знаком, у меня другая профессия…

Начдив перестал улыбаться. На скулах у него обозначились красные пятаки.

— Вот ты как заговорил!.. А у меня какая профессия? Я что, всю жизнь дивизией командовал?.. Я вот кем командовал! — Он выставил перед Андреем две тяжёлые ладони. — Да к ним кайло. Вот и вся аппаратура! Что это за «не могу»?! Я таких людей не люблю. Сказано тебе быть съёмщиком — значит, будешь! И кругом марш!

Андрей не первый день служил в армии. Спорить с начальством он не стал, а вытянулся и гаркнул:

— Есть!

Тогда начдив смягчился:

— Чудила-крокодила… Кино — это ж большое дело, кино! «В лохмотьях сердце», «Сказка любви роковой»… Сидишь — обмираешь! Или возьми видовые: «Приезд Пуанкаре в Алжирию», «Коронация короля Георга»…

Он перегнулся к Андрею и сказал хитро, как сообщнику:

— Но мы с тобой будем сымать совсем другое… У меня какая идея? Заснять наших красных героев, ихнюю революционную доблесть и славу!..

Начштаба слушал эту речь с плохо скрытым нетерпением. У него тоже были идеи.

— Меня это предприятие интересует в чисто военном аспекте, — сказал ой, едва начдив закрыл рот. — Вы, товарищ, наладите мне воздушную разведку В связи с предстоящим наступлением… Будете снимать с аэроплана перекопские укрепления белых. Ясно?

Седые усики у начштаба топорщились, два верхних зуба торчали вперёд, и был он похож на злую умную крысу. Андрей покосился на него и осторожно ответил:

— Постараюсь…

— Да, вы уж постарайтесь, — попросил начштаба своим интеллигентным голосом. — А то ведь пойдёте под трибунал.

Некрасов неприязненно поглядел на растопырившийся посреди комнаты аппарат и стал свинчивать камеру со штатива.

В севастопольских ресторанах пили и шумели, пожалуй, больше, чем в мирное время. Ели, правда, поменьше. При гостинице «Париж» тоже был ресторанчик, и на зеркальных его стёклах многократно повторялось в золоте название гостиницы. Только изнутри оно читалось по-другому: «ЖИРАП».

За столиками сидели офицеры и штатские — офицеры с офицерами, штатские со штатскими.

— Почему «на бочке с порохом»? — говорили за одним столиком. — Генерал Врангель гарантирует, что в ближайшие двадцать лет Крым они не возьмут!

— Эка хватил — двадцать лет… Ну год, ну два, ну три…

За другим столиком офицер жаловался товарищу:

— Пара сапог — восемьдесят тысяч, портупея — двадцать тысяч. Гимнастёрка, дерьмо — тридцать тысяч. Откуда я возьму? У меня фамильных брилльянтов нету…

Неподалёку, под зелёными перьями пальмы, сидели два пожилых респектабельно одетых господина. Один из них, совсем лысый, волнуясь, говорил:

— Я это слышал от самого Василия Витальевича… Будем действовать на манер крымского хана. Перекоп неприступен. Отсидимся пока за крепостным валом, а там, глядишь, и набеги станем делать на Красную Русь!..

Сзади к нему подошёл молоденький прапорщик, пьяный до полного неприличия, с маленьким пистолетом в руке.

— Руки вверх! — гаркнул прапорщик.

Штатские вздрогнули, разговор сломался на полуслове.

Пистолет прапорщика на самом деле был зажигалкой, сделанной в виде браунинга. Но сидевшие за столиком этого не знали.

А прапорщик щёлкнул зажигалкой, вызвав к жизни жёлтый огонёк, и сказал:

— Прошу!

Господин с сигарой брезгливо отодвинулся:

— Идите… Идите спать, молодой человек.

Прапорщик, не обидевшись, отошёл.

— Да, так я говорю… Будем набеги делать, — продолжал свою мысль лысый. — За хлебом, за углём, за пленниками, наконец!

— Набеги, набеги, — разозлился господин с сигарой, и сумочки под его глазами задрожали. — Хватит, набегались!.. За Перекоп нам и носу казать на надо. А надо бы тут, в Крыму, развить земледелие, коммерцию… Показать наглядно: вон у большевиков мужик с голоду пухнет, а у нас благоденствует. Смотри, Россия, и выбирай!..

Прапорщик между тем успел пнуть своей игрушкой ещё кого-то из ресторанных посетителей и теперь вернулся к столику, где решались судьбы России.

— Р-руки вверх! — приказал прапорщик, забыв, что этих двух уже пугал.

Лысый вышел из себя:

— Ну что это, господи! Уберите же его. Это омерзительно!

На прапорщика закричали с других столиков:

— Лукашевич!.. Хватит тебе!.. Надоел!..

— А где Брусенцов?.. — вспомнил вдруг прапорщик. — Где мой Саша Брусенцов?

— Вот это правильно. Иди к нему… Он у себя в номере.

Прапорщик Лукашевич, ушибаясь о столы, пошёл к выходу Официант распахнул двери и выпустил его в вестибюль гостиницы.

Пройдя по тёмному гостиничному коридору, прапорщик отыскал нужный ему номер. Нацелившись зажигалкой, он толкнул ногой дверь и скомандовал:

— Руки вверх!

В ответ из тёмной комнаты ударило узкое пламя, грохнул выстрел. Прапорщик постоял секунду и упал головой вперёд…

В номере зажёгся свет. На кровати у стены сидел голый до пояса человек с пистолетом «манлихер» в руке. Рядом с ним лежала, зарывшись лицом в подушку, женщина. Видны были только спутанные длинные волосы.

Человек поглядел на того, кого только что застрелил, увидел погоны на узеньких плечах, светлый стриженый затылок и растерянно сказал: