Вокруг началась паника. Мужчины и женщины кричали, родители бросались закрывать собой детей, другие бежали по лестнице в здание Лувра, тогда как охранники пытались прорваться наружу. Борн поднялся, ища взглядом д’Анжу. Тот укрылся за белой гранитной плитой и теперь выбирался из убежища. Джейсон бросился к нему сквозь безумствующую толпу, сунув пистолет за пояс, расталкивая людей, которые отделяли его от человека, знавшего ответ. «Тредстоун», «Тредстоун»!
— Вставай! — крикнул он, добежав. — Нужно уносить ноги!
— Дельта… Это человек Карлоса! Я его знаю, я с ним работал! Он хотел убить меня!
— Знаю. Давай! Быстро! Другие вернутся, они будут нас искать. Давай!
Боковым зрением Джейсон увидел черное пятно. Резко развернулся, инстинктивно толкнув д’Анжу к земле, — человек в черном, стоявший возле цепочки такси, четырежды выстрелил в них. Прыснули осколки гранита и мрамора. Это был он! Широкие, массивные плечи, узкая талия, подчеркнутая ладно сидящим черным костюмом… смуглое лицо, оттененное белым шелковым шарфом под черной шляпой. Карлос!
Настигни Карлоса! Захвати Карлоса! Каин вместо Чарли, а Дельта вместо Каина.
Ложь!
Найди «Тредстоун»! Найди послание! Найди Джейсона Борна!
Он сходил с ума! Смутные картины прошлого мешались с чудовищным настоящим, доводя его до безумия. Двери его сознания то открывались, то закрывались, то распахивались, то захлопывались, — только что все было залито светом, и вот опять тьма. Боль снова застучала в висках, оглушая громовыми раскатами. Он бросился за человеком в черном костюме, с лицом, полускрытым белым шарфом. Увидел глаза и дуло пистолета, три черных зева, нацеленные на него, как черные лазерные лучи. Бержерон?.. Был ли это Бержерон? Был ли? Может, цюрихский… или… Некогда!
Он упал, перекатился, увернувшись от выстрела. Пули защелкали по камню, звук рикошета сопровождал каждый выстрел. Джейсон подкатился под стоящую машину, между колес он увидел, как убегает человек в черном. Борн вылез из-под машины, поднялся на ноги и побежал к ступеням Лувра.
Что он наделал! Д’Анжу не было! Как это случилось? Ответная ловушка не сработала. Против него использовали его же замысел, и единственный человек, знавший ответ, исчез. Он следил за людьми Карлоса, а Карлос следил за ним! С самой Сент-Оноре. Все пропало, его охватило отвратительное чувство пустоты.
И тут он услышал голос позади автомобиля. Филипп д’Анжу осторожно выбирался из-за укрытия.
— Кажется, Тамкуан все еще рядом. Куда пойдем, Дельта? Здесь нельзя оставаться.
Они сидели в кабинетике переполненного людьми кафе на улице Пилон, маленькой улочке рядом с Монмартром. Д’Анжу потягивал двойное бренди и задумчиво говорил:
— Вернусь в Азию. В Сингапур, или Гонконг, или, может, на Сейшелы. Во Франции мне никогда не было особенно хорошо, сейчас здесь смертельно опасно.
— Может, не понадобится, — сказал Борн, глотая виски и чувствуя, как тепло разливается по телу, принося краткий покой. — Я говорил серьезно. Ты расскажешь мне то, что я хочу знать. А я раскрою… — он остановился, сомнения одолевали его, нет, все-таки скажет, — раскрою личность Карлоса.
— Меня это не интересует ни в малейшей степени, — ответил бывший медузовец, пристально глядя на Джейсона. — Я скажу тебе все, что смогу. Зачем мне скрывать? Естественно, я не пойду в полицию, но если я знаю что-то, что поможет тебе захватить Карлоса, моя жизнь станет безопаснее, не так ли? Сам я, однако, не хочу быть в это замешан.
— Тебе даже не интересно?
— Чисто теоретически — пожалуй, потому что выражение твоего лица обещает: я буду поражен. Задавай же свои вопросы, а потом поражай.
— Ты действительно будешь поражен.
Неожиданно д’Анжу тихо сказал:
— Бержерон?
Джейсон, не шевелясь, молча глядел на старого медузовца. Д’Анжу продолжал:
— Я много думал об этом. Когда мы с ним говорили, я смотрел и гадал. Однако всякий раз я отвечал себе: нет.
— Почему? — перебил Борн.
— Заметь, я не уверен, я просто чувствую: это не так. Возможно, потому, что я узнал о Карлосе от Рене Бержерона больше, чем от кого-либо. Он одержим Карлосом, он работает на него много лет, невероятно гордится его доверием. Но, пожалуй, он слишком много о нем говорит.
— Эго, прорывающееся сквозь другую личину?
— Может быть и так, наверное, но это не вяжется с колоссальными мерами предосторожности, которые принимает Карлос, с буквально непроницаемой стеной секретности, которой он себя окружил. Я не уверен, конечно, но сомневаюсь, что это Бержерон.
— Ты назвал имя, не я.
Д’Анжу улыбнулся.
— Тебе не о чем беспокоиться. Задавай свои вопросы.
— Я думал, это Бержерон. Жаль.
— Не жалей, потому что это все-таки может быть он. Я сказал: мне безразлично. Через несколько дней я буду в Азии зарабатывать франки, или доллары, или иены. Мы, медузовцы, всегда были изобретательны.
Непонятно почему, Джейсону представилось измученное лицо Андре Вийера. Он обещал старому солдату узнать все, что возможно. Другой возможности не представится.
— А какова роль жены Вийера?
Д’Анжу вскинул брови:
— Анжелика? Ах, ну да, ты же упоминал Парк Монсо. Как…
— Подробности сейчас не важны.
— Особенно для меня.
— Так что же? — настаивал Борн.
— Ты видел ее вблизи? Цвет кожи?
— Достаточно близко. Она загорелая. Очень высокая и очень загорелая.
— Она всегда такая. Ривьера, греческие острова, Коста-дел-Сол, Гштад, она всегда загорает.
— Ей очень идет.
— И очень удачно придумано. Скрывает, кто она на самом деле. Потому что у нее не бывает зимней или осенней бледности, потому что лицо, руки, длиннющие ноги ее никогда не блекнут. Чудесный цвет кожи всегда такой, потому что он вообще такой. С поездками в Сен-Тропез, Коста-Браво, на Альпы или без.
— Что ты хочешь сказать?
— Хотя потрясающая Анжелика Вийер считается парижанкой, это неверно. Она латиноамериканка, точнее, венесуэлка.
— Санчес, — прошептал Борн. — Ильич Рамирес Санчес.
— Да. Те очень немногие, кто говорит о таких вещах, утверждают, что она двоюродная сестра Карлоса и его любовница с четырнадцати лет. Ходят слухи — среди этих очень немногих, — что, кроме себя самого, она — единственный человек на земле, который ему не безразличен.
— А Вийер — пешка?
— Слово из «Медузы», Дельта? — Д’Анжу кивнул. — Да, Вийер — пешка. Блестящая идея, благодаря которой Карлос получил доступ в самые секретные подразделения французского правительства, включая досье на самого себя.
— Блестящая идея, — сказал Джейсон. — Потому что такое никому и в голову не придет.
— Совершенно верно.
Борн подался вперед, внезапно сменив тему.
— «Тредстоун», — сказал он, сжимая бокал обеими руками. — Расскажи мне о «Тредстоун-71».
— Что я могу рассказать тебе?
— Все, что им известно. Все, что Карлосу известно.
— Не думаю, что сумею. Я что-то слышу, соединяю воедино, но кроме того, что связано с «Медузой», я не гожусь в консультанты, тем более в доверенные.
Джейсон делал все, что мог, чтобы держать себя в руках, чтобы не спросить о «Медузе», о Дельте и Тамкуане, о вихрях в ночном небе, тьме и вспышках света, ослеплявших его всякий раз, когда он слышал эти слова. Нельзя; что-то придется принимать на веру. Главное — «Тредстоун». «Тредстоун-71».
— Что ты слышал? Что соединил воедино?
— То, что я слышал, и то, что соединял, не всегда совмещалось. Однако есть очевидные вещи.
— Например?
— Когда я увидел тебя, понял: Дельта заключил прибыльный контракт с американцами. Еще один прибыльный контракт, хотя иного рода.
— Поясни, пожалуйста.
— Одиннадцать лет назад поговаривали, что хладнокровному Дельте платили больше всех в «Медузе». Ты, безусловно, был самым способным из всех, кого я знал, и я заключил, что ты много запросил. За то, что ты делаешь сейчас, ты должен был запросить еще больше.