— Господи милосердный, как?
— По поводу «как» могу только догадываться, а кто — знаю.
— Кто?
— Человек по имени Кёниг. Еще три дня назад он отвечал за первичные подтверждения в банке «Гемайншафт».
— Три дня назад? А где он теперь?
— Мертв. Загадочное столкновение на дороге, по которой он ездил каждый Божий день. Вот полицейский рапорт. Я перевел его. — Эббот взял бумаги и сел в соседнее кресло. Эллиот Стивенс остался стоять. Уэбб продолжал: — Тут ничего интересного. Ничего такого, чего бы мы не знали, но есть одна ниточка, которую я бы не упускал.
— Какая? — спросил Монах, продолжая читать. — Тут описывается происшествие: кривизна поворота, скорость машины, очевидное отклонение в попытке избежать столкновения.
— В конце. Там упоминается убийство в «Гемайншафте», гром, который поднял нас на ноги.
— Упоминается? — Эббот перевернул страницу.
— В последних фразах. Понимаете, что я имею в виду?
— Не вполне, — ответил Эббот, нахмурившись. — Здесь просто сообщается, что Кёниг был служащим «Гемайншафта». Где недавно произошло убийство… и что он был свидетелем начавшейся стрельбы. И все.
— Не думаю, что все, — сказал Уэбб. — Думаю, предполагалось сказать больше, но потом все замялось. Хотел бы я знать, кто прошелся красным карандашом по отчетам цюрихской полиции. Возможно, человек Карлоса, мы знаем, что у него там кто-то есть.
Монах продолжал озабоченно хмуриться.
— Предположим, что вы правы, тогда почему этот пункт не вычеркнут целиком?
— Бросилось бы в глаза. Убийство имело место. Кёниг был его свидетелем. Офицер, ведущий расследование и написавший отчет, мог бы законно поинтересоваться — почему.
— Но если он высказал какие-то предположения о возможной связи, то точно так же мог бы спросить, почему их исключили из текста?
— Не обязательно. Речь идет о швейцарском банке. Некоторые сферы там официально неприкосновенны, пока нет доказательств.
— Не всегда. Как я понял, вы очень успешно поработали с газетчиками.
— Неофициально. Я апеллировал к журналистскому зуду, и Вальтер Апфель — хотя он чуть не отдал концы — наполовину признал случившееся.
— Перебью, — сказал Эллиот Стивенс. — Я думаю, тут должен вмешаться Овальный кабинет. Полагаю, через газеты вы обратились к этой канадке?
— Не совсем так. Басне уже был дан ход, остановить ее мы не могли. Карлос связан с цюрихской полицией, и они опубликовали этот отчет. Мы просто его расширили и привязали к нему такую же фальшивую историю про миллионы, украденные из «Гемайншафта». — Уэбб замолчал и взглянул на Эббота. — Вот что нужно обсудить, в итоге это может оказаться и не фальшивкой.
— Я не могу поверить, — сказал Монах.
— Я не хочу верить, — ответил майор, — ни за что.
— Нельзя ли об этом подробнее? — попросил чиновник из Белого дома. — Мне надо как следует разобраться.
— Позвольте, я объясню, в чем дело, — вмешался Эббот, заметив, как удивился Уэбб. — Эллиот находится здесь по распоряжению президента. Речь идет об убийстве в аэропорту Оттавы.
— Скверная история, — признал Стивенс. — Премьер-министр чуть не потребовал от президента убрать наши станции из Новой Шотландии. Разгневанный канадец.
— Как это случилось? — спросил Уэбб.
— Они знают лишь, что видный экономист из Управления национального дохода министерства финансов негласно наводил справки относительно одной незарегистрированной американской корпорации и из-за этого был убит. Хуже того, канадской разведке велели, чтобы она в это дело не совалась, поскольку это очень серьезная американская операция.
— Кто же это сделал?
— Кажется, я слышал, все время поминали некий Чугунный Зад, — сказал Монах.
— Генерал Кроуфорд? Тупой сукин сын — тупой чугуннозадый сукин сын.
— Можете себе представить? — вставил Стивенс. — Их человека убили, а мы имеем наглость говорить им, чтобы они не лезли.
— Он, конечно, был прав, — возразил Эббот. — Надо было действовать быстро, тут двух мнений быть не может. Мгновенно задраить щель, вызвать шок достаточно сильный, чтоб все остановить. У меня было время связаться с Маккензи Хаукинзом: Мак и я вместе работали в Бирме. Он в отставке, но к нему прислушиваются. Теперь они работают сообща, а это главное, не так ли?
— Но есть и другие соображения, — заметил Стивенс.
— Они существуют на других уровнях, Эллиот, к которым мы, рабочие лошадки, не относимся. Мы не можем тратить время на дипломатические позы. Я допускаю, что такие позы необходимы, но нас они не касаются.
— Они касаются президента, сэр. Это часть его повседневной работы. Поэтому я должен вернуться, имея на руках полную картину. — Помолчав, Стивенс повернулся к Уэббу. — Пожалуйста, давайте сначала. Что именно вы сделали и почему. Какую роль мы играли по отношению к этой канадке?
— Поначалу вовсе никакой, это была затея Карлоса. Кто-то в самых верхах цюрихской полиции у Карлоса на содержании. Это цюрихская полиция состряпала так называемые улики, указывающие на ее причастность к трем убийствам. Курам на смех, какая она убийца.
— Хорошо, хорошо, — согласился помощник президента. — Дело рук Карлоса. Зачем он это сделал?
— Чтобы вспугнуть Борна. Эта Сен-Жак — она с Борном.
— Борн — это убийца, называющий себя Каином, верно?
— Да, — подтвердил Уэбб. — Карлос поклялся его убить. Каин стал действовать против Карлоса по всей Европе и на Среднем Востоке, но фотографии Каина нет, никто толком не знает, как он выглядит. Но пустив в ход фотографию этой женщины, — а я вам скажу, ее напечатали во всех тамошних газетах, — можно надеяться, что кто-нибудь ее да обнаружит. Если ее найдут, то, весьма вероятно, найдут и Каина — Борна. Карлос убьет их обоих.
— Хорошо. Опять этот Карлос. А теперь — что вы сделали?
— То, что я вам сказал. Вышел на «Гемайншафт» и убедил людей в банке подтвердить, что женщина могла — только могла — быть причастной к крупной краже. Это было непросто, но подкуплен был их человек Кёниг, а не кто-нибудь из наших. Это дело домашнее, им хотелось его закрыть. Потом я позвонил газетчикам и направил их к Вальтеру Апфелю. Таинственная женщина, убийство, похищенные миллионы — редакторы на это клюнули.
— Бога ради, зачем? — воскликнул Стивенс. — Вы использовали иностранного гражданина для целей разведки Соединенных Штатов! Служащего правительственного аппарата нашего ближайшего союзника. Вы в своем уме? Вы только обострили ситуацию, вы пожертвовали этой женщиной?
— Ошибаетесь, — сказал Уэбб, — мы стараемся спасти ей жизнь. Мы обернули оружие Карлоса против него.
— Как?
Монах поднял руку:
— Прежде чем мы ответим, нам надо вернуться к другому вопросу. Поскольку ответ может показать вам, до какой степени следует ограничить выход информации. Только что я спрашивал майора, как человек Карлоса сумел найти Борна — найти карту, которая помогла установить, что Борн и есть Каин. Я думаю, что знаю, но хочу, чтобы вам это сказал он.
— Материалы «Медузы», — тихо и неохотно проговорил Уэбб.
— «Медузы»?.. — Выражение лица Стивенса говорило о том, что «Медуза» была предметом конфиденциальных брифингов в Белом доме. — Они похоронены.
— Вношу поправку, — вмешался Эббот. — Есть один оригинал и две копии, и они — в подвалах Пентагона, ЦРУ и Совета национальной безопасности. Доступ к ним ограничен группой избранных лиц, каждое из которых относится к самым высокопоставленным сотрудникам своего ведомства. Борн вышел из «Медузы». Сличение имен в списках «Медузы» с банковскими документами позволило установить его имя. Кто-то сообщил их Карлосу.
Стивенс воззрился на Монаха:
— Вы хотите сказать, что Карлос… связан… с подобными людьми? Это невероятное обвинение.
— Это единственно возможное объяснение, — сказал Уэбб.
— Но для чего Борн использовал свое собственное имя?
— Иначе нельзя, — пояснил Эббот, — это важнейшая часть его портрета. Имя должно было быть подлинным, все должно было быть подлинным. Все.