Крик писал:

“Привет, Прыщик Динни!

Угадай, какая новость! Я уже не в тюрьме, и у меня может появиться отличный шанс. Какой - скажу, когда будет точно известно.

Сегодня привез домой рождественскую елку. Она такая большая, что не помещалась в машину, а дома падала каждые десять минут, потому что подставка мала. Я привязал ее к шторам, так он а у пала вместе со шторами. Сейчас вот на полу валяется. Вокруг большая свалка. Сейчас начну все убирать.

Жалко, что тебя нет.

Твой брат - Большой Мачо,

Крик”.

В конверте тети Тилли лежала копия ее рождественского письма. В нем она отчитывалась о своей жизни на ферме по месяцам. Содержание письма было следующим:

“Январь:

Приготовила творожное желе с клубникой и подоила коров.

Февраль:

Приготовила творожное желе с персиками и подоила коров.

Март:

Приготовила творожное желе с яблоками и подоила коров.

Апрель:

Приготовила творожное желе с черникой и подоила коров…”

И так далее, до декабря. В конце была сделана такая приписка:

“Здравствуй, милая Динни!

Грейс дала мне копию своего рождественского письма, чтобы послать тебе, так как ей лень самой идти на почту и покупать там марки, но я тебе его не пошлю, потому что она круглый год ничего не делает, кроме своего тушеного мяса, и хоть она очень старается, Бог видит, что старается, все равно ее тушеное мясо даже не слишком хорошее.

Надеюсь, люди в Швейцарии празднуют Рождество, и ты тоже как следует повеселишься, хоть и не приедешь домой, что очень плохо.

Посылаю тебе сорок две бочки поцелуев от себя, твоей самой лучшей тети

Тилли”.

21. Libero

Автобус из Лугано пересек перевал Жюльер, а оттуда направился в Санкт-Мориц. Солнце, отражавшееся от вздымающихся по сторонам мчащегося автобуса трехметровых снежных вихрей, было таким ярким и пронзительным, что глазам больно. Так хотелось неотрывно смотреть на эти белые-белые горы и долины, но на глаза невольно наворачивались слезы и приходилось опускать взгляд на темный пол автобуса, чтобы зрение восстановилось.

Отель “Лаудинелла” располагался в низком месте долины Санкт-Мориц, между трассами для новичков и лыжников среднего уровня, к которым вела канатная дорога Signalbahn, и высокими склонами гор Корвилья и Пиц-Наир с установленным на них фуникулером. Низкие домики Санкт-Морица окружали замерзшее озеро, а за ними кольцом возвышались укутанные снегом горы.

Я с дядей Максом, тетей Сэнди и другими преподавателями приехала из Лугано на день раньше учеников. Мне давали разные поручения, и я помогала размещать школьный офис на первом этаже отеля “Лаудинелла”, проверять комнаты, чтобы убедиться в их готовности к приему двухсот подростков, которые как снег на голову вот-вот свалятся на гостиницу.

Дядя Макс и тетя Сэнди поднимались на трассы, чтобы встретиться со швейцарскими инструкторами и еще раз обсудить содержание горнолыжных уроков, которые начнутся на следующий день. На первом уроке учащиеся и преподаватели будут распределены в зависимости от навыков и способностей в смешанные (и ученики, и учителя) группы.

Вернувшись в отель, тетя Сэнди немедленно направилась в импровизированный школьный офис. На ней был красный лыжный костюм, лицо разрумянилось от холода и ветра.

- Динни! - воскликнула она. - Ты должна пойти туда со мной! Ты не поверишь! Оттуда все видно на многие километры вокруг. Там ты - на вершине мира! Здесь так замечательно!

Дядя Макс не разделял ее восторга. Он только что узнал от школьной медсестры, что во время прошлогоднего лыжного сезона двенадцать учеников получили травмы.

- Двенадцать? - переспросил дядя Макс. - Двенадцать?!

- Травмы не слишком серьезные, - поспешила успокоить его медсестра. - Некоторые ребята только большие пальцы сломали, знаете ли. Рано или поздно все падают на большие пальцы.

- А остальные? - осведомился дядя Макс.

- О, ничего особенного. Ноги, знаете ли. Пара рук. И только два действительно серьезных случая: множественные переломы - и ног, и рук. У них здесь есть хорошая больница. Они здесь уже привыкли к переломам.

- Ты сможешь расслабиться в такой обстановке, как маешь? - спросила тетя Сэнди дядю Макса.

Тот тяжело опустился на стул.

- Не знаю. Переместить целую школу в гостиницу? потом, только представь себе двести детей, несутся вниз с горы! С подобным я еще никогда не сталкивался…

Я не отходила от факсимильного аппарата. Из него непрерывно выползала и скручивалась в рулон полоса бумаги. Авиарейс из Токио задерживался на день. Нильс и Ханс застряли в аэропорту Амстердама. Фади заболел и приедет только через неделю. Потерявшиеся в пути чемоданы Педро нашлись и скоро будут доставлены.

- Есть что-нибудь от Лайлы? - спросила я школьную секретаршу.

- От Лайлы-Пистолета? - переспросила она. - Нет, от Лайлы-Пистолета ничего нет.

Наконец, первый автобус со школьниками подъехал к отелю “Лаудинелла”. Едва открылись его двери, послышался топот ног и громкие голоса ребят.

- Приготовься, - сказала тетя Сэнди дяде Максу, - они идут…

Сумки и лыжи выгрузили из автобуса в одну кучу. Ребята, толкая друг друга, разбирали свои вещи и с грохотом проходили внутрь, чтобы затем разойтись по отведенным для них комнатам.

- Привет, Динни! - выкрикнул Кейсуки.

За ним следовала Белен.

- Динни! Мы приехали!

В беспорядочной суете слышались возгласы:

- Густав! Сюда! Мы вместе с Марко и Файсалом!

- Сонал! Сонал! Ты со мной!

- Где Пауло? Ты не видел Пауло?

- Герардо! Иди сюда! Мы с Ёйчи и Тимом!

- Надя! Келли! Давайте с нами!

А вот и Гутри со своей широкой улыбкой на лице.

- Привет, Динни! - позвал он. - Ты не поможешь мне дотащить? Слушай, как здесь здорово-то! Как тебе здесь нравится? Я жду не дождусь попасть на гору! Вот будет классно! Увидишь, это будет такое самое лучшее время за всю жизнь! Привет, Кейсуки! Иди сюда! Ты со мной…

- Лайлу видел? - спросила я Гутри.

- Кого? Лайлу? Нет, не видел. Может быть, она на другом автобусе. Ого! Мы должны забраться на ту гору. Где твои лыжи?

- Я не умею кататься, - сказала я.

- Что? Ты никогда с горки не каталась? Не бойся, научишься! Мы с тобой поднимемся на самую верхушку, а потом - вж-жик! - вниз. Все равно, поехали с нами, побудешь, пока мы пару раз скатимся.

- Но…

- Знаешь, там, на полпути, есть кафешка, можешь посидеть в ней и понаблюдать.

- Может, мне лучше здесь побыть и подождать Лайлу?

Вмешался Кейсуки:

- Ну нет, ты идти на гору. Ты идти с нами.

Гутри сунул мне свою куртку.

- У тебя очки есть какие-нибудь? Солнце там очень яркое.

На улице стоял пронзительный холод, но все вокруг заливало ослепительное солнечное сияние, отражавшееся от ослепительно белого снега, и если постоянно двигаться и держаться лицом к солнцу, а еще натянуть вязаную шапочку на уши, а поднятый воротник плотно прижать к шее, то можно заставить себя почувствовать более или менее в тепле под всеми слоями одежды, в которую я была упакована. Гутри и Кейсуки шли впереди мимо домиков к подножию холма, где было видно, как Signalbahn возносил лыжников высоко в воздух либо плавно опускал вниз к посадочной платформе.

Было страшно даже подумать о том, что мне придется подниматься на гору на Signalbahn. Мне хотелось заставить свое воображение оцепенеть, загородиться от всего, чтобы не видеть мысленно себя, висящую высоко над заснеженными склонами в медленно ползущем все выше и выше вагончике канатной дороги.

Вместе с толпой лыжников Гутри, Кейсуки и я протиснулись внутрь вагончика, его двери закрылись, вагончик дернуло, что-то прошипело - ф-фш-ш-ш, и платформа ушла в сторону, а мы повисли в воздухе. Я отодвинулась подальше от окна, зарывшись в середину толпы, и не отрывала глаз от чужих ботинок внизу и лужиц растаявшего снега.