— Хотел взять напрокат автомобиль на мое имя. У него нет водительского удостоверения.

— Лжет. У него всегда под рукой фальшивые документы. Вы были заложницей, и я не верю, что он добровольно отпустил бы вас. Вспомните, пожалуйста, все, что он говорил вам. Где вы были, с кем встречались, все, что приходит в голову.

— Мы были в ресторане «Три альпийские хижины» на Фалькенштрассе, а там напуганный до смерти толстяк… — Мари Сен-Жак рассказала все, что смогла вспомнить. Время от времени полицейский прерывал ее, подробнее расспрашивая о том или ином поступке, реакции или внезапном решении убийцы. То и дело он снимал свои очки, протирал их, стискивал в руках, словно это помогало справиться с раздражением. Допрос длился около получаса, затем он принял решение.

— «Три альпийские хижины», быстро! — сказал он водителю и снова повернулся к Мари. — Мы должны устроить очную ставку. Уж его бессвязное бормотание — чистой воды притворство. Он знает куда больше, чем сказал.

— Бессвязное… — тихо повторила Мари и вспомнила, как сама употребила это слово. — Штепдекштрассе. Разбитые окна, меблированные комнаты.

— Что?

— Меблированные комнаты на Штепдекштрассе. Вот что он сказал. Все происходило очень быстро, но он это произнес. И как раз перед тем, как я выскочила из машины, произнес еще раз. Штепдекштрассе.

Вмешался водитель:

— Ich kenne diese Strasse. Früher gab es Textilfabriken da.[29]

— Не понимаю, — сказала Мари.

— Это заброшенный квартал, который не сумел угнаться за временем, — объяснил человек в золотых очках. — Там раньше была прядильная фабрика. Пристанище для неудачников… и всяких других. Los!² — приказал он.

Машина сорвалась с места.

Скрип. Где-то снаружи. Похожий на визг, повторившийся в резкой коде пронзительный звук, ослабленный расстоянием. Борн открыл глаза.

Лестница. Грязная коридорная лестница. Кто-то поднимался по ступенькам и остановился, услышав, как скрежещет под его тяжестью покоробленное, растрескавшееся дерево. Обычный обитатель Штепдекштрассе не стал бы об этом заботиться.

Тишина.

Снова скрип. Теперь уже ближе. Некто решился: главное — не медлить, стремительность — прикрытие. Джейсон скатился с кровати, схватив пистолет, который лежал в изголовье, и бросился к стене у двери. Присел на корточки, вслушиваясь в шаги человека — он был один, — который теперь бежал, не заботясь о шуме, а лишь о том, как быстрее добраться до цели. Борн был уверен, что знает ее; он не ошибся.

Дверь распахнулась; Борн захлопнул ее и навалился всем своим весом, прижав непрошеного гостя к косяку, вмяв животом, грудью, плечом в угол стены.

Потом рванул дверь на себя и ударил незнакомца носком правого ботинка по шее, левой рукой схватил за волосы и втащил в комнату. Рука блондина обмякла, оружие выпало из нее, длинноствольный револьвер с глушителем.

Джейсон закрыл дверь и прислушался к звукам на лестнице. Тихо. Он взглянул на бесчувственного человека. Вор? Убийца? Кто он?

Полицейский? Неужели управляющий нарушил кодекс Штепдекштрассе в стремлении заработать? Борн перевернул блондина на спину и вытащил бумажник. Вторая натура заставила его прикарманить деньги, хотя он понимал, что это нелепо: при нем была немалая сумма. Пролистал кредитные карточки и водительское удостоверение. Улыбнулся, но затем улыбка погасла. Веселиться было не с чего, имена на всех карточках были разные, и ни одно не совпадало с именем на удостоверении. Человек не был полицейским.

Он был профессионалом, который пришел затем, чтобы убить Борна. Кто-то его нанял. Кто? Кто знал, что Джейсон Борн скрывается здесь?

Женщина в красном платье? Он попытался вспомнить, произносил ли он слово «Штепдекштрассе». Нет, едва ли это она. Даже если он и говорил что-то, она бы не поняла. А если бы и поняла, к нему не пришел бы наемный убийца, зато дом давно был бы окружен полицейскими.

Борн вспомнил толстяка из «Трех альпийских хижин». Он вытирал пот над губой и говорил о мужестве жалкой козы — которой удалось выжить. Таким образом и удалось? Что знал он о Штепдекштрассе? Ожидал ли, что Борн спрячется именно здесь? А может, когда-то сам доставлял сюда очередной конверт с деньгами?

Джейсон прижал ладонь ко лбу и закрыл глаза. Почему я не могу вспомнить? Когда рассеется туман? И рассеется ли вообще?

Не мучайте себя…

Джейсон открыл глаза и стал смотреть на блондина. И чуть было не расхохотался: получил в подарок выездную визу из Цюриха и, вместо того чтобы действовать, сидит и терзается. Он положил бумажник в карман, рядом с портмоне маркиза де Шамфора, взял револьвер и сунул за пояс. Поднял безжизненное тело и перетащил его на кровать.

Через минуту блондин лежал, прикрученный к кровати, с клочком простыни, засунутым в рот. Он проваляется здесь не один час, а за это время Борн выберется из Цюриха, спасибо толстяку из ресторана.

Спал он не снимая костюма, так что собираться не пришлось. Борн надел пальто и проверил ноги — несколько запоздало, подумал он. В пылу драки он не осознавал боли; она не прошла, как не прошла и хромота, но ни то, ни другое не помешало. Плечо было в неважном состоянии. Понемногу распространялось онемение, нужно найти врача. Голова… он не хотел об этом думать.

Борн вышел в длинный, тускло освещенный коридор, прислушался. Сверху доносились взрывы хохота. Борн прижался к стене, держа оружие наготове. Смех повторился. Пьяный смех, дурацкий, беспричинный.

Джейсон подошел к лестнице и, опираясь на перила, стал спускаться. Он ночевал на третьем этаже четырехэтажного дома, настояв, чтобы ему дали комнату как можно выше, потому что в голову ему пришло слово «возвышенность». Почему оно пришло ему в голову? Что оно означает в применении к грязной каморке, снятой на ночь? Убежище?

Прекрати!

Он спустился на второй этаж, каждый его шаг сопровождался скрипом деревянных ступенек. Если управляющий выйдет из своей квартиры внизу удовлетворить любопытство, несколько следующих часов ему не придется больше ничего удовлетворять.

Шорох. Мягкая материя задела шершавую поверхность. Ткань — дерево. Кто-то притаился в коридоре между двумя пролетами лестницы. Не замедляя шага, Борн пристально вгляделся в полумрак: три дверных проема, как и этажом выше. И в одном из них…

Джейсон спустился ниже. Не в первом, он пуст. И не в последнем, там тупик, не сделаешь лишнего движения. Значит, вторая дверь. Оттуда можно броситься вперед, вправо, влево, напасть на ничего не подозревающую жертву и столкнуть ее с лестницы.

Борн перекинул пистолет в левую руку и вытащил из-за пояса револьвер с глушителем. В двух шагах от двери навел пистолет слева на затененную нишу.

— В чем дело?

Появилась рука; Джейсон спустил курок, выстрелом оторвало кисть.

— А-а! — Согнувшись пополам от боли, человек выступил из тени. Борн выстрелил еще раз, попав в бедро. Человек рухнул на пол, корчась и извиваясь. Борн шагнул к нему, уперся коленом в грудь, а револьвер приставил к виску.

— Кто еще внизу? — спросил он шепотом.

— Никого, — просипел человек, гримасничая от боли. — Нас только двое. Нам заплатили.

— Кто?

— Вы знаете.

— Человек по имени Карлос?

— Не скажу. Можете убить меня.

— Откуда вы узнали, что я здесь?

— Черняк.

— Черняк мертв.

— Сейчас. Не вчера. В Цюрихе прошел слух: вы живы. Мы прочесали все… всех. Черняк знал.

Борн решил рискнуть:

— Вы лжете! — Он прижал пистолет к горлу врага. — Я не говорил Черняку о Штепдекштрассе.

Человек снова скривился, выгнув шею.

— Может, и не требовалось. У этой нацистской свиньи везде свои шпионы. Так почему не здесь? Он мог описать вас. Кто еще мог?

— Толстяк из «Трех альпийских хижин».

— Мы о таком не знаем.

— Кто это «мы»?

Человек сглотнул, его лицо было искажено от боли.