Конечно, информация этого террориста не является доказательством, но и пренебрегать ею не следует. Особенно когда дело касается мастера убийств, знатока искусных трюков, который сделал признание, столь удивительно подтверждающее одно неизвестное и неопубликованное свидетельство об эпизоде национального кризиса, который не был расследован. К этому следует отнестись серьезно. Как и многие другие лица, причастные — даже весьма отдаленно — к трагическим событиям в Далласе, тряпичник Билли несколько дней спустя был найден мертвым. Причина смерти — чрезмерная доза наркотиков. Он был известен как старый пьяница, потреблявший дешевое вино, но никогда не пользовался наркотиками. Он не мог себе этого позволить.

Был ли Карлос человеком с травянистого холма? Какое необыкновенное начало необыкновенной карьеры! Если Даллас был его операцией, то сколько же миллионов долларов он мог за нее получить? Наверняка более чем достаточно для того, чтобы создать сеть информаторов и солдат, составляющую целый мир.

Миф чересчур материален. Карлос вполне может быть чудовищем из плоти и огромного количества крови.

Мари положила журнал:

— Так что за игра?

— Ты закончила? — Джейсон обернулся от окна.

— Да.

— Похоже, было много всяких свидетельств. Теорий, предположений, уравнений.

— Уравнений?

— Если что-нибудь произошло здесь, а результат проявился в другом месте, значит, одно с другим связано.

— Ты имеешь в виду соотношение, — сказала Мари.

— Хорошо, пусть будет соотношение. Там ведь все это есть?

— В известной мере да. Вряд ли это официальная сводка. Тут много гипотез, слухов, информации из вторых рук.

— Но все же есть факты.

— Данные.

— Ладно, данные. Это вернее.

— Что за игра? — повторила Мари.

— Название простое: ловушка.

— Ловушка на кого?

— На меня. Я хочу, чтоб ты задавала мне вопросы. Про то, что здесь сказано. Какая-нибудь фраза, название города, слух, фрагмент… данные. Что угодно. Послушаем мои ответы. Ответы вслепую.

— Дорогой, это не доказывает…

— Начинай! — скомандовал Джейсон.

— Хорошо. — Мари подняла номер «Потомак Куотерли». — Бейрут.

— Посольство, — ответил он, — глава отделения ЦРУ выдает себя за атташе. Застрелен на улице. Триста тысяч долларов.

Мари посмотрела на него.

— Я припоминаю, — начала было она.

— Я — нет, — перебил ее Джейсон, — продолжай.

Она опять заглянула в журнал.

— Баадер — Майнхофф.

— Штутгарт, Регенсбург, Мюнхен. Два убийства и одно похищение, ответственность взял на себя Баадер. Гонорар от… — Борн остановился, потом с удивлением прошептал: — Источник в Соединенных Штатах. Детройт… Уилмингтон, Делавэр.

— Джейсон, что такое…

— Дальше. Пожалуйста.

— Имя. Санчес.

— Имя Ильич Рамирес Санчес, — повторил он, — это Карлос.

— Почему Ильич?

Борн задумался.

— Не знаю.

— Это русское имя, не испанское. Мать его была русской?

— Нет… да. Его мать. Это должна быть его мать… я думаю. Не уверен.

— Новгород.

— Шпионская школа. Связи, шифры, радиоволны. Санчес ее закончил.

— Джейсон, ты это прочитал!

— Я этого не читал! Пожалуйста, пойдем дальше.

Мари вернулась к началу статьи:

— Тегеран.

— Восемь убийств. Ответственность поделена — Хомейни и ООП. Гонорар два миллиона. Источник: советский юго-западный сектор.

— Париж, — быстро сказала Мари.

— Все контракты проходят через Париж. Контракты… Убийства.

— Чьи убийства? Чьи контракты?

— Санчес… Карлос.

— Карлос. Значит, это его контракты, его убийства. К тебе они никакого отношения не имеют.

— Контракты Карлоса, — сказал Борн как бы в изумлении, — ко мне… никакого отношения… — едва слышно повторил он.

— Ты же сказал это, Джейсон. Все это не имеет к тебе никакого отношения!

— Нет! Неправда! — вскричал Борн, резко приподнявшись в кресле и глядя на нее в упор. — Наши контракты, — добавил он спокойно.

— Ты сам не знаешь, что говоришь!

— Я просто отвечаю! Наугад! Вот зачем мне надо было в Париж! — Он повернулся, подошел к окну. — В этом и состоит вся игра. Мы же договорились, что нам не нужна ложь, мы ищем правду, так ведь? Может быть, мы ее нашли, может быть, игра ее раскрыла.

— Это не чистый опыт! Просто болезненное упражнение на воспоминания по ассоциации. Если это было напечатано в каком-нибудь журнале вроде «Потомак Куотерли», то перепечатать могла половина газет всего мира. Ты мог прочитать это где угодно.

— Главное, что я это помню.

— Не все. Ты не знаешь, откуда взялся «Ильич», не знаешь, что отец Карлоса был адвокатом-коммунистом в Венесуэле. А это все яркие детали. Ты ни слова не сказал про кубинцев. Если бы сказал, это бы привело к самой поразительной гипотезе из тех, что здесь рассмотрены. А ты об этом ни слова не сказал.

— О чем ты?

— Даллас, — бросила она, — ноябрь 1963 года.

— Кеннеди, — ответил Борн.

— Что Кеннеди?

— Это случилось тогда. — Джейсон застыл.

— Да, верно, но я спрашиваю о другом.

— Я знаю. — Борн вновь заговорил ровным, бесцветным голосом. — Травянистый холм… Тряпичник Билли.

— Ты это прочел!

— Нет.

— Значит, слышал где-то раньше или читал раньше.

— Возможно, но неубедительно, не так ли?

— Прекрати, Джейсон!

— Опять это слово. Если бы я мог.

— Что ты пытаешься сказать? Что ты Карлос?

— Господи, нет. Карлос хочет меня убить, да и по-русски я не говорю, это-то я знаю.

— Тогда что?

— То, что я сказал вначале. Игра. Игра называется «ловушка для солдата».

— Солдата?

— Да. Того, что дезертировал от Карлоса. Вот единственное объяснение, единственная причина, почему я знаю то, что знаю. И знаю именно это.

— Почему ты сказал «дезертировал»?

— Потому что он хочет меня убить. Должен: он думает, что я знаю о нем больше, чем кто-либо.

Мари лежала на кровати свернувшись, теперь она села, спустив ноги на пол.

— Это последствия дезертирства. А каковы его причины? Если это правда и ты это сделал… — Она остановилась.

— Судя по всему, теперь поздно искать нравственное оправдание, — сказал Борн, видя, с какой болью признает это женщина, которую он любит. — Я могу предположить несколько причин, стандартных. Как тебе разборки среди воров… убийц?

— Ерунда! — вскричала Мари. — Нет и намека на улики.

— Их уйма, и ты это знаешь. Я мог продаться какому-нибудь более крупному покупателю или утаить большие суммы из гонораров. Иначе как объяснить счет в Цюрихе? — Он на мгновение запнулся, глядя на стену над кроватью. — Как объяснить Говарда Леланда, Марсель, Бейрут, Штутгарт… Мюнхен? Да все. Все непомнящееся, что рвется наружу. И особенно одно. Почему я избегал этого имени, никогда его не упоминал? Я был напуган. Боялся его.

Какое-то время они молчали. Мари кивнула.

— Я не сомневаюсь, что ты сам в это веришь. И в некотором смысле хотела бы, чтоб так оно и было. Но не думаю, что это правда. Ты хочешь верить, потому что подтверждаются твои слова. Находится хоть какой-то ответ… объяснение, кто ты. Быть может, не то, что ты хотел бы услышать, но Бог знает, все лучше, чем изо дня в день вслепую бродить по жуткому лабиринту. Да что угодно было бы лучше, наверное. — Она помолчала. — И я бы хотела, чтобы так оно и было на самом деле, потому что тогда мы бы сюда не приехали.

— Что?

— В этом и заключается противоречие, мой дорогой. Твое уравнение не сходится. Если ты был тем, кто ты есть, как тебе кажется, и боялся Карлоса, — а Бог свидетель, его стоит бояться, — меньше всего тебе захотелось бы в Париж. Ты бежал бы от него подальше. Взял бы в Цюрихе деньги и пропал. Но ты этого не делаешь, наоборот, идешь прямо к Карлосу в логово. Человек напуганный или виновный так не поступает.

— Тут одна-единственная цель: я приехал в Париж, чтобы узнать — и все.

— Тогда беги. Утром у нас будут деньги, ничто тебя — нас — не остановит. — Мари не сводила с него глаз.