Она уперлась руками ему в грудь и умоляюще спросила:

— Почему, Джейсон? Почему?

— Не теперь. После. Пока ничего не говори. Только обними меня, дай мне тебя обнять.

Потом истерика кончилась, и очертания реальности вновь обрели четкость. Борн усадил ее в кресло. Они оба улыбнулись, когда он опустился рядом на колени и молча взял ее руку.

— Так мы выпьем? — спросил он наконец.

— Думаю, да, — ответила она, сильнее сжав его руку, когда он поднимался с пола, — ты уже давно налил.

— Выдохнуться еще не успело. — Он подошел к столу и вернулся с двумя стаканами виски. Она взяла свой.

— Теперь лучше? — спросил он.

— Спокойнее. Но все еще не в себе… страх, конечно. Наверное, злость тоже, не знаю. Мне об этом думать страшно. — Она выпила, прикрыла глаза, откинула голову на спинку кресла. — Зачем ты это сделал, Джейсон?

— Потому что думал: так надо. Очень простой ответ.

— И не ответ вовсе. Я заслуживаю большего.

— Да, и я все скажу. Теперь мне придется, потому что тебе нужно послушать, нужно понять. Нужно себя защитить.

— Защитить?..

Он остановил ее жестом.

— Это потом. Все, что пожелаешь. Но первым делом мы должны узнать, что случилось, — не со мной, а с тобой. С этого надо начать. Ты в состоянии?

— Газеты?

— Да.

— Бог свидетель, мне самой интересно. — Она слабо улыбнулась.

— Вот. — Борн подошел к кровати, куда бросил газеты. — Будем читать оба.

— Игры не будет?

— Не будет.

Они молча прочитали большую статью, в которой говорилось о загадочных смертях в Цюрихе. Мари то и дело ахала, потрясенная прочитанным, иногда недоверчиво качала головой. Борн не произнес ни слова. Он увидел руку Ильича Рамиреса Санчеса.

Карлос будет преследовать Каина до скончания века. Он убьет его. Мари Сен-Жак была приманкой, наживкой, которой суждено погибнуть в западне, захлопнувшей Каина.

Я Каин. Я смерть.

Статья по сути состояла из двух статей — странной смеси фактов и догадок, домыслов, которые преобладали там, где кончались улики. В первой части говорилось о служащей правительства Канады, женщине-экономисте по имени Мари Сен-Жак. Она оказалась на месте совершения трех убийств, ее отпечатки пальцев были подтверждены канадским правительством. К тому же полиция нашла ключ от номера гостиницы «Карийон дю Лак», по-видимому, потерянный во время стычки на набережной Гизан. Это был ключ от номера Мари Сен-Жак, переданный ей служащим гостиницы, который хорошо ее запомнил — запомнил женщину в состоянии крайнего беспокойства. И, наконец, неподалеку от Штепдекштрассе, в аллее, был обнаружен пистолет. Баллистики признали в нем орудие убийства. На пистолете также сохранились отпечатки пальцев, опять-таки подтвержденные канадским правительством. Они принадлежали Мари Сен-Жак.

В этом месте статья уходила в сторону от фактов. Излагались слухи, имевшие хождение на Банхофштрассе, — о многомиллионной краже при помощи компьютерных манипуляций с номерным секретным счетом, принадлежавшим американской корпорации под названием «Тредстоун-71». Назывался и банк. Это был, конечно, «Гемайншафт». Дальше следовали туманные догадки, домыслы и предположения.

Согласно «неназванному источнику», некий американец, владевший правильными кодами, перевел несколько миллионов в один парижский банк, открыв новый счет на определенных лиц, получавших право владения. Эти лица ожидали в Париже и, едва поступил перевод, сняли миллионы и исчезли. Успех операции объяснялся тем, что американец заполучил правильные коды счета в банке «Гемайншафт». Последнее стало возможным благодаря тому, что была разгадана банковская последовательность чисел, обозначающих год, месяц и день поступления — обычная для тайных вкладов процедура. Подобный анализ мог быть проведен только с применением сложных компьютерных операций и при доскональном знании швейцарской банковской практики. Один из сотрудников банка, господин Вальтер Апфель, отвечая на поставленный ему вопрос, признал, что проводится расследование по делу, имеющему отношение к американской компании, но, согласно швейцарскому законодательству, «банк воздерживается от каких бы то ни было комментариев».

Далее разъяснялась связь этой операции с Мари Сен-Жак. Она описывалась как правительственный эксперт-экономист, глубоко знающий международные банковские процедуры, а также как опытный программист. Она подозревалась в соучастии, поскольку кража была бы невозможна без ее профессиональных познаний. Среди подозреваемых был некий мужчина, в компании которого ее видели в «Карийон дю Лак».

Мари первая прочитала статью и уронила газету на пол. Борн взглянул на нее. Она смотрела в стену, на нее нашло какое-то странное задумчивое спокойствие. Такой реакции он ожидал меньше всего. Он быстро дочитал, горе и отчаяние сковали ему язык. Наконец он произнес:

— Вранье. И все из-за меня, из-за того, кто я такой и что я такое. Выйдя на тебя, они находят меня. Я сожалею, так сожалею, что не могу выразить словами.

Мари оторвала взгляд от стены и посмотрела на него.

— Тут больше, чем просто вранье, Джейсон. Тут слишком много правды, чтобы назвать это просто враньем.

— Правды? Единственное, что здесь правда, так это то, что ты была в Цюрихе. Ты не дотрагивалась до пистолета, ты никогда не была в аллее около Штепдекштрассе, ты не теряла ключа от номера в гостинице и никогда не приближалась к «Гемайншафту».

— Согласна, но я имела в виду не это.

— А что же?

— «Гемайншафт», «Тредстоун-71», Апфель. Тут все настоящее, и то, что это упомянуто, особенно признание Апфеля, — вещь невероятная. Швейцарские банкиры люди осторожные. Они над законами не насмехаются, особенно таким образом. Это грозит тюремным заключением. Правила, касающиеся банковской конфиденциальности, в Швейцарии — святая святых. Апфеля могли отправить в тюрьму на годы за то, что он сказал, пусть просто намекнул на существование такого счета, не то что подтвердил имя его владельца. Если только ему не приказала это сказать какая-то власть, достаточно могущественная, чтобы нарушать законы. — Она помолчала, глаза ее вновь обратились к стене, — Почему? Почему «Гемайншафт», или «Тредстоун», или Апфель вообще фигурируют в этой истории?

— Я же тебе сказал. Им нужен я, и они знают, что я с тобой. Карлос знает это. Найдя тебя, он находит меня.

— Нет, Джейсон, тут замешан кто-то посильнее Карлоса. Ты просто не знаешь законов Швейцарии. Даже Карлос не смог бы вынудить их так подставиться. — Она смотрела на Борна, но ее глаза его не замечали, вглядываясь в ей одной видимую мглу. — Тут не один сюжет, а два. Оба построены на лжи, первый связывает со вторым сомнительная гипотеза о банковской махинации, которая могла бы стать достоянием гласности, лишь когда и если в результате тщательного частного расследования подтвердились бы все факты. Второй же сюжет — откровенно лживое сообщение о краже миллионов из «Гемайншафта» — пристегнули к равно лживому сюжету о том, что меня разыскивают по делу об убийстве трех человек в Цюрихе. Их соединили. Нарочно.

— Объясни, пожалуйста.

— Это здесь, Джейсон. Поверь моему слову, это где-то рядом.

— Что?

— Кто-то хочет подать нам сигнал.

Армейский седан на большой скорости выкатил на манхэттенскую Ист-Ривер-Драйв, осветив фарами вьющиеся в воздухе остатки запоздалого зимнего снегопада. На заднем сиденье, втиснув в угол свое долговязое тело и вытянув ноги через всю кабину, дремал майор. На коленях у него лежал портфель, к ручке которого металлической скобой крепилась тонкая нейлоновая веревка, тянувшаяся через правый рукав к поясу. За последние девять часов это приспособление снималось всего дважды. Первый раз — когда майор вылетал из Цюриха, а потом — по прибытии в аэропорт Кеннеди. Однако и там и здесь люди, выполнявшие поручение правительства США, наблюдали за таможенными чиновниками. Им не объяснили, в чем дело, а просто приказали следить за ходом таможенного контроля и при малейшем отклонении от обычной процедуры — это означало чрезмерный интерес к портфелю — вмешаться. В случае необходимости с оружием.