…Изнутри самолета, из салона, Игорь с помощью пассажира — того, который возмущался, почему им не говорят, что случилось, — пропихнул в дыру на потолке два длинных куска толстой прочной проволоки…

…В клочья изрезав перчатки о рваные края металла, Ненароков зацепил загнутый крючком конец вылезшей снизу проволоки за дырочку в листе дюраля. Затем подтянул к себе вторую проволоку и стал просовывать ее в другую дырочку от вылетевшей заклепки. Он снова резал руки о металл, но они так закоченели, что он уже не чувствовал боли. Шарф, прикрывавший его рот, заиндевел, стал белым и пушистым.

Зацепив проволоку покрепче, Ненароков покачал ее вверх и вниз, подавая Игорю сигнал тянуть. И сам стал изо всех сил толкать от себя задравшийся лист, обшивки.

…А внизу, в салоне, Игорь и двое пассажиров помогали ему: налегая всем весом, тянули проволоку к себе.

…Поддавшись этому двойному усилию, лист обшивки медленно разогнулся, лег на место, прикрыл трещину в фюзеляже.

…Впервые с начала рейса в салоне стало тихо. Прекратился зловещий свист. С помощью металлической перекладины от вешалки два пассажира закручивали проволоку потуже, чтобы подтянуть, зафиксировать возвращенный на место лист обшивки.

— Дай помаду, — попросил Игорь у подошедшей бортпроводницы. И обвел трещину по периметру ярко-красной линией, чтобы заметно было, если начнет увеличиваться.

…Валентин Ненароков, закрепившись при помощи крюка — чтобы не сдуло ветром обратно в трубу, — высунулся по плечи в открытое пространство. По фюзеляжу гуляли блики от фар «Ила»: он по-прежнему сопровождал их, светя сверху на хвост «Ту-154». А кругом было черное небо, и на нем развешаны звезды — крупные, белые, как спелые антоновские яблоки.

…В кабине Тимченко говорил в микрофон:

— Валя, ты молодец, ну просто молодец!.. Что сейчас делаешь? Почему молчишь?.. Валя!

Не сразу послышался голос Ненарокова:

— Микрофон за шею развернуло. А руки заняты… Андрей Васильевич, ночь какая красивая, звездная.

— Что-что? — опешил не привыкший к лирике Тимченко. — Ты не поморозился?

— Ничего… Хочу посмотреть отсюда на руль высоты. Может, пойму что-нибудь.

— Все. Хватит! — твердо сказал Тимченко. — Спускайся, отдохни, отогрейся… Слышишь? Повтори, как понял.

…Ненароков, усталый бесконечно, лежал на полу в хвостовой части. Игорь растирал его, мял коленями и руками, а Тамара осторожно стаскивала липкие клочья — все, что осталось от перчаток. Когда она увидела его руки — все в крови, искромсанные острым металлом, — то не выдержала и заплакала.

— Чего ты воешь? — грубо сказал Игорь. — Тащи доктора… Руки ерунда, он мог глаза потерять.

…Командир экипажа докладывал Москве:

— Трещина в фюзеляже пока не увеличивается — задравшийся лист отогнули на место и закрепили.

— Консультация по рулю высоты нужна? — спросила Москва. — Тут у нас все специалисты собрались.

— Спасибо, пускай рядом побудут.

— Понял… Запасные вам подготовили: Минводы, Киев…

— Садиться не буду, пока не разберемся с рулем. Сейчас им займемся.

Вошел Игорь. С каким-то даже торжеством он объявил:

— Ненароков руки до кости изрезал. И обморозился, кроме того. Он не может снова лезть… Придется вам, Андрей Васильевич, послать меня!

— Врач около него?

Скворцов кивнул.

— Так-так, — сказал Тимченко. — Шлет царь второго сына… Иди, Игорь, готовься. Лицо жиром намажь.

…Теперь к путешествию готовился Игорь. Он надел тот же изодранный красный комбинезон, который был на Ненарокове, повесил за спину ту же джинсовую сумку. Фельдшерица густо намазала ему лицо каким-то кремом.

…А Тимченко тем временем докладывал Москве:

— Приступаем к ремонту руля высоты. Бортинженер проникнет в носок киля, поднимется по нему до самого верха, прорубится наружу и попробует извлечь застрявший в руле высоты посторонний предмет…

В Министерстве гражданской авиации лысоватый инженер в очках отмечал на схеме «Ту-154» маршрут, о котором говорил Тимченко:

— Вот здесь ему придется прорубать нервюру, здесь — вторую… Вообще-то не разгуляешься: тесно очень. — Он прочертил красным фломастером вертикальную линию внутри носка киля. — Тут и тяги, и труба противообледенения…

— А реально это? — спросил кто-то из сидевших за столом. Инженер только пожал плечами.

Игорь, стиснутый с трех сторон металлическими стенками, рубил топором нервюру. Нервюра — это перфорированная тонкая переборка из дюраля. И прорубить ее было бы нетрудно, если б не теснота. Ни размахнуться, ни ударить как следует. По лицу Игоря катился пот.

— Что у тебя? — спросил голос Тимченко.

— Все то же. Рублю.

…В кабину вошел и сел в свое кресло второго пилота Валентин Ненароков. Руки у него были забинтованы, на лбу и на щеках проявились обмороженные места — красные пятна, которым предстояло стать черными. Тимченко улыбнулся ему и даже похлопал рукой по колену, продолжая слушать Игоря. Голос бортинженера докладывал:

— Первая нервюра готова. Лезу выше, рубить вторую.

— Устал? — поинтересовался командир.

— Ничего. Ломать — не строить.

…И снова Игорь, мотая головой, чтобы пот не заливал глаза, рубил топором неподатливый дюраль… Дорубил и полез выше, протискиваясь между трубой и тягами. Одежда на нем уже висела лохмотьями. А фонарик, укрепленный на лбу, показывал своим светом, что лезть еще долго и пространства наверху еще меньше: носок киля кверху сужается… В кабине Тимченко спрашивал:

— Ты уже наверху?

— Да, — отвечал голос Игоря. — Тут блок радиостанции.

— Смотри не замкни электрику… Сам убьешься и пожар устроишь.

— В случае пожара звоните «01», — непочтительно ответил Игорь. — Я больше не буду рубиться. Тут люк. Попробую выломать замки и отогнуть крышку.

— А не сорвет ее потоком?

— Ну и сорвет. Зачем она вам? — Тимченко покрутил головой и усмехнулся… «Ту-154» летел в темноте над невидимой черной землей. Только хвост самолета был ярко освещен фарами сопровождающего «Ила».

На верхушке киля, над плоскостью стабилизатора, распахнулся лючок. И сразу же крышку сорвало встречным потоком воздуха и унесло. Из отверстия, как танкист из люка, высунул голову Игорь. Но, ослепленный светом фар, он тут же спрятался обратно.

— Андрей, Васильевич, — попросил он в микрофон. — Скажите ему, чтоб чуть поджал фары или пускай переместится так, чтобы на меня падала тень от руля!

«Ил-18», по-прежнему висевший над самолетом Тимченко, погасил одну фару.

Игорь снова вылез до половины и, неудобно выкрутив шею, поглядел вдоль стабилизатора на руль высоты.

— Вижу! — сообщил он командиру. — Там застряла какая-то деталь.

— Не наша?

— Нет. Какой-то обруч, по-моему… Попробую его зацепить и вытащить.

— Рассказывай, — что делаешь, — потребовал командир.

— Достаю «кошку»… — Он вынул из сумки маленький остролапый якорек на толстой леске. — Буду понемногу стравливать.

Неторопливо, будто за борт лодки, Игорь стал выпускать наружу леску с «кошкой» на конце. Как он и ожидал, встречный поток воздуха подхватил якорек, прижал к стабилизатору и поволок назад. Но до руля высоты «кошка» не доползла — потоком ее отбросило вправо.

Игорь попробовал еще раз, но опять безрезультатно.

— Ну как там? — обеспокоенно спрашивал Тимченко.

— Пока никак… Надо парашют делать.

— Какой парашют-?! — не понял Андрей Васильевич.

— Для «кошки». Из рукава.

Он потерся плечом об острый край люка. Ткань комбинезона затрещала. Изловчившись, Игорь сорвал с левой руки рукав и один конец его прицепил к леске у основания якорька. Потом опять пустил по ветру «кошку», снабженную самодельным парашютом. И снова ее отнесло в сторону.

В Министерстве авиации по-прежнему следили за каждым действием экипажа Тимченко. Молодой бородатый инженер говорил:

— Вот эта идея, чтобы зацепить и вытащить «кошкой» на веревке…